материальные ресурсы. Такова была цена за преступный, бессмысленный мятеж, поднятый кучкой авантюристов, сумевших демагогией и ложью увлечь за собой усталых и полуголодных матросов и солдат. Жестокая цена…
Советские войска захватили в плен 2444 мятежника, в том числе трех членов «ревкома» – Валька, Перепелкина, Павлова. Некоторые из активных руководителей мятежа, преимущественно бывшие офицеры, уже через несколько дней были непосредственно в Кронштадте преданы суду военного трибунала и по его приговору расстреляны. Это была суровая, но справедливая кара, предупреждение всем, кто попытается поколебать устои государства, власть в котором принадлежит рабочим и крестьянам».[172]
А вот пример антисоветской пропаганды: «Кронштадтские моряки, солдаты гарнизона, тамошние рабочие, все граждане несчастного города-крепости совершили совокупный подвиг для своей страны. Именно их выступление положило конец „военному коммунизму“, который был самым свирепым „коммунизмом“ среди всех последующих во всех концах планеты. Да, наделали мятежники ошибок, были половинчаты и нерешительны, не смогли выдвинуть из своей среды сильных руководителей, – так, но значение их трагического выступления исключительно велико. В 1929-м, во время второй вспышки „военного коммунизма“, своего „Кронштадта“, к сожалению, не нашлось. И они четко осознали, что Троцкий, Зиновьев и их еврейское ВЧК являются истинными врагами народа.
Сохраним же благодарную память обо всех участниках событий в мятежной крепости, хотя почти все имена их сгинули в безднах нашей темной истории. И посочувствуем их судьбе».[173]
Налицо типичная диаметрально противоположная оценка событий 1921 г. Тут же любопытно лишь авторство обеих цитат. Увы, обе гневные филиппики принадлежат одному и тому же лицу – Сергею Николаевичу Семанову, известному «историку, писателю и общественному деятелю», который, как и большинство наших политиков, деятелей культуры, СМИ и бизнеса, начал свою карьеру в комсомоле, отправившись в 1956 г. заведовать отделом пропаганды Петроградского райкома комсомола в Ленинграде.
Ну что ж, попробуем разобраться, что же произошло в Кронштадте в 1921 г.? Начнем с того, что такое Кронштадт. Кронштадт – это одновременно и город на острове Котлин, и крепость, прикрывавшая с моря столицу Российской империи. При этом большинство фортов крепости расположены не на самом острове Котлин, а на шестнадцати искусственных и естественных островах.
Северный мелкий фарватер прикрывали островные форты «Обручев», «Тотлебен» и номерные форты № 1–7. Южный основной фарватер прикрывали островные форты № 1, № 2, «Милютин», «Кроншлот» и «Константин», последний находился на узком мысе на южном побережье острова Котлин.
В 1908–1915 гг. на обоих берегах Финского залива были построены передовые форты «Красная Горка», «Ино» и «Серая Лошадь». Новые форты вошли в состав Кронштадтской крепости. Форт «Ино» на северном берегу залива был взорван в 1918 г. при попытке захвата его белофиннами.
На 15 февраля 1921 г. в состав крепости входили: штаб, специальные механические и вспомогательные части, 187-я отдельная стрелковая бригада, 21-й воздухоплавательный отряд и крепостная артиллерия. Всего гарнизон составлял 16 468 человек, из которых 1078 командиров.
Самым сильным был внешний форт «Красная Горка»: восемь 305/52-мм, четыре 254/45-мм, шесть 152/45-мм пушек, одиннадцать 76-мм зенитных и полевых пушек, а также четыре 280-мм мортиры. 305-мм орудия «Красной Горки» доставали не только до Кронштадта, но и до финского берега.
Любопытный штрих Гражданской войны: весной 1918 г. финские катера и малые суда начали пиратствовать в заливе – захватывать русские торговые пароходы, в том числе в виду Кронштадта. Но Балтийский флот ничем им не мог помочь, так как по условиям Брестского мира советским военным кораблям на Балтике было запрещено выходить из баз. Тогда кто-то из старых военспецов надоумил большевиков, мол, форты Кронштадтской крепости принадлежали при царе Военному, а не Морскому министерству и действие статей Брестского мира на них не распространяется. И после каждого акта пиратства раздавался грохот 12-дюймовых пушек, посылавших 470-килограммовые снаряды на финские поселки на северном берегу залива. После нескольких обстрелов до финнов дошло, и нападения на гражданские суда прекратились.
