Яички проклевывали маленькие личинки. Они вгрызались в бесчувственное тело Дарофеева. На глазах росли и жирели. Когда Разин рассказывал Игорю Сергеевичу (тогда еще просто Игорьку) об этой методике, он особый упор делал на то, чтобы картины, возникающие в сознании пациента, были не столько страшны, сколько омерзительны.
“Смерть не ужасна, – Говаривал Виктор Анатольевич, – Она глупа и отвратительна.”
Тело умершего Дарофеева вспухало, выделяло какую-то желтую жидкость. По нему ползали жуки- могильщики. Крысы рвали зубами протухшие останки.
Сначала Пономарю было трудно все это себе представлять. Особенно с такими живо– или даже мертвотрепещущими подробностями. Но однажды он посмотрел документальный фильм какого-то английского режиссера, в котором при ускоренной съемке показывалось разложение трупиков различных животных. После этого шокирующего показа делать упражнение стало гораздо легче. Появилась привязка к однажды виденному.
От тела остался один только скелет. Над ним проходили века. Кости Дарофеева крошились, выветривались. Пока от тела не осталось ничего.
Весь процесс представления себе смерти и разложения назывался “танатотерапия”<$FТанатотерапия – Слово происходит от слияния двух древнегреческих слов: Танатос – Бог смерти, и терапия – лечение. Дословно излечение через смерть.>.
“Мертвые не болеют! – Поучал Игоря Сергеевича Разин. – Древние считали, что если человек верит, что он уже покойник, то к нему не смогут прицепиться духи и демоны, вызывающие болезни. Для них этого человека как бы нет.”
Закончив упражнение, целитель почувствовал себя более или менее сносно. Боль отступила, но не было гарантии, что она не вернется вновь.
Оставался вопрос, что же случилось?
Дарофеев вспомнил, что перед тем, как его скрючило, ему вспомнилось лицо дочери. Или не вспомнилось, а он увидел ее? Игорь Сергеевич не мог припомнить, чтобы у Светы когда либо было такое странное выражение глаз. Абсолютное безразличие и одновременно наслаждение собственной злобой.
Воспоминание отозвалось мукой во всем теле.
На этот раз Игорь Сергеевич решил побороться с этим по-другому. Он представил себе ярчайший белый свет, льющийся на него сверху. Свет, который должен был выжечь весь негатив. Подставляя тело под лучи, Дарофеев увидел, что космическая энергия не проникает в его позвоночник. Там оставалось черное веретено, которого раньше никогда не было.
“Порча… – Понял целитель. – Странно. Я не могу с ней справиться… А может…”
Он тут же позвонил Виктору Анатольевичу. Трубку долго не снимали, наконец Дарофеев услышал знакомый голос:
– Алло.
– Привет, Виктор.
– Здравствуй. Что случилось на этот раз?
Игорь Сергеевич помялся. Было стыдно обращаться к мастеру с такой мелочью, как порча. Но Дарофеев, как ему показалось, нашел выход:
– Посмотри, у меня, кажется, что-то не так…
При такой постановке вопроса всегда можно было сослаться на усталость, или перевести разговор в шутку…
– Эге, братец… – Начал Разин и замолчал сам.
– Что?
– Погоди.
Когда его сканировал на расстоянии Виктор Анатольевич, Пономарь обычно это чувствовал. Но теперь у него не было никаких свидетельств астрального контакта.
«Всю чувствительность мне забили…» – Решил Дарофеев.
– Это черная магия. – Высказался Разин.
– Ого. А я думал простая порча… – Прошептал Игорь Сергеевич. – То-то я никак не мог это вытащить…
– Знаешь, по телефону я помочь тебе не могу… Надо встретиться.
– Когда?
– Завтра в шесть вечера на “Третьяковской” в центре зала.
– Если доживу – буду.
– Да куда ты денешься! Ты, Пономарь, всех нас переживешь!..
– Твоими бы устами…
– Кстати, приготовься. Расколдовывать тебя будем нетрадиционным способом.
– Как будто мы с тобой традиционные лекари…
– Ну, смотри, я тебя предупредил…
В этот вечер Василию повезло. К нему пришли целых три тусовки.
У одной имелись все ингредиенты, но было негде сварить, и они хотели воспользоваться квартирой и
