– Да кто же такие таблетки и кремы покупает?
– Видать, люди не бедные. Я однажды в конторе счет видел. Какая-то голландская фирма купила у нас килограмм печени за двести тысяч баксов. Другой раз кожу в Германию отправляли. За десяток кило – миллион марок. А глаза – те вообще поштучно идут.
– И сколько же стоит «разобранный» младенец?
– Ну, это от срока зависит. Малосрочники, от трех недель до двух-трех месяцев, – те идут только на гормоны. Их сразу в мясорубку и на центрифугу. А те, что постарше… Ну, наверное, баксов сто пятьдесят, а то и все двести!
– Извини… Вопрос, наверное дурацкий, но почему ты им… Головы… Отрезаешь?
– Я головами не занимаюсь. Я только телом. Препарация и сортировка органов. С головами другой человек работает. Он раньше военным нейрохирургом был. Теперь спился и в нашу контору попал.
– И что он с ними делает?
– Да все то же самое. Сначала трепанация, потом все на части разбирает. Таламус в одну сторону, глаза в другую, челюсти в третью…
– И откуда они берутся?
– Вы не знаете, откуда берутся дети? А материал нам привозят из клиник. Контора у нас богатая, только по Москве около сотни наших абортариев. В Питере почти столько же, ну, и по всем крупным городам.
– Так у вас не государственная?..
– Частная! Нет, все чинно, лицензии, сертификаты.
Степан дал мне несколько адресов абортариев его, как он называл, конторы. Там действительно оказались частные гинекологические клиники. Поговорив с пациентками, мне удалось выяснить, что там действительно за плату от ста до двухсот долларов могут сделать аборт кому угодно. Правда, если пациентка больна ВИЧ или не достигла 16 лет, то сумма возрастает чуть ли не в три раза. И, скорее всего, тельца абортированных младенцев здоровых и больных матерей идут к нашему знакомому Степану вместе!
И еще одна забавная деталь. Оказалось, что в этих клиниках совершенно спокойно можно купить запрещенный к свободной продаже препарат под названием «кетамин», который в среде наркоманов пользуется большой популярностью и имеет сленговое название «витамин К».
– Значит, ваши хозяева получают двойной доход?
– Неплохо устроились? Да? По слухам, оборот у моей конторы больше, чем у того же «Голден паласа».
– Ты хочешь, чтобы я сказала «круто»? Вот, говорю. И откуда ты это все так хорошо знаешь?
– Так я же на гинеколога учусь. Через два года получу диплом – и на повышение. Хватит резать. Пора извлекать.
Представившись в одной из клиник озабоченной мамашей забеременевшей двенадцатилетней дочки и договорившись о цене, всего триста долларов, но при этом никаких лишних записей в мед-карту, я захотела осмотреть операционную. Врач провел меня в подвал, где посреди пропахшего хлоркой зала стояло древнее гинекологическое кресло.
– У нас все инструменты стерильные. – Заверил меня врач и, видя мою недоверчивую мину, невзначай, как бы про себя, добавил, – Все равно ей идти больше некуда…
Мой разговор со Степаном прервал телефонный звонок. Перемолвившись парой слов со звонившим, он ушел вместе с трубкой в другую комнату. Я тут же воспользовалась моментом и включила кассету.
Дальше, как и предупреждал Степан, ничего интересного не было. На экране появилась сковородка, на ней жарился куриный окорочок.
Затем Степан на экране взял ножку и стал с аппетитом жевать мясо.
И только тогда я заметила, что кончается она не полукруглым хрящом, а миниатюрной ступней с пятью пальчиками.
СЕРДЦЕ МАТЕРИ.
Встретила я однажды одну свою старую подругу, Олю. Посидели мы с ней, как водится, на кухне. Почаевничали. Поговорили о своем, девичьем. Наряды пообсуждали, и как-то незаметно переключились на воспоминания о наших былых приключениях… То есть это я переключилась. Бывали у нас случаи, когда мы с Олей вдвоем такое куролесили! Сижу я, нога на ногу, говорю:
– А помнишь?.. И не замечаю, в пылу воспоминаний, что моя Оля сидит грустная и понурая. И чем дальше – тем больше. И вдруг, на самом интимном месте, Оля взорвалась:
– Да кончай, ты, о своих хуях! Тошно же!
Я опешила. И это Оля, которая никогда матерного слова даже слышать не могла.
– Что с тобой?
– Ничего!..
Но в конце концов, мне удалось выудить из нее поразительную историю.
Первый раз увидела я его у кого-то в гостях. Он сидел как-то одиноко, среди всеобщего пьяного веселья, и хмуро разглядывал эротический журнал. И я подумала – вот человек другого мира. Кому претит весь этот алкогольный разгул, весь этот нетрезвый блуд…
Потом он тихо пропал, я оказалась целующейся с кем-то в темной ванной, потом было все, как обычно, но, чувствуя в себе ходящий взад-вперед стержень, я не могла отделаться от его задумчивого образа.
