писал царь фельдмаршалу, – что неприятель готовит в Лифлянты транспорт из Померании в 10 тысяч человек, а сам, конечно, пошел к Варшаве. Теперь истинный час (прося у Господа сил помощи), пока транспорт не учинен, поиском предварить".
Шереметев двинулся с тридцатитысячной армией против Шлиппенбаха, у которого было восемь тысяч человек. 18 июли армии встретились при Гуммельсгофе. В бою шведы потерпели полное поражение, они потеряли около 5,5 тысяч человек убитыми и 300 пленными. Русским достались б медных и 9 чугунных пушек, а также 16 знамен ценой потери 411 человек убитыми и примерно такого же количества ранеными.
Регулярные войска Шереметева взяли и разорили город Марленбург, а также мызы Валмер, Трикат, Кригедербен и Гемелтай.
В Марленбурге произошел незначительный эпизод, повлиявший впоследствие на историю России. Русские драгуны схватили шестнадцатилетнюю Марту, жену шведского трубача Иогана Краузе. Сам трубач убежал из города вместе с остальными солдатами. Марта была свежа и смазлива, поэтому у драгун ее вскоре купил или отнял (есть разные версии) генерал Р.Х. Бауэр. Позже Бауэр уступил ее фельдмаршалу Шереметеву. От Шереметева Марта попала к Меншикову, а тот предложил ее «мин херцу». Позже крестьянка Марта стала русской императрицей Екатериной Первой!
Пока Шереметев громил мызы в Эстляндии, полковник Толбухин на Чудском озере приказал своим солдатам построить большие лодки. В них Толбухин атаковал шведскую озерную флотилию, состоявшую из четырех шкут (в других источниках они названы яхтами). Одну шкуту удалось взять на абордаж, одну шведы взорвали сами, а остальные бросили возле берега. Столь же успешно действовали на Ладожском озере полковники Островский и Тыртов. Независимо друг от друга они на лодках нападали на шведскую флотилию адмирала Нумерса, состоявшую из шести судов, каждое из которых было вооружено 5-14 пушками малого калибра.
Позже историк русского флота Ф.Ф. Веселаго писал: «Нумерс потерял несколько судов с 300 человек экипажа и окончательно удалился в Выборг, оставив Ладожское озеро во власти русских»[47] .
А.С. Пушкин говорит о двух судах, захваченных на Ладоге. По мнению же автора взятие судов маловероятно, поскольку по случаю такой «виктории» Петр поднял бы неимоверный шум, да и в кораблях у русских была крайняя нужда, так что об использовании этих трофеев остались бы документальные данные.
С Ладоги Нумерс в конце сентября ушел, скорей всего, из-за штормов, которые обычно бушуют в сентябре-октябре на Ладожском озере, и возможных перспектив раннего ледостава на озере. Автор сам однажды в сентябре попал в шторм на Ладоге. При этом волны заливали даже рубку трехпалубного теплохода. Из-за сильных штормов на Ладоге позже вокруг озера построили обводной канал.
Все описанные победы русских были не более чем булавочными уколами для Швеции. Однако они показывали, где будет основное направление удара русских. Впрочем и без них царь Петр никогда не скрывал свои намерения осваивать земли в районе Невы. Поэтому оставлять ничтожные шведские гарнизоны в Ингрии и Эстляндии было глупостью, если не преступлением. Их нужно было или усилить в несколько раз, или вывести совсем, разрушив укрепления. Столь безрассудное поведение Карла XII можно объяснить только его полным презрением к русским.
Между тем Карл XII несколько раз разбил войска Августа II и подошел к Варшаве. Действия шведского короля давали карт-бланш Петру. По сему поводу 5 августа 1702 года царь отписал Шереметеву: «Изволь, ваша милость, рассудить нынешний случай, как увяз швед в Польше, что ему не только сего лета, но, чаю, ни будущего возвратиться невозможно; также изволь размыслить, какое дальнее расстояние от вас до Варшавы, как возможно им оттоль с войском поспеть, хоть б и похотели».
Сам Петр, как уже говорилось, провел лето 1702 года в Архангельске. Там же были сосредоточены пять гвардейских батальонов общей численностью четыре тысячи человек и другие части. В ожидании прихода неприятельских кораблей, который так и не состоялся, царь строил корабли: были спущены на воду два фрегата и заложен 26-пушечный корабль.
