- В-все равно.
Пока женщина за окошком копалась в справочниках и карточках, Юлька совсем истомилась от жары и досады. Надо же! А тут еще этот компот!
Из стопки квитанций с адресами Юлька выбрала ту, где была записана вторая городская. Потом она купила авоську, сложила в нее банки с компотом и села в тряский полупустой трамвай, идущий на окраину. У открытого окошка на прохладном сквозняке она немного успокоилась. В конце концов, дед и в самом деле очень старый и ему можно простить оплошность. В конце концов, не так уж и трудно найти эту вторую больницу, если приложить кое-какие усилия... В конце концов, и город не так уж и плох, как показалось Юльке вчера, - зеленый, с высокими разноцветными домами, с веселыми взлетами старой булыжной мостовой. Р-раз - на бугор! Два - с бугра. Р-раз - вверх! Два - вниз! Р-раз - крутой поворот и подъем! Два - такой же крутой поворот и спуск... И трамвай тоже веселый, дребезжащий в такт Юлькиным банкам с компотом - дзяк-дзилинь, дзяк-дзилинь...
Дзяк-дзилинь!.. Во второй городской деда не оказалось!
Не оказалось его и во второй железнодорожной, в чистеньком больничном городке, расположенном даже не на окраине, а за городом среди леса, через две автобусные остановки от последних городских домов...
Пока Юлька обходила корпуса больницы, в сердцах позвякивая компотом в авоське и безумно жалея свое затасканное в трамваях и автобусах зелено-голубое платье, рабочий день начал подходить к концу. Голодная и уставшая Юлька еле-еле отыскала маленький продовольственный ларек неподалеку от автобусной остановки, купила толстый кусок колбасы и, съев его без хлеба, поехала домой, ругаясь про себя самыми страшными ругательствами: 'черт побери', 'черт возьми' и 'пошли все к черту'...
Вернулась она домой, когда солнце уже уходило с земли. Огромное, ярко-красное, оно, как прожорливый Робин-Бобин из сказки, проглотило холм на горизонте, превратив его в бесформенную черную громаду, и в черноте этой утонул и дом под красной крышей, и густая зелень на склонах. И тогда в верхнем этаже далекого дома зажегся яркий золотой огонь.
Юлька, сидя у подоконника, так долго смотрела в сторону холма, стараясь вернуть себе свое чудо, что даже потом, когда погасили свет в далеком окне, огонек этот все равно остался с Юлькой - переходил золотым пятном вместе с ее взглядом со стола на рояль, с рояля на шкаф... Даже когда она закрыла глаза, золотой огонек все равно остался под ее сомкнутыми ресницами и не давал покоя, настойчиво напоминая о том, что день прошел, а чуда все-таки не произошло и что зря, наверно, сегодня ей снился золотой сон со звенящими цепочками и фонарями на золотых деревьях в золотом сквере...
В комнате было уже совсем темно, и огонек с холма ушел из-под Юлькиных ресниц, когда в прихожей раздался звонок: снова пришла соседка-караульщица из сорок седьмой квартиры!
- Вот дурная девка! - сказала она, и пачка газет в ее руках стала похожа вдруг на грозный фауст- патрон. - В ящик уже не лезет. И зачем выписывать столько? В мусор выбрасывать буду!
- Извините, - очень вежливо ответила Юлька. - Я сейчас же спущусь вниз и освобожу ящик.
- Спички возьми, а то внизу лампочка перегорела!
Вздохнув, Юлька вернулась в комнату, включила свет, отыскала в коробочке на столе ключ от почтового ящика, взяла спички и пошла за почтой.
Темноты Юлька всегда боялась, и теперь, увидев внизу, в лестничном пролете, беспросветную темень, она нерешительно остановилась. На площадке первого этажа было так темно, что казалось, если Юлька спустится вниз, густая эта темнота упруго оттолкнет ее от себя. В коробке болталось всего три спички, и Юлька было уже раздумала спускаться, но внизу хлопнула дверь чьей-то квартиры, кто-то весело чертыхнулся в темноте и на ощупь начал пробираться к входной двери. Юлька, перевесившись через перила, громко кашлянула, чтобы по-дружески подбодрить того, в темноте, и показать ему, что он на лестнице не один, и подождала немного. Шум внизу затих наверно, незнакомец выбрался из темноты. Напевая полушепотом для храбрости боевую отцовскую песню, Юлька начала спускаться вниз.
