согласен на вечный мир, то требовать уступки Гомеля, Полоцка и Витебска. Полоцка и Витебска требовать для того, чтобы «вечный мир» не состоялся, потому что если послы согласятся уступить Гомель, Смоленск, Себеж и Заволочье, то от «вечного мира» тогда отговориться будет сложно.
При подписании соглашения о новом продлении перемирия встретились затруднения с титулом Ивана, который сам себя объявил царем. Литовские послы были возмущены и говорили, что прежде этого не бывало. Бояре ответили, что прежде не бывало потому, что Иван на царство еще не венчался, а теперь венчался по примеру Владимира Мономаха. Но это послов не убедило, они отказались подписывать грамоту и собрались покинуть Москву. Иван с боярами долго обсуждал, можно ли подписать грамоту без царского титула. Бояре говорили, что теперь при угрозе еще двух неприятелей — крымских и казанских татар — можно обойтись и без царского титула, но Иван решил: «Написать полный титул в своей грамоте, потому что эта грамота будет у короля за его печатью. А в другой грамоте, которая будет писаться от имени короля и останется у государя в Москве, написать титул по старине, без царского имени. Надобно так сделать потому, что теперь крымский царь в большой недружбе и казанский также: если с королем разорвать из-за одного слова в титуле, то против троих недругов стоять будет истомно, и если кровь христианская прольется за одно имя, а не за землю, то не было бы греха перед богом. А начнет бог миловать, с крымским дело поделается и с Казанью государь переведется, то вперед за царский титул крепко стоять и без него с королем дела никакого не делать».
Послы — витебский воевода Станислав Кишка и маршалок Ян Камаевский — потребовали дать им грамоту о царском поставлении, каким образом государь на царство венчался и откуда его предки взяли царское имя. Царь, переговорив с боярами, решил такой грамоты послам не давать, потому что они составят на нее свои ответы и тогда «в речах будет говорить о том тяжело».
Послы уже распростились и сели в сани, но тут их вернули и позволили им написать грамоту от королевского имени без царского титула.
Для взятия присяги с короля о соблюдении перемирия в Литву отправился боярин-окольничий Михаил Яковлевич Морозов. В его миссию также входило добиться от короля признания царского титула Ивана, полученного им от предков, а именно от великого князя Киевского Владимира Мономаха. Король велел ответить Морозову, что прежде ни Иван, ни отец его, ни дед этого титула не употребляли, а что касается Владимира Мономаха, то, во-первых, это дела давние, а во-вторых, киевский престол сейчас находится в руках короля, и тогда уж король, а не великий князь Московский имеет право называться царем Киевским. Но так как титул этот ни славы, ни выгоды королю не обещает, то он его и не употребляет, тем более что все христианские государи называют царем только римско-германского императора. Если же король и великий князь Московский называют царями крымского хана и других татарских и поганских господарей, то это ведется из старины, давно их на славянских языках стали так называть, а сами себя они так не величают.
Спор о царском титуле привел к тому, что король не называл Ивана царем в своих грамотах, за что Иван в ответных грамотах не называл Сигизмунда II Августа королем. Гонцы не брали таких грамот и уезжали с пустыми руками.
При Иване IV, видимо, впервые возник и «еврейский вопрос». СМ. Соловьев писал: «В 1550 г. приезжал в Москву посол Станислав Едровский, через которого король велел сказать Иоанну: „Докучают нам подданные наши, жиды, купцы государя нашего, что прежде изначала при предках твоих вольно было всем купцам нашим, христианам и жидам, в Москву и по всей земле твоей с товарами ходить и торговать. А теперь ты жидам не позволяешь с товарами в государство свое въезжать“. Иоанн отвечал: „Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов, как они наших людей от христианства отводили, отравные зелья к нам привозили и пакости многие нашим людям делали. Так тебе бы, брату нашему, не годилось и писать об них много, слыша их такие злые дела“. Еще при жизни Сигизмунда Старого жиды брестские были выгнаны из Москвы и товары их сожжены за то, что они привозили продавать
12 сентября 1552 г. в Москве было подписано перемирие на два года, со вступлением в силу с 25 марта 1554 г., а 7 февраля 1556 г. подписали очередное соглашение, по которому перемирие продлевалось с 25 марта 1556 г. еще сроком на семь лет. При этом вопрос о титуле Ивана IV так и не был решен. Русским дипломатам не помогли и ссылки на прародителя Ивана, римского императора Августа, и то, что «Казанского и Астраханского государств титулы царские бог на нас положил».