Но и на забавы времени хватало. Одно из царских развлечений описал в послании к своему брату в Лондон от 20 августа 1702 года английский купец Томас Хет – резидент в Архангельске. Он писал: «Он (царь), я уверяю тебя, человек не гордый и может веселиться и есть с кем угодно... Он большой почитатель таких грубых людей, как моряки. Всех грязных матросов он пригласил отобедать с ним, где их так поил, что многие не устояли на ногах, иные плясали, а другие дрались – и среди них царь. Такие компании доставляют ему большое удовольствие. Царь загнал 30-40 человек из знати, старых и молодых, в крошечное озеро, в которое запустил двух живых моржей; затем сам присоединился к ним. Компания была очень напугана, но все остались невредимы. Никто из них не посмел жаловаться на его проказы, так как он сам принимал в них деятельное участие».
5 августа 1702 года Петр посадил войска на десять судов, из которых шесть были зафрахтованы у голландских купцов, а 16 августа войска высадились у деревни Нюхча в Онежской губе Белого моря. Оттуда Петр двинулся сушей к Пбвенецкому погосту – самой северной точке Онежского озера. Путь петровского войска проходил примерно по трассе будущего Беломорско-Балтийского канала. Но тогда им пришлось почти 160 верст пробираться через густые леса, речки и болота. За отсутствием достаточного числа лошадей пушки шли на людской тяге. Да что там пушки, солдаты и согнанные местные жители волоком тащили два гребных фрегата (яхты).
В Повенецком погосте фрегаты спустили на воду, и в них Петр отправился к Ладожскому озеру. Но он доплыл лишь к месту впадения Свири в Ладожское озеро. Далее ему пришлось добираться до города Ладога неудобным сухим путем то ли из-за плохой погоды на озере, то ли из-за боязни эскадры Нумерса. В город Ладогу Петр прибыл 5 сентября, где его ждал князь Репнин со своей дивизией.
Общий сбор русских войск состоялся вблизи впадения реки Назии в Ладожское озеро примерно в 17 верстах от Нотебурга (Орешка)[48] . Петр прибыл туда из Ладоги из Ладоги с частью войск 26 сентября.
На следующий день к крепости по Ладожскому озеру подошли 50 русских больших лодок с десантом. Так как сильная артиллерия Нотебурга (142 орудия) не позволяла войти в Неву русским лодкам, то царь приказал перетащить волоком эти 50 лодок из Ладожского озера в Неву южнее Нотебурга. Свыше тысячи русских солдат с артиллерией на лодках были переправлены на правый берег Невы. Сделано это было своевременно, поскольку вдоль правого берега к Нотебургу двигались 600 шведов под командованием Лейона. Лейон пытался построить там редут, но русские его прогнали.
На правом берегу Невы русские построили восьмиорудийную осадную батарею, открывшую огонь по Нотебургу. Но основная часть русских войск и артиллерии была расположена на левом берегу. С южного берега по крепости вели огонь 31 осадная пушка и 12 мортир. Всего в ходе осады по Нотебургу было выпущено свыше 9 тысяч снарядов.
После того как войска расположились по обоим берегам Невы, Шереметев отправил к коменданту трубача с парламентером, предлагая сдаться. Комендант крепости подполковник Густав Вильгельм фон Шлиппенбах, родной брат генерала Шлиппенбаха, неоднократно битого Шереметевым, отклонил его. Подполковник просил дать ему четыре дня, чтобы испросить разрешения на капитуляцию у нарвского коменданта Горна, которому он подчинялся, но на всякий случай прикрепил к башне королевское знамя, являвшееся сигналом о помощи. Русское командование ответило на «сей комплимент» бомбардировкой, ибо усмотрело в нем хитрость– стремление протянуть время, чтобы получить «сикурс».
Массированная бомбардировка крепости началась 1 октября. Мортирные бомбы вызвали в крепости пожары и привели к потерям в личном составе. 3 октября супруга коменданта крепости от имени всех офицерских жен отправила в лагерь русских барабанщика. В реляции этот эпизод описан в присущем Петру шутливом тоне: жены просили фельдмаршала выпустить их «из крепости ради великого беспокойства от огня и дыму и бедственного состояния, в котором они обретаются». Гарнизонным дамам галантно отвечал сам Петр. Бомбардирский капитан Петр Михайлов заявил им, что он не отважится передать их просьбу фельдмаршалу, «понеже ведает... подлинно, что господин его, фельдмаршал, тем разлучением их опе- чалити не изволит, а если изволят выехать, изволил бы и любезных супружников своих с собой вывести купно». Однако дамы не вняди любезному совету бомбардирского капитана, и обстрел крепости продолжался.