Но вернемся к фортам Кронштадтской крепости. Форт «Серая Лошадь» был сравнительно слаб: три 152/45-мм и четыре 120/50-мм пушки.
Из остальных фортов «Риф» (на западной оконечности Котлина) и островные форты «Обручев» и «Тотлебен» имели на вооружении десять 254/45-мм пушек, а остальные форты были вооружены 152/45-мм и 120/50-мм пушками. Кроме того, в крепости имелись 280-мм и 229-мм пушки и мортиры обр. 1877 г., но они в основном утратили свое боевое значение.
Замечу, что в книгах Семанова, равно как и в иной советской и антисоветской литературе, посвященной Кронштадтскому мятежу, ничего не говорится о вооружении фортов – авторы чрезвычайно озабочены поливанием помоями своих политических противников, и им явно не до артиллерии Кронштадта.
Кронштадтская крепость с начала XIX в. была сильнейшей в мире береговой крепостью, и справиться с ней было не по зубам ни германскому, ни британскому флоту, ни всей Красной Армии. Даже германские войска, летом 1941 г. прошедшие победным маршем от границы, резко тормознули в районе расположения фортов «Красная Горка» и «Серая Лошадь», получивших у советских историков название «Ораниенбаумский пятачок», для конспирации, как говаривал Остап Бендер.
Так почему же мятеж кончился неудачей? Да потому что оба названия – «Кронштадтский мятеж» и «Кронштадтское восстание», – мягко выражаясь, некорректны.
Мятеж был поднят матросами линкоров «Севастополь» и «Петропавловск» и ряда других судов. Позже к мятежникам присоединились гарнизоны нескольких фортов и отдельные обыватели из города. Если бы мятежников энергично поддержали гарнизоны всех фортов, то исход операции был бы, без сомнения, совсем иной. Пока никому не приходит в голову называть восстание (или мятеж, кому как угодно) на броненосце «Потемкин» или на крейсере «Очаков» Одесским или Севастопольским восстанием. Так что куда корректнее именовать события марта 1921 г. мятежом команд линкоров «Севастополь» и «Петропавловск». Но, увы, такое название не соответствует мифологии обеих сторон.
Единственное, в чем согласны обе стороны, так это в том, что катализатором мятежа стали тяжелое экономическое положение в стране, продразверстка и восстания крестьян.
Но почему восстал именно Кронштадт, а не гарнизоны Москвы, Нижнего Новгорода, Казани, Киева?.. Ведь флот традиционно снабжался лучше, чем сухопутные части. Несмотря на все трудности, к началу 1921 г. на корабле матрос получал в день хлеба 1,5 фунта, крупы 0,2 фунта, мяса 0,3 фунта, рыбы 0,1 фунта, масла 0,7 фунта, сахара 0,1 фунта (1 фунт = 409,5 грамма).
Британские и иные спецслужбы тут тоже ни при чем. В Лондоне и Париже о мятеже узнали гораздо позже, чем в Петрограде и Москве. С некоторой натяжкой можно сказать, что Кронштадтский мятеж инспирировал… Николай II. Да, да, именно он еще в начале Первой мировой войны запретил выходить в море четырем балтийским линкорам-дредноутам без его личного разрешения. Морская война на Балтике носила скоротечный характер, и пока решат направить запрос царю на выход линкоров, пока зашифруют его в Петрограде, пока расшифруют в ставке в Могилеве, пока его величество соизволит прочесть запрос, посоветуется, а потом опять будут шифровки да расшифровки, тем временем германские корабли вернутся в свои базы. Два с половиной года экипажи находились в ожидании выхода в море, но, увы, линкоры- дредноуты так и не сделали ни одного боевого выстрела за всю войну. Нетрудно догадаться, как это сказалось на психологическом состоянии команд.
Получив весть о Февральской революции, матросы линкоров типа «Севастополь» устроили дикую расправу над своими офицерами в Гельсингфорсе, а позже учинили погромы обывателей в городе Кронштадте. Это была первая в ходе революции массовая расправа над офицерами. Адмирал Исаков писал в своих воспоминаниях, что даже в 1920 г. на Каспии матросы-анархисты издевательски называли его «лейтенантом с “Петропавловска”». Это словосочетание стало синонимом матросского самосуда. По данным того же С.Н. Семанова,[174] на линкорах «Петропавловск» и «Севастополь» новобранцы в 1918–1921 гг. составляли только 6,8 %, а, соответственно, 93,2 % (1904 человека) были участниками бузы в феврале 1917 г. Именно они ровно через три года подняли мятеж в Кронштадте.
