Классика, господа лавочники. Зачем тебе, Изя, сорок пар обуви одного размера, которые стоят упакованными в платяном шкафу? Может быть, ты сороконожка? Нет? А на кой тебе, Додик, пятнадцать костюмов? Моль подкармливаешь, как бывший юннат и тимуровец? Это излишнее проявление гуманизма, это гуманистическая истерика, Давид. А настоящий гуманизм в советской кутузке. Там тебя бесплатно побреют и костюмчик принесут. Ах, не хочешь в тюрьму? Вычеркиваем. А денег-то! По всем карманам и пистончикам брюк напихано! Да во всех костюмах! Не успеваешь вынимать? Сара не успевает их утюжком гладить? Нет, мы тебя не вычеркиваем. Посмотрите, товарищи, как неуважительно относится к денежным знакам страны этот боец торгового фронта! Посмотрите, граждане судьи, какие они пожульканные и помятые, наши советские рубли, трояки, пятерки, червонцы и двадцатьпятки! Их не то что утюгом, их дорожным катком не разгладить! Какое неуважение к нетрудовому рублю, господа жиды! Какое босяцкое отношение к Государственному Казначейскому Билету! Это же экономическая диверсия - не ниже!
В таком, примерно, контексте успешно шли наши 'разгонные' будни. Когда мы прошлись по киевским жидам, то стали выезжать в азербайджанский город Салани на самой границе с Ираном, где все уважающие себя эфенди39 занимались контрабандой хны. А еще - торговали анашой. Золотое дно, кто понимает. Изымали мы у них, обкуренных и обдолбанных, золото.
Мы забирали его у ювелиров Грузии, мы вытрясали его из трикотажных подпольных цеховиков Каунаса и Вильнюса, Риги и Таллина.
За два года работы наша реанимационно-экспроприационная бригада достигла высочайших производственных показателей. Бомбили всех по-черному. За бабушку, за дедушку, за папу, за маму. Приходишь в аэропорт, бывает, а билетов нет на полмесяца вперед. Предъявляешь удостоверение: задержать такой-то рейс. Мы - оперативная группа МВД СССР в таком-то количестве. И чтоб молчать! И чтоб ни одна душа! Борт задерживали беспрекословно. Снимали пассажиров с рейса, а нам находились места, и мы летели 'бомбить'.
Это уже был размах.
7
Все шло, как по маслу, но меня тревожил гласный административный надзор.
Ментам стало известно, что я уволился с прежней работы и что три месяца не появляюсь по месту прописки в общежитии, где лежит для меня повестка в милицию. А в общежитии меня, как оказалось, автоматически выписали. Это реально грозило мне возвратом на зону. Я туда к ним явился, чтобы сообщить, что живу у невесты, что жениться собрался.
- Женись, - говорят. - Вот если женишься, пропишешься тогда надзор снимем. Ты инженер, характеризуешься на производстве положительно. Женись.
Что делать?
Но для себя решил, что из общежития, где был прописан, срочно нужно линять. А значит жениться на красивой, разумной дивчине, которая бы меня понимала правильно.
Едем как-то электричкой к Томулису в Тарасовку: Яшка Богатырев, Джоуль, я. Лето, светло, ярко, маршрут знакомый. И едет в этом вагоне среди всех прочих красивая, слегка жеманная девушка лет эдак восемнадцати. Не просто красивая - красавица.
Я подошел:
- Здравствуйте! Куда путь держите? Никак в Тарасовку?
- Да, - отвечает, - в Тарасовку!
И я набиваюсь ей в провожатые.
Зовут ее Лилей. Мы друг другу нравимся. На другой день она с нашей компанией идет в ресторан, танцуем, веселимся. И через три дня идем в ЗАГС.
Родители невесты знали обо мне, что работаю инженером и сидел за взятку. Ее отец - еще молодой майор в отставке, связанной с сокращением армии пятьдесят шестого года, работал ревизором на железной дороге. Фамилия - Швец. А мама работала фельдшером. Жили семьей: он, жена, две дочери в хорошем особняке. Лиля готовилась поступать в Киевский Державный Университет имени Шевченко на филфак. Приняли меня в дом, прописали. Все по-людски, я хорошо живу в этой семье. В саду птицы поют, сентябрь, яблоки падают и стучат, в окно свисают спелые вишни. Любовь у меня какая, чи шо?..