Она на ощупь добралась до почтовых ящиков, висящих на стене, достала из коробки спичку, но зажечь ее не успела. Снизу, из темноты, ее неожиданно, окликнули:
- Эй! Певица!
Юлька замерла. Голос, окликнувший ее, принадлежал или мальчишке Юлькиных лет, или даже юноше...
- Что? - спросила Юлька, стараясь показать, что не испугалась ни капельки. - Кто это?
Она повернулась на голос, хотя все равно не смогла бы различить в темноте лица незнакомца, и услышала - он тоже шагнул к ней, на ее голос.
Юлька хотела зажечь спичку и не успела - жесткий и сильный удар то ли гибкого прута, то ли плетки обрушился на нее...
Вскрикнув, Юлька закрыла лицо руками. Второй удар пришелся по голове, третий по плечу... Отступив, Юлька зацепилась ногой за ступеньку и упала, разбив локоть... Топота убегающих ног и стука захлопнувшейся двери на первом этаже она уже не услышала, потому что испуг так оглушил ее, что ушли куда-то все звуки, а язык стал почему-то шершавым, как корка апельсина.
Потом звуки вернулись к ней. Она услышала, как по-сумасшедшему громко колотится ее сердце...
- Бешеный! - крикнула Юлька в темноту. - Хулиган!
Где-то наверху открылась дверь чьей-то квартиры, и сердитый женский голос крикнул в пролет лестницы:
- Прекратите безобразничать! И когда это кончится?
Юлька подождала, когда успокоится голос, захлопнется дверь наверху, и, придерживая ладонью разбитый в кровь локоть, поднялась к себе.
Глупо! Смешно и глупо! Ее уже давно не били мальчишки. Наоборот, теперь они все были такими хорошими, иногда даже подлизывались... Какие-то ненормальные, бешеные мальчишки жили в этом городе!
Она смыла кровь с локтя, потом рассмотрела свое лицо в зеркальце. Узкая розовая полоска тянулась через лоб от виска к виску - как яркая царапина. Теперь, наверно, надолго...
Целый час просидела она перед зеркалом, прикладывая ко лбу влажный носовой платок, но полоса не исчезла, боль не ушла, а обида не кончилась и даже осталась с ней на всю ночь.
4. Ночная гостья
Юлькин сон был тревожным, даже страшным, и среди ночи Юлька проснулась. Ей показалось, что кто-то пронзительно и тревожно закричал над ее ухом: 'А-а-а-а!' Сон разлетелся сразу!
На полу лежали два квадрата слабого света - от окон. Их было недостаточно, чтобы разглядеть те, дальние и темные, углы комнаты. Напуганная до смерти Юлька забыла спросонья, на какой стене выключатель, и заметалась по комнате, натыкаясь то на жесткий неуклюжий рояль, то на стол, то на свои тапочки, которые тут же улетели от ее ноги под диван... И наконец услышала - в прихожей отчаянно и пронзительно, как тревожный крик 'а-а-а', заливался звонок. 'Телеграмма! С мамой что-то случилось!' Она набросила халат, не угодив в рукава... Вспомнив про настольную лампу, включила ее уже на бегу... Ворвавшись в прихожую, дрожащими руками нащупала язычок задвижки и распахнула дверь настежь.
В светлом проеме двери стояла растрепанная соседка-караульщица без платочка и без очков, а рядом с ней - незнакомая девчонка ростом чуть повыше Юльки, в спортивной куртке, в бриджах, с большой аэрофлотной сумкой на длинном ремне. За спиной девчонки, на лестничной площадке, горела лампочка, и девчонкины волосы светились так, словно в них были запрятаны золотые фонарики из вчерашнего Юлькиного сна. Юльке даже послышался звон золотой цепочки. Она отчаянно тряхнула головой.
- Вот она! - воскликнула соседка, указывая на Юльку. - Сама назвалась! И чемодан с ней был!
- Здорово спишь! - сказала девчонка с фонариками. - Ты кто?
Ее лица не было видно, полуодетой же, еще не опомнившейся со сна Юльке лампочка с площадки светила прямо в лицо, и от этого Юлька чувствовала себя беспомощной и жалкой со своей царапиной на