Прежде чем перейти к Ливонской войне, следует сказать несколько слов о событиях, происшедших в Литве и Польше в правление Сигизмунда II и имевших важное значение для дальнейших отношений этих стран с Москвой.
В январе 1569 г. польский король Сигизмунд II Август созвал в городе Люблине польско-литовский сейм для принятия новой унии. В ходе дебатов противники слияния с Польшей, литовский протестант князь Кшиштоф Радзивилл[58] и православный русский князь Константин Острожский, со своими сторонниками покинули сейм. Однако поляки, поддерживаемые мелкой литовской шляхтой, пригрозили ушедшим конфискацией их земель. В конце концов «диссиденты» вернулись. 1 июля 1569 г. была подписана Люблинская уния. Согласно акту Люблинской унии, Польское королевство и Великое княжество Литовское объединялись в единое государство — Речь Посполитую (республику) с выборным королем во главе, единым сеймом и сенатом. Отныне заключение договоров с иноземными государствами и дипломатические отношения с ними осуществлялись от имени Речи Посполитой, на всей ее территории вводилась единая денежная система, ликвидировались таможенные границы между Польшей и Литвой. Польская шляхта получила право владеть имениями в Великом княжестве Литовском, а литовская — в Польском королевстве. Вместе с тем Литва сохраняла определенную автономию: свое право и суд, администрацию, войско, казну, официальный русский язык.
Согласно Люблинской унии, вся Малороссия отошла к Польше. Фактически Люблинскую унию можно считать началом поглощения Малой и Белой Руси.
Огромную роль в истории Польши, Литвы и русских земель, входивших в их состав, сыграла Реформация. В начале XVI в. северные и западные соседи Польши — Пруссия, Ливония и Швеция — приняли протестантизм.
Польский король Сигизмунд I (г. пр. 1507–1548) вяло боролся с протестантами, но следующий король, Сигизмунд II Август (г. пр. 1548–1572), мало уделял внимания государственным делам, предпочитая им многочисленных любовниц и колдуний. Сигизмунд II почти безразлично относился к вопросам веры. Тем временем протестантизм[59] широко распространился среди польской и особенно литовской шляхты. Так, виленский воевода[60] и канцлер литовский Миколай Черный Радзивилл[61] стал ревностным протестантом и делал все возможное для распространения нового учения в Литве. Он ввел его в свои обширные вотчины и поместья, вызвал из Польши самых знаменитых протестантских проповедников и принимал под покровительство всех отступивших от католицизма. Радзивилл простых людей привлекал угощениями и подарками, а шляхту — почти королевскими милостями, и таким образом почти все высшее сословие приняло протестантизм. С неменьшим успехом новая вера распространялась и в городах, и только сельское население в большинстве своем оставалось в прежней вере, особенно в русских православных областях.
В конце концов Радзивилл решил перетянуть на свою сторону самого короля. Он уговорил Сигизмунда поехать на богослужение в Вильно в протестантскую церковь, построенную напротив католической церкви Святого Иоанна. Однако, как уже неоднократно бывало, случайность изменила историю Польши. Узнав, что Сигизмунд поедет в протестантскую церковь, доминиканец Киприан, епископ литопенский, вышел ему навстречу, схватил за узду лошадь и сказал: «Предки вашего величества ездили на молитву не этою дорогою, а тою». Сигизмунд растерялся и был вынужден последовать за Киприаном в католическую церковь.
В 1565 г. Миколай Черный Радзивилл скончался. Во главе протестантского движения стал его двоюродный брат Миколай Рыжий Радзивилл.[62] Однако у Рыжего не было ни ума, ни воли, ни авторитета брата.