Сейчас, когда мне под шестьдесят, я считаю: надо было жить, создавать семью! Лиля была великолепным существом. Мне было двадцать шесть, ей восемнадцать. Я ведь и в заочном институте восстановился через Киевский филиал. Работать бы инженером по пуско-наладке, бросить эту игру в Рокамболя. Никто меня не просил много работать, никто у меня не просил денег - живи, парень.
И вот я обратил внимание на то, как судьба вела меня по диалектической спирали. Для того чтобы было понятно, о чем я говорю, мне придется забежать вперед описываемых событий и прибегнуть к обобщению. Схема такова: второй моей - северной - женитьбой я бессознательно скалькировал первую, киевскую.
Первая моя жена Лилия Петровна Швец 1950 г.р., как и вторая Ирина Владимировна Савенкова - 1952 года рождения. Украинский мой тесть Петр Иванович - военный, майор в отставке. Владимир Дмитриевич Савенков военком Усть-Вымского района КОМИ АССР, подполковник. Та теща, в украинском городке Тарасовке, работала медсестрой в детском саду. И эта теща, Валентина Артемьевна - тоже.
В обеих семьях не было сыновей - только невесты-дочери.
Я отнюдь не склонен привносить в эту простую схему мистического налета. Понятно, что вся Россия была одним огромным военно-промышленным комплексом. Военный на военном сидел и военным же погонял. Понятно, что офицеры женились после военных училищ скорее в панике перед дисбатом и целибатом где-нибудь в отдаленных гарнизонах, чем делали это осмысленно. Понятно и то, что офицерские невесты не успевали получить высшего образования и, не имея выбора, служили вместе с мужьями. Однако совпадения ситуаций в жизни всегда удивляют и наводят на размышления.
8
Но я перетащил под крышу тестева дома все наше темное подполье.
Не могу сказать, следствием чего это было... Три ли года лагерей сделали свое дело или инстинкт большой мужской охоты, где или ты медведя или он тебя? Ложные ли представления о мужском престиже? Безотцовщина ли, когда ты не имеешь перед глазами поведенческого отцовского примера примера обычного семейного равновесия. Представление ли о шальных деньгах, которые отличают тебя от сермяжного работяги? Грязь ли легких отношений с женщинами, в том числе и с младшей сестрой жены, грязь неподъемная в юном возрасте, доводила меня же до приступов ревности, а Лиля сносила ее.
Но и Лилю, которая стала уже Михалевой, это юное существо из той летней электрички, я вовлек в свои дела. Мы с ней вместе Гознак 'бомбили'. Вместе. Но - слава Богу! - она прошла лишь свидетелем по многим моим делам. Она 'бомбила' со мной Азербайджан и Грузию. Мы штурмовали Ереван.
И она поступила в университет на филологический факультет, но с фальшивой справкой о наличии трудового стажа. Сам я восстановился в институте и перевелся на заочку же в Киев. Тут бы и остановить пролетку. Но отношения наши были надломлены. Они были подточены неправдой и двойственностью образа жизни, которые были в глубине души чужды ей, быстро взрослеющей женщине, воспитанной совсем иначе, чем я. Да никто меня и не воспитывал в радикальном понимании этого процесса.
Романтические игры кончились.
Она хотела ребенка - я считал, что ребенок не ко времени. Через год мы развелись. Слава Богу, что на суде потом удалось ее отмазать. Скорее всего, судьи ее пожалели.
Она окончила университет, а потом, я слышал, работала на Киевском телевидении и пресс-секретарем у Леонида Кучмы. Красавица и умница. У таких жизнь зачастую складывается непросто. Они не хотят обычной жизни, пока не обломаются. А я совершил банальную подлость в отношении всех, кто возлагал на меня надежды на 'глупое счастье с тихими окнами в сад'...
...В конечном-то итоге все это криминальное молодечество - дерьмо и ничто перед глупым человеческим счастьем.
Потом в лагерях, когда я рассказывал о Лиле, о ее семье, и о том, как я цинично поломал это все, то люди говорили мне:
- Коля, ты, наверное, больной на голову.
И Бог мне воздал и еще воздаст по моим грехам. Хотя и сейчас у меня прекрасная жена Ирина Вологодская. Лучше мне и не надо. О ней и ее служении семье еще я расскажу. Может быть, женщины в
