— Кто там топает? Распутица! Не разливайся, пожалуйста, так шумно!
— Я не разливаюсь! — по-глупому отозвалась Ветка. Отозвалась шепотом. Почему-то страшно было произнести что-либо вслух в этом таинственном полуночном зале.
Из зала она выбралась не сразу, две двери из трех были закрыты на ключ, и, когда она наконец-то попала в коридор, он был совсем пустой. Только что отгремела первая перемена второй смены.
Она остановилась в пустом тихом коридоре, боясь в светлом, залитом солнечным светом конце его увидеть снова фигурку в зеленой курточке и пестром платке.
Наверно, так бывает со всеми предателями. Наверно, призраки преданных ими людей преследуют их всю жизнь.
Осенний Каменск встретил ее совсем не так, как в тот интересный, полный приключений летний дождливый вечер. Оголенные деревья на печально знакомой ей Астраханской улице не закрывали теперь перспективы. Улица была видна вся, вся до прозрачного красно-желтого лесопарка, которому уже почти нечем было шуметь над Веткиной головой. Он шумел теперь под ногами облетевшей листвой — словно грустно приветствуя ее, лег ей под ноги. Даже не шумел, а шелестел, шептал что-то тихо и жалобно. И что- то было в этом такое грустное, что Ветке хотелось плакать. Отчего? Не оттого ли, что тот зеленый, густой летний лесопарк, полный дождя и солнца, и само лето — все это было уже в прошлом? Нет, просто и этот, приготовившийся теперь к зиме, лесопарк, и этот старинный дом с башенками хранили в себе какую-то непонятную печаль, так больно задевшую Ветку еще в ту дождливую ночь… «Нивы печальные, снегом покрытые…» Что за грусть передавалась здесь, в этих краях, Ветке? Чья?
Она пошла через лесопарк напрямик. И он, словно нарочно, так легко вывел ее к знакомому оврагу, возле которого она оставила когда-то Настю. Пенек был на старом месте, только вокруг все изменилось.
Деревья, потерявшие листву, были грустными и тихими, траву под ногами прикрыли мокрые листья. Они скользили под подошвами легких Веткиных туфель, хлюпали, и Ветка сразу промочила ноги. Совсем другим был овраг. Кусты на его склонах уже не скрывали своими оголенными ветками его глубины. Словно кто-то сорвал с него маскировочную одежду, и он предстал перед ней таким, каким был на самом деле, — обрывистым и глубоким.
Она остановилась над оврагом у пенька, словно надеялась именно здесь встретить Настю. Именно здесь — где она оставила ее месяц назад. Это было не очень-то умно, но Ветка все-таки с полчаса ходила по тропинке вдоль оврага, туда и обратно, в непонятном ожидании.
Первый раз в жизни она не пошла в школу тайком от родителей и от Ирины. И не ради того, чтобы пойти в кино или в Детский парк есть мороженое, как это иногда делали все ее нормальные одноклассники в обеих школах, а ради того, чтобы поехать в другой город отыскать совсем незнакомую девчонку и хоть чем- то помочь ее неизвестной беде. Что-то было в этом серьезное и очень ответственное. Ветка это хорошо понимала. Какой-то рубеж переходила она, приехав теперь в Каменск самостоятельно, без ведома взрослых. До этого все ее поступки, даже вроде бы самые несерьезные, контролировались. А теперь ей предстояло что-то делать, что-то предпринимать, что-то важное решать самой. Это не очередной побег из пионерского лагеря, поступок довольно легкомысленный, но касавшийся всегда только Ветки и ее ответственности перед предупрежденными ею родителями и Ириной. Теперь же было что-то совсем другое…
Обыкновенный, такой привычный школьный звонок донесся до нее издали — кончился урок. И она заторопилась к интернату, чтобы успеть разузнать что-нибудь о Насте, прежде чем следующий звонок загонит обитателей интерната в классы или в столовую.
Знакомой уже ей дорогой, по тропинке, через дыру в сломанной ограде, она выбралась на интернатский двор, хотя, наверно, теперь можно было спокойно попасть туда и через ворота.