1565 г. можно считать переломным в борьбе протестантизма с католичеством в Речи Посполитой. Подробный анализ причин поражения протестантизма не входит в мою задачу; скажу лишь, что тут сыграла свою роль неоднородность протестантского движения. Чего стоили, например, конфликты лютеран с арианами. Главной же причиной успеха католицизма стала идеологическая агрессия Рима, в которой особую роль играли иезуиты. Термин «агрессия» не преувеличение, пришельцы внушали населению, и особенно шляхте, лютую ненависть к протестантам и православным, зачастую призывая к прямой физической расправе.
Польские историки всех времен, да и наши советские, а теперь и «демократические», любят сокрушаться о разделах Польши. Кто насчитывает три, кто — пять разделов, но при этом все поминают Фридриха Великого, Екатерину Великую и даже Молотова с Риббентропом. На самом деле вбила клин и вызвала вековую ненависть между славянскими народами агрессия католицизма.
Агрессия Рима сильно повлияла и на события Смутного времени в России. Именно она превратила гражданскую войну в религиозную и сделала поляков и русских непримиримыми врагами. Не русские и германские правители, а именно католицизм стал могильщиком Польского государства. Не было бы Хмельницкого, Екатерины и Фридриха, нашлись бы иные деятели, сделавшие бы то же самое, быть может только с большими жертвами.
Сейчас мало кто знает, что первая попытка привести Киевские земли под руку московского царя была сделала еще за сто лет до Хмельницкого каневским старостой (владетелем города) Дмитрием Ивановичем Вишневецким. Род православных князей Вишневецких происходил от князя Северского Дмитрия Корибута, сына великого князя Литовского Ольгерда, участника битвы на Куликовом поле.
Начало 50-х гг. XVI в. отмечено ежегодными походами крымских орд как на Литву, так и на Московское государство. Татары доходили до Тулы и Рязани. В марте 1556 г. царь Иван Грозный, не дожидаясь очередного вторжения татар, послал дьяка Ржевского провести разведку боем в тылу противника. Ржевский на чайках (малых гребных судах) спустился по реке Псёл (правый приток Днепра) и вышел в Днепр. Черкасский и каневский староста Дмитрий Вишневецкий послал на помощь Ржевскому 300 казаков под начальством черкасских атаманов Млынского и Есковича. Дьяк Ржевский доплыл до турецкой крепости Очаков в устье Днепра и штурмом овладел ею. На обратном пути у порогов Днепра татарский царевич нагнал войско Ржевского, но после шестидневного боя дьяку удалось обмануть татар и благополучно вернуться в Москву.
Летом 1556 г. Вишневецкий построил мощную крепость на острове Хортица — там, где впоследствии была знаменитая Запорожская Сечь. Крепость на острове находилась вне территории Польско-Литовского государства и была хорошей базой для борьбы с татарами. Отряды Вишневецкого, преследуя татар, доходили до Перекопа и Очакова.
В сентябре 1556 г. Дмитрий Вишневецкий отправил в Москву атамана Михаила Есковича с грамотой, где он бил челом и просил, чтобы «его Государь пожаловал и велел себе служить».
Предложение Вишневецкого открывало широкие перспективы перед Иваном IV — ведь в подданство Вишневецкий просился не один: владея всеми землями от Киева до Дикой степи, в поход на татар он мог поднять тысячи казаков, в его распоряжении находилось несколько десятков пушек. Разумеется, польский король не остался бы равнодушен к потере южного Приднепровья. Но нет худа без добра. Походы польских войск традиционно сопровождались насилиями и грабежами, что неизбежно вызвало бы восстание и на остальной территории Малой России.
В 1556 г. Малороссия могла сама, как спелое яблоко, упасть в руки царя Ивана. Но, увы, у него были иные планы. Через два года началась Ливонская война, и царь думал только о ней. Прорубить окно в Европу было для России жизненно необходимо, но для этого нужны были более мощная армия и более сильная экономика; двадцать лет тяжелой Северной войны; постройка Петербурга; заселение новых земель; создание мощного флота и, наконец, гений Петра
