мог его зачитать. В час ночи сквозь наушники слышу на нашей трансатлантической линии «обратной связи» спокойный голос Боба Траута, объявляющего радиопередачу из нью-йоркской студии. Думаю, наша часть прошла успешно. Особенно хороши были Эдгар и Эд. Рыжеволосая Эллен Уилкинсон приехала вовремя. После окончания программы из Нью-Йорка сообщили, что это был успех.
В официальных сообщениях говорится, что сегодня днем Гитлер с триумфом вошел в Вену. Никто не стрелял. Чемберлен только что выступил в парламенте. Он не собирается ничего делать. «Реальность такова, — говорит ОН; _ что остановить то, что произошло, можно было только в том случае, если бы эта страна и другие страны были готовы к применению силы». Войны там не будет. Британия и Франция отступили еще на шаг перед растущей нацистской мощью.
Позднее. В сообщении Элбэна Росса из берлинской редакции нью-йоркской «Times» во время нашей ночной сводки новостей был любопытный штрих. Он сказал, что берлинцы восприняли аншлюс с «невозмутимым спокойствием».
Гитлер, выступая сегодня с балкона Хофбурга, дворца когда-то могущественных Габсбургов, объявил о включении Австрии в состав Германского рейха. Итак, нарушено еще одно обещание. Он не мог даже подождать результатов плебисцита, назначенного на 10 апреля. Утром я беседовал по телефону с Уинстоном Черчиллем. Тот согласен на пятнадцатиминутное выступление по радио, но просит за это пятьсот долларов.
Эд звонил из Вены. Сказал, что мэр Эмиль Фей покончил с собой, после того как выстрелил в свою жену и девятнадцатилетнего сына. Он был несчастным человеком. Наверняка он боялся, что нацисты убьют его за то, что он дважды обманул их в 1934-м, когда был застрелен Дольфус. Послезавтра я возвращаюсь в Вену. Кризис миновал. Поэтому надеюсь, мы что-нибудь придумаем с этими сводками новостей для радио.
Прошлым вечером Эд встречал меня в аэропорту Асперн. Когда мы подъехали в темноте к моему дому на Плесльгассе, перед дверью стояли эсэсовские охранники в стальных касках и со штыками. Бросив взгляд вдоль улицы, понял, что они охраняют все двери, особенно у соседнего дворца Ротшильда. Мы с Эдом направились к нашему дому, но охранники прогнали нас штыками.
«Я здесь живу», — сказал я, неожиданно выйдя из себя.
«Не имеет значения. Вы не можете войти», — парировал один из охранников.
«Я же сказал, я здесь живу».
«Сожалею. Строгий приказ. Никому не входить и не выходить». Это был вежливый австрийский парень, его выдавал акцент, и моя злость улеглась.
«Где я могу найти вашего командира?» — спросил я.
«Во дворце Ротшильда».
Он приставил к нам высокого эсэсовца, который препроводил нас в примыкающий к нашему зданию дом садовника при дворце, где Ротшильд действительно провел прошлое лето. Когда мы туда вошли, то буквально столкнулись с несколькими офицерами СС, которые вывозили на тележке с цокольного этажа серебро и прочую добычу. Один держал под мышкой картину в золоченой раме. Другой оказался командиром. Руки его были заняты серебряными вилками и ножами, но он не смутился. Я объяснил, чем я занимаюсь и какой мы национальности. Он фыркнул и велел охраннику проводить нас до моих дверей.
«Но вам придется задержаться там на некоторое время», — засмеялся он.
Мы пробыли в доме, пока не стемнело. Потом захотелось выбраться в город. Спустившись незаметно по лестнице, мы дождались, когда наши стражники отошли на несколько шагов от двери, и на цыпочках проскользнули в темноту. Нашли тихий бар недалеко от Кернтнерштрассе, где можно было поговорить. Эд слегка нервничал.
«Пойдем в другое место», — предложил он.
«Почему?»
«Я был здесь вчера ночью примерно в это же время, — сказал он. — У стойки стоял парень, похожий на еврея. Через некоторое время он вытащил из кармана старомодную бритву и перерезал себе горло».
Тэсс чувствует себя неважно. По-прежнему есть опасность тромбов. Да и нервы уж точно не успокоились от всего пережитого, к тому же утомителен не прекращавшийся весь день гул геринговских бомбардировщиков. Утром Эд летит обратно в Лондон.
Эфир был сегодня утром. Я рассказывал, как за одну неделю Вена стала полностью нацистской, — это ужасно. Одна американская радиосеть целую неделю твердила, что сообщения ее корреспондента отсюда не подвергаются цензуре. Но когда он приехал в студию, чтобы выйти в эфир после меня, нацисты потребовали от него текст, так же как и от меня, и подвергли его тщательной проверке.
Состояние Тэсс все еще критическое. Да и атмосфера в больнице не способствует выздоровлению. Во-первых, говорит Тэсс, там находится одна дама-еврейка, зять которой совершил самоубийство в день, когда Гитлер вошел в город. Всю первую ночь она кричала. Сегодня она покинула больницу в черной траурной одежде и в вуали, крепко прижимая к груди ребенка. Была еще одна еврейская леди. В ее семье никого не убили, но люди из СА, захватив фирму ее мужа, пришли и ограбили их дом. Она боится, что ее мужа убьют или арестуют, и всю ночь плачет.
На улицах сегодня группы евреев, стоя на четвереньках, в окружении глумящихся над ними штурмовиков и насмехающейся толпы, счищают эмблемы Шушнига с тротуаров. Многие евреи кончают жизнь самоубийством. Всякого рода сообщения о садизме нацистов, притом от австрийцев, меня удивляют. Еврейских мужчин и женщин заставляли чистить отхожие места в казармах. Сотнями их просто хватали на улицах и отправляли мыть туалеты нацистским парням. Этой участи избегали счастливчики, которые мыли машины — тысячи автомобилей, украденных у евреев и «врагов» режима. Жена одного дипломата, еврейка, сказала мне сегодня, что не решается выйти на улицу из страха, что ее схватят и отправят на «очистительные работы».
Ходили с Джилли посмотреть синагогу на Зайтенштатенгассе, которая служила также штаб-квартирой общества еврейской культуры. Нам рассказали, что евреев заставили вымыть все туалеты святыми молитвенными лентами. Но эсэсовские охранники не впустили нас. Мы смогли заметить, что внутри синагоги сидели развалясь и покуривая эсэсовцы. По дороге в маленький итальянский ресторан за кафедральным собором, где мы собирались позавтракать, у Джилли была стычка с несколькими штурмовиками, которые приняли его за еврея, хотя он чистейший шотландец. Ужасно раздраженные, мы приходили в чувство в «Кьянти». Ник и Агнес сейчас здесь, хотя Ник вскоре уезжает, так как его отстраняют от работы в Германии, и, видимо, здесь он бывать не будет. Гасс пытается здесь вызволить из тюрьмы нашего коллегу Альфреда Тирнауэра. Его жена была просто в отчаянии, когда я разговаривал с ней по телефону. Фоудоры уехали в Братиславу, по инициативе Джона Виллея, который отправил их туда на машине консульства. Шушниг под арестом, и ходят слухи, что нацисты пытают его, не выключая радио в его комнате ни ночью, ни днем.
Тэсс с ребенком наконец выписали из больницы. Утром я нес ее от машины и по лестнице на руках, так придется делать какое-то время, пока она не может ходить. Но самое худшее позади.
