соседней комнате, что беседа на щекотливую тему окончена.
Епископ получил плату «за допущение к его руке» и отбыл с той же торжественностью, с какой прибыл.
Вдова плакала, Срафион Гаспарыч ее утешал.
Четверть часа спустя Смбат снова прошел в отцовский кабинет. Хотя он и был огорчен, но все же чувствовал в душе облегчение. Первая буря, ожидаемая им ежеминутно после похорон отца, оказалась не столь уж сильной. Смбат сумел противодействовать матери. Теперь ему уже не трудно будет намекнуть на близкий приезд из Москвы жены и детей. Вдова, разумеется, вознегодует, заплачет, будет упрашивать, но это не беда, мало-помалу свыкнется с мыслью о неизбежной встрече с невесткой. Ну, а дальше? Неужели вопрос решен? О нет, нет, не в этом суть: примирится ли он сам, Смбат, со своим положением, если даже предаст забвению отцовское проклятие?
Он не мог более заниматься делом, начал собирать бумаги. Вошел слуга и доложил, что уста Барсег хочет видеть хозяина.
— Кто такой Барсег? — Один из ваших арендаторов. — Пусть войдет.
Посетитель оказался тем самым рыжеволосым человеком, который на поминках подошел к «адвокату» Мухану и попросил его зайти к нему вечером. Он остановился у дверей, сложил руки на груди и отвесил низкий поклон, затем, воровато озираясь, подошел к Смбату и с льстивой улыбкой протянул ему руку. С первого же взгляда вид и ухватки этого человека произвели на Смбата отталкивающее впечатление. — Что вам угодно?
— Доброго здоровья вашей милости, Смбат-бек, — раздался в ответ глухой голос уста Барсега. — У вас дело ко мне? — Маленький счетец, Смбат-бек. — Присядьте.
Гость поклонился, но не сел.
— Ваша милость, как вижу, изволили забыть меня, — заторопился он, устремив стеклянные глаза на хозяина. — Оно, конечно, дорогой ага, столько лет прошло… Только мы вашу милость помним. Во какой был ты, — продолжал гость, держа руку на аршин от полу, — маленький-маленький. А потом подрос еще малость и уехал в Москву. Сохрани тебя господь, теперь ты уже мужчина, да еще какой!.. Как поживаешь, дорогой ага?
— Спасибо. Вы сказали, что у вас есть счет, что это за счет?
Барсег сделал вид, будто не расслышал, и продолжал по-прежнему:
— Бывало, приходил ты ко мне в лавку и бубенчики спрашивал — кошке на шею. Вот под этой самой комнатой наша лавка, миленький, топнешь — и прямо в голове слуги твоего отзовется.
— Вспоминаю, вспоминаю, — нетерпеливо прервал его Смбат, — вы — уста[3] Барсег, серебряных дел мастер… Скажите, что у вас за счет, уста Барсег?
— Пришел ты как-то ко мне: «Сделай удочку, уста Барсег, рыбу ловить». — «Со всем нашим удовольствием, говорю, сделаю, голубчик ты мой». Засел я, провозился целый день, смастерил хороший серебряный крючок и подарил тебе. Ну и обрадовался же ты, миленький…
— Уста-Барсег, вы про какой-то счет говорили…
— На другой день ты прибежал опять: уста Барсег, говорят, мол, серебро фальшивое. Уж и не знаю, кому это нужно было сказать, что уста Барсег фальшивое серебро за настоящее выдает… Помнишь?
— Что у вас за счет, уста Барсег? — воскликнул Смбат раздраженно.
— Счетец? — небрежно переспросил гость. — Да, заговорился и забыл о нем. Счетец, Смбат-бек, на имя Микаэла Маркича… Счетец, голубчик ты мой, маленький, очень маленький… Но Микаэл Маркич все тянет… Вот уже три дня просим-молим… не оплачивает…
— Не оплачивает? Значит, он вам должен?
— Именно должен, голубчик ты мой. Ежели не отдаст, конечно, помолчим, но ведь он должен по векселю…
— По векселю?
— Чисто… На предъявителя!
— Сумма?
