сидит.
– Не надо пока… А он ничего не заметил?
– Говорит, спал. Но всю ночь кошмары снились. Черная рука его душила.
– Черная рука, – Повторил Синельников, словно на вкус пробуя эти слова.
В камере у обнаженного Ниязова стоял медэксперт. Николай Николаевич давно знал этого человека. Толстый, лысеющий, с покатыми плечами, постоянно обсыпанными перхотью, Сергей Юрьевич был профессионалом судебной медицины.
– Привет, Пробкин, – Поздоровался Синельников.
– А, Коля. Доброе утречко. Твой подопечный?
– Мой…
Капитан подошел ближе к трупу. Внимательно оглядел смуглое тело.
– От чего это он?
– Никаких видимых повреждений нет. На отравление не похоже. Такое впечатление, что он умер от остановки сердца.
– Так просто? Без причины?
Пробкин пожал плечами:
– А тебе этого не достаточно? Вскроем его, там, может, и узнаем…
– А не мог он от ломок кинуться? – предположил Николай Николаевич.
– Нет. Не похоже. Он бы потел, мышцы были бы как каменные. А тут…
Медэксперт взял труп за кисть руки, приподнял ее и отпустил. С мягким стуком рука упала обратно.
– Но наркоманом он определенно был. Смотри.
Сергей Юрьевич перевернул тело и показал Синельникову левею подмышку Ниямы. Там, в листке телесного цвета пластыря, виднелась аккуратная прорезь, сквозь которую проглядывало что-то черное.
– Это наркотик? – Поразился капитан.
– Нет. Это внутривенный катетер. Не надо каждый раз кожу дырявить для очередной дозы.
Сорвав клейкую полоску, Пробкин обнажил пластмассовый цилиндрик оканчивавшийся уходящей под кожу прозрачной тонкой трубкой.
– Так они это и делают… – Сообщил Сергей Юрьевич. Пришли два санитара с носилками и унесли труп на вскрытие. Пробкин поспешил за ними.
Оставшись один, Николай Николаевич тщательно осмотрел всю камеру. Но ничего, кроме пары бритвенных лезвий, да какой-то розоватой таблетки, не обнаружил.
Через пару часов поступили результаты из прозектуры. В акте экспертизы Пробкин дотошно перечислял состояние всех внутренних органов Ниязова, отмечал в них изменения, вызванные длительным употреблением наркотиков. И в конце подтверждал первоначальный диагноз: ”Смерть от спонтанной остановки сердечной мышцы.”
Николай Николаевич показал акт Дроздову:
– Что ты об этом думаешь?
Прочитав машинописный текст, Петр Никитович нахмурился:
– Странно…
– Что странного? Вот, ясно написано: ”Гипертрофия правого желудочка, склеротические изменения мышечной ткани”.
– С таким “мотором” он мог еще лет сорок прожить… Неестественно все это…
– Ты думаешь, это рыбаковский колдун?
– Может быть… Из моих знакомых только один человек может это точно определить.
– Игорь? Давай к нему!
Сегодня Дарофеев ехал на работу в “Центр” на каком-то автопилоте. Его ждали больные, деньги, которые, ни в какой ситуации, пока ты жив, не бывают лишними… Но желания работать не было. Игорь Сергеевич не мог избавиться от ощущения, что когда-то, давным-давно, он совершил какую-то ошибку, расплата за которую настигла его только сейчас. Да и то, по большому счету, не его, а близких. Целитель знал, что именно таков безжалостный закон кармы, но до сих пор он был уверен, что его чаша сия может миновать.
Проводив взглядом статную блондинку, сходящую на очередной станции метро (Игорю Сергеевичу на мгновение показалось, что это Лиза), целитель вспомнил вдруг о своей машине. Ему, вроде, должны ее вернуть.
За окном поезда начался несильный дождь. Капли оставляли на пыльных стеклах узкие дорожки, попадали в вагон водяной пылью, пролетая сквозь вентиляцию на крыше.
Стало ощутимо прохладнее. Дарофеев вновь погрузился в мысли, пытаясь настроиться на рабочий лад.
К пациенту следует подходить только спокойным, доброжелательным и уверенным в себе. Фальши быть не должно. Она всегда чувствуется. И тогда исчезает доверие к целителю и, как следствие, снижается