Неужели у них в школе на перемене эта сумасшедшая школьная кутерьма? Разве разглядишь, разве уловишь в этой горластой толпе Настю? Ей удалось поймать за руку девочку с голубыми бантами в светлых косичках. Со своими огромными бантами, почти целиком закрывшими ее голову большими мотыльками — так, что казалось, волосы у нее голубые, девчонка была похожа на куклу Мальвину.
— Чего тебе? — спросила Мальвина.
— А где тут у вас Настя?
— Это какая еще Настя? — насторожилась Мальвина.
— А красивая такая, шоколадная. Кажется, из шестого класса.
— Девочки! — истошно завопила вдруг Мальвина. — Тут Букатину спрашивают.
За какую-то секунду ребячий вихрь окружил Ветку, и она оказалась в центре враждебного кольца.
— Она Букатину спрашивает! — Мальвина указала пальцем на Ветку, словно Ветка совершила очень скверный поступок. — Она! Вот эта!
— Я не Букатину! — растерялась Ветка. — Я — Настю…
— А у нас она одна была — Букатина!
— Была, а теперь нет! — злорадно выкрикнул кто-то за Веткиной спиной, даже не поинтересовавшись, зачем Ветке нужна Настя.
И еще несколько голосов с той же непонятной восторженной злорадностью в голосе подтвердили:
— Здесь ее больше нет! И не будет!
— Она к дедуле своему любимому ушла!
— И не к дедуле вовсе, а к бабуле!
— И не к бабуле, а к мамуле!
Они так весело перебрасывались словами, не проявляя при этом ни малейшего сожаления о том, что Настя ушла из интерната! Настю за что-то в интернате невзлюбили. И это враждебное отношение к Насте перешло и на Ветку.
— А ты тоже Букатина, да? Вы вместе нашу Евфалию Николаевну выживали, да? Жулики! Доносчики! Живодеры!
Ветка чуточку испугалась — за что же ей сейчас придется отвечать перед этим рассерженным ребячьим вихрем? Что натворила эта странная Настя?
Но в следующее мгновение прозвенел звонок, положив конец гвалту во дворе. Двор моментально опустел. Лишь Мальвина задержалась на несколько секунд, чтобы гневно крикнуть напоследок:
— Все Букатины — ябеды!
— А ты… а тебя в нашу школу на порог бы не пустили! — закричала ей вдогонку Ветка. — Вырядилась!
Голубые банты на секунду высунулись из дверей интерната и нахально показали Ветке язык.
После этого Ветка осталась посреди двора одна-одинешенька, решая для себя трудный вопрос — идти или не идти к директору интерната узнавать про Настю Букатину. Идти к директору было страшновато. Тем более что Ветка не знала, как лично он может еще обругать этих вредных Букатиных.
Дом с красивыми высокими башенками по углам, казалось, смотрел на нее тысячью глаз. А вот и оно, то знакомое окно спальни, которая приютила когда-то Ветку под жестким колючим одеялом. Вот знакомый «Москвич», волейбольная сетка — хорошо, что все на месте! Вот дорожка, ведушая за угол дома, к кухне. Этот путь уже изведан ею. Там она, можно сказать, свой человек.
Она осторожно обошла дом и у знакомого подвального окна с кирпичной ямой увидела женщину в сером халате с метлой. Женщина выметала из ямы мусор — конфетные бумажки, стаканчики из-под мороженого — и была очень сердита.
— Здравствуйте! — вежливо сказала Ветка. — Вам помочь?
— А ты почему гуляешь? Звонок давно звенел! Звонок давно прозвенел, говорю!
«Тетя Соня!» — догадалась Ветка.
— Одна слава, что дежурные по уборке есть! Нашвыряют, намусорят! Звонок был, говорю!
— Извините, пожалуйста! — еще вежливее сказала Ветка, упиваясь своей независимостью. — Извините, но я не из вашего интерната и даже не из вашего города.
Тетя Соня посмотрела на Веткин портфель, на ее промокшие туфли и Веткину независимость признавать не захотела.
