— Должно быть, у тебя иссякли темы для острот, — сказал Микаэл сердито.
— Отчего же? Сколько угодно!
— Тогда оставь меня в покое.
— Ваше сиятельство, поехали, — обратился Мовсес к князю Ниасамидзе, — наш приятель в плохом настроении. Микаэлу показалось, что Мовсес сделал насмешливый жест. Нервы его не могли перенести даже самой невинной шутки. Не выдержав, он презрительно бросил:
— Да, я в плохом настроении, но это не имеет отношения к порядочным людям.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросил Мовсес.
— А то, что за глаза ты про меня всякие гадости говоришь, издеваешься надо мной, как над трусом, и без зазрения совести являешься со своим сочувствием. Это непорядочно, дружок…
Замечание было справедливо. Мовсес почувствовал вину: ведь сострил же он однажды насчет приятеля, да еще при Суляне, имевшем неосторожность сообщить об этом Микаэлу. Тем не менее он попытался отразить удар:
— Не будем лучше говорить о порядочности, это завело бы нас далеко, и почем знать, какие дела там обнаружатся. Я предпочитаю молчать.
— Нет, уж лучше говори, — подчеркнул Микаэл с раздражением. — Хоть раз поговорим искренне.
— Искренне? Нет, друг мой, искренность — вещь залежалая, а я гнилого товара не покупаю. Не хочется просто мараться. Попробуй, хоть на минуту быть искренним — и увидишь, какие гнилые рыбы всплывут.
Намек был ясен. Микаэлу стало не по себе. -
— Ваше сиятельство, — с едкой иронией обратился он к князю Ниасамидзе, — чтобы положить конец неприятному разговору, не могли бы вы рассказать что-нибудь из жизни тифлисского английского клуба?
Мовсес вздрогнул. Рассказывали, будто в английском клубе за картами он когда-то был уличен в легком шулерстве и вежливо выведен.
— Тем для разговоров у нас и в Баку хоть отбавляй, — заметил Мовсес, сильно задетый. — Думаю, что незачем за ними ездить в Тифлис.
— Например? — спросил Микаэл, покусывая губы.
— Например, разве не могут служить предметом разговора хотя бы женщины с усиками или же грубые лавочники, при помощи бандитов разыгрывающие роль Отелло?
Все молча переглянулись, потом посмотрели на Микаэла. Замечание было в высшей степени дерзким и язвительным. Ждали еще более оскорбительного ответа Микаэла. Кязим-бек от удовольствия покручивал усы, предчувствуя, что разгорится ссора и потребуется его вмешательство. Князь Ниасамидзе делал знаки Мовсесу, чтобы тот замолчал. А Папаша, точно баран, изнуренный жарой, то и дело мотал головой. Он был бы рад улизнуть, не желая присутствовать при неприятной ссоре: ну и народ же эта «молодежь» — обижается на всякий пустяк!..
Микаэл, дрожа, с минуту смотрел в лицо противнику, потом его гнев распространился на всех.
— Чего вы от меня хотите? — крикнул он, не помня себя. — Зачем вы пришли? Кто вас просил? Ступайте, надоела мне ваша дружба, уходите!.. Вы мне больше не товарищи!..
Этот неожиданный взрыв изумил всех: обидел один, а досталось всем.
— Легче, легче, мы-то чем виноваты? — заметил Кязим-бек с иронией.
— Все вы стоите друг друга, все!..
— Молодец, нравится мне твоя откровенность, клянусь жизнью, — ты прав!
— Конечно… гм… он прав… — Папаша пытался свести ссору к шутке. — А то мы… гм… люди… что ли…
— Господа, — вмешался Мелкон, — я понимаю, отчего наскучила наша дружба Алимяну. Я тут, кроме черной нефти, чувствую, так сказать, чудесный аромат фиалки, ее свежесть, невинность. Гм, Сулян, чего ты озираешься? Думаю, что ты раньше всех постиг суть дела. Помнишь, что говорил?
Инженер очутился в затруднительном положении. Дело в том, что, удовлетворяя любопытство богатых молодых людей, угождая им, а главное — чтобы насолить Давиду Заргаряну, он позволял себе кое- какие намеки относительно Шушаник.
Неосторожные слова Мелкона напугали Суляна. В смущении он посмотрел на исказившееся лицо Микаэла и, чтобы положить конец разговору, сказал:
— Чем бы вас попотчевать, господа?
— Хватит и того, чем тут нас угостили! Пошли! — обратился Кязим-бек к друзьям.
— Ну да ладно…гм… обижаться нечего… гм… Микаэл, дорогой, как встанешь… гм… зайди ко мне… гм… — произнес Папаша, все еще не придавая ссоре серьезного значения.
Все вышли. Кязим-бек затянул:
Был муж с рогами,
Побил он молодца…
Микаэл в бешенстве вскочил. Но было уже поздно. Голос Кязим-бека замирал вдали.
— Негодяи! — крикнул Микаэл так, что все услышали…
6
Наконец, полиция известила, что Аршака отыскали в Тифлисе и скоро передадут семье. Беглец был пойман в ту минуту, когда под руку с какой-то женщиной входил в театр. Неизвестная успела скрыться, а Аршака на другой день отправили в Баку.
Юношу доставили домой в экипаже двое полицейских. От долгой бессонницы веки его распухли, лицо осунулось. Он походил на бездомного бродягу.
Вдова Воскехат с рыданием кинулась к сыну и прижала его к груди. Укоряла она его лишь за то, что он не предупредил ее об отъезде. В ее нескончаемых поцелуях вылилась вся материнская тоска. В ее ласках Аршак почувствовал опору против старшего брата. Потому-то не выказал страха, когда Смбат почти насильно втолкнул его в кабинет.
Старший брат требовал от младшего полного признания, но тот упрямо отвечал, что не обязан никому отчетом: он человек правоспособный и самостоятельный.
— Отвяжись от меня, я тебе не раб! — кричал Аршак, пытаясь вырваться.
— Ты отсюда не выйдешь, пока не признаешься.
Глаза Аршака засверкали, кулаки сжались.
— Пусти, говорю, пусти! — кричал он, топая ногами.
— Если не признаешься, я заявлю в полицию о краже тебя, посадят в тюрьму и сошлют..
Угроза подействовала. Аршак струсил и признался в краже со взломом. Но это, конечно, не воровство. Нужны были деньги, и он «взял», взял не чужие, а отцовские.
От трех тысяч у него осталось около двухсот рублей. Смбата занимали не деньги, а сама кража. Ему было важно знать, кто подбил брата на воровство и куда пошли деньги. Однако юноша упрямился.
— С тобой была женщина, — настаивал Смбат.
— Нет, нет, нет! — повторял Аршак.
— Она арестована и сидит в тюрьме.
Аршак вздрогнул. Опухшие веки приподнялись, ноздри задрожали. Он часто дышал.
— Что ты сказал? — крикнул Аршак. — Зинаида в тюрьме? Моя Зина? Это невозможно!..
— Да, твоя Зина, это нежное и прелестное создание, в тюрьме с ворами и убийцами.
— Безбожники! Она ни в чем не виновата, это я, я стащил деньги и растратил. Деньги при ней — ее собственные, она их от отца получила… Я ничего ей не давал, да, не давал! Она и сама богата…
Аршак выдал себя с головой.
— Кто же эта Зина, откуда она взялась, что за фрукт?
— Не фрукт, сударь, она моя невеста. Пойми, невеста!