— Для вашей милости — сущие пустяки, цена костюмчика, вечерок в компании. Для нас же, голышей, целая казна, Царство, сад Гарун аль Рашида, ха-ха-ха!..
Смех этот был до того сух и неприятен, что Смбат почувствовал невольное омерзение. Однако он уже был заинтригован словами посетителя.
— А ну-ка, покажите вексель, — протянул Смбат руку.
Барсег, озираясь, вытащил из бокового кармана истертый бумажник. Из пачки каких-то бумаг осторожно извлек вексель, развернул и, держа крепко за уголки, поднес к глазам Смбата.
— Да, это подпись Микаэла, — подтвердил Смбат. — Вы не бойтесь, я не отниму, хочу только взглянуть на какую сумму.
Смбат изумился. Вексель был на семь тысяч рублей, — сумма, несомненно, превосходившая все состояние заимодавца.
— Уста Барсег, вы и теперь занимаетесь вашим ремеслом?
— Да, голубчик мой, как был ремесленником, так ремесленником и остался: постукиваем молоточком, — семью содержим, пятеро детей… Вот уже года два как шкафчик завели, разложили в нем кое-что из золота и серебра и тешимся, будто и мы чем-то торгуем…
— А может быть, Микаэл у вас золотые вещи брал?
— Нет, жизнью твоей клянусь, наличными. Клянусь драгоценной жизнью твоей, у детей изо рта вырывал — ему давал…
— Уста Барсег, вы ему ровно семь тысяч дали или меньше? — спросил Смбат, бросив проницательный взгляд на посетителя.
Уста Барсег смутился, но лишь на мгновенье. Тотчас овладев собой, он ответил улыбаясь:
— Конечно, голубчик ты мой, дал я немного меньше, но вся-то сумма семь тысяч серебром.
— Я вас прошу сказать, сколько вы дали наличными деньгами? Ведь вексель содержит и проценты?
— Проценты, понятное дело, а то как же без процентов… Но долг Микаэла Маркича — ровно семь тысяч рублей.
— Когда истекает срок?
— Срок? Да сегодня. Уже шестнадцать дней прошло, как помер Маркос-ага, царство ему небесное! Клянусь твоей жизнью, мы денно и нощно за него молились. Но что же поделаешь, — ни нам от смерти не уйти, ни смерть нас не забудет. Видно, так богу было угодно…
— Что вы хотите сказать, уста Барсег? Не пойму я вас.
Ясно как день, Микаэл-ага обещал уплатить спустя несколько дней поселе смерти отца.
Смбат вздрогнул. Он понял чудовищный поступок брата, делавшего ставку на смерть отца. Несомненно, этот Барсег, кровопийца-ростовщик, воспользовался стесненным положением расточительного молодого человека и ссудил деньги под чудовищные проценты, с обязательством уплаты тотчас после смерти старика. Но кто из них омерзительней — должник или кредитор?
— Ладно, — сказал Смбат, — повремените до завтра, я переговорю с братом, и после увидимся.
— Нет, нет, молю тебя! Микаэл Маркич не должен знать, что мы приходили к вашей милости. Упаси господи! Буйный он человек, убьет меня и пустит по миру моих детей…
— Ступайте! Приходите завтра — получите деньги.
— Да, голубчик ты мой, завтра покончим. Пятеро детей, старуха мать, сестры, братья, племянницы, племянники — целая орава у меня. По судам бегать неохота. Лучше по-хорошему, сам Христос так велел. Дай бог царство небесное Маркосу-аге, отменный был человек, очень нас любил, каждый день заходил ко мне в лавку. Мы тоже к услугам вашей милости под сенью вашей и живем. Прости за беспокойство, не сердись, голубчик, уходим без разговора, завтра явимся, просим прощенья…
И уста Барсег, пятясь к двери и отвешивая низкие поклоны, выкатился из комнаты.
В тот же вечер между Смбатом и Микаэлом произошло первое столкновение. Микаэл без стеснения сознался, что занял у Барсега всего одну тысячу, выдал же вексель на семь. Ничего другого не оставалось — нужны были деньги. Он поступил так же, как поступали многие дети скупых родителей. Не мог же он морить себя голодом, будучи сыном миллионера, когда его друзья тратили тысячи, десятки тысяч. А сейчас,
