- Завтра нельзя, сейчас надо.
- Ирина Владимировна, дай мне, пожалуйста, теплое белье... На Руси ведь как? От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Или, как говорил поэт Крылов: '...Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют...'
Она, родная, кладет мне в сидорок зубную щетку, полотенце, сигарет блок, потому что я всегда готов. И она готова. За что, Господи, наградил меня грешного и недостойного такой женой? Уж не маминой ли молитвою...
13
Выхожу на улицу.
Стоит почтовый 'москвич'-сапожок. Оказывается, они за мной следили уже несколько дней. И вообще я числился, как оказалось, во всесоюзном розыске. Меня закрывают в будку, привозят в городской отдел милиции, дежурному майору сдают.
Дежурный, как водится, под турахом.
Николай, Александрович, вы у нас, дорогой, арестованы. Попались, как простой урка.
За что же такая честь: быть вами арестованным?
Оказывается, в Сисольском районе, город Визига, где я делал когда-то ферму, возбудили против меня дело. Шьют хищение государственного имущества мошенническим путем, подделку документов. Это серьезная и тяжкая статья.63 Мне она уже не по силам. Но я снова в розыске.
- Мы много за вами следили, охотились и не могли вас поймать.
- Я тут прописан, у меня тут семья, я никуда не скрываюсь. Чего за мной охотиться? - стараясь выглядеть спокойным, отвечаю я и иду в камеру. Думать о превратностях судьбы.
За мной закрывают одни двери, вторые. Сижу. В туалет не выводят. Часа в два ночи ведут к дежурному майору. Он мне докладывает:
- Мы дали телеграмму в Визингу. Сообщили, что вас арестовали. Если была бы ответная телефонограмма, то мы вас, с санкции прокурора, отправили бы по этапу в тюрьму города Визиги. Но нам пока не ответили. Сейчас даю вторую телеграмму. Если не ответят на вторую, то будем решать с вами вопрос. Понятно?
Чего ж тут не понять. Я уже прокручиваю в голове все возможные и невозможные нюансы защиты и деталей поведения на следствии. И чувствую - не тот я, что был. Не тот. Нет живости фантазий - только страх.
Поверил в свою новую, относительно благопристойную жизнь - да хто ж тебе дасть? Такая жизнь расслабляет, однако. Похоже, что не для меня она, эта жизнь. Побаловались и - будет. Суши сухари.
В пять утра снова заходит он же, мой неусыпный страж, и уже в нормальном подпитии говорит:
- Я вас отпускаю. В соответствии с законом я не имею права вас продержать более трех часов. Ну нет почему-то ответа на телеграмму, санкция на арест не подтверждена. Все. Извините, до свидания.
Вот тебе булка с маком, наркоман проклятый! У нас ведь как: либо в рыло, либо ручку пожалуйте.
До свидания, - говорю и я.
14
Позвольте анекдот.
В темной пещере висят вниз головой, по своему обыкновению, летучие мыши. Вдруг одна резко вскидывается и садится головою кверху. 'Что это с ней?' - встревожено спрашивает одна из них свою соседку. 'Опять сознание потеряла...' - печально отвечает та.
Таковым необычным, но на редкость соответствующим соблюдению законности, было поведение мента. Может быть, у него была кратковременная потеря сознания?.. Но история советской милиции может гордиться подвигом неизвестного майора. Даже сейчас, во время демократии, насколько мне известно, ничего похожего не происходит.
Я прихожу домой:
- Ирина! Собирай детей в путь, быстро! Меня посадят. Уже явно дело возбуждено, тюрьма плачет. Просто в ночь на субботу никого на местах не было - ни прокурора, ни начальника милиции. А дежурный пьяный сидит. Он и выпустил.
Мы быстренько всей семьей в самолет - и в Сочи. Отдыхаем, называется. Эх, думаю, 'погибоши, аки обри'. Жду. Мы три недели там были. Я знаю, что если вернусь, то меня наверняка посадят. Я жду и уже знаю, что из Коми надо бежать. Бежать в большой многомиллионный город. А город этот, как вы догадываетесь, - Москва, хоть я в ней и наследил изрядно.
Круг замкнулся, дамы и господа.
15
Чего хотел я достичь, садясь за написание этой книги? Наверное, сбросить груз прошлого и направить свою волю к достижению семи дел духовного милосердия:
неведущего научить истине и добру;
обратить грешника от заблуждения пути его;
подать ближнему благовременный совет;
печального утешить;
молиться за ближних, а особенно за погибающего грешника;
не воздавать ближнему злом за зло;
простить в сердце врага.
Однако боюсь, что все это - лишь договор о намерениях между собственной совестью и Небом. Увы! - мне есть в чем упрекнуть себя. И я решился всего лишь на упрек. Менять лошадей поздно - жизнь позади.
Но я пишу вторую и третью книги о новом времени. О современном грязном бизнесе, где так трудно оставаться человеком, масть которого - один на льдине.
Каждый человек боится смерти. Он должен выбрать себе приличную болезнь и с ней тихонько привыкать к умиранию. Моя болезнь - бизнес.
Это, на мой взгляд, звучит предельно оптимистично.
И это - финал первой части книги моей судьбы, дамы и господа.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
Литературная запись Николая ШИПИЛОВА
Все перепечатки и издательство настоящего текста без согласования с автором не допускаются.
Москва,тел/факс (095) 788-18-62
1 Шешеня - главарь крупнейшей банды, действовавшей в наших местах с 43 по 50 г.г. минувшего века и убитый моим дедом Михаилом Хорошко. (Здесь и далее прим. автора)
2 По причине своего рождения на 'временно оккупированной территории' я не мог поступить в суворовское училище в г.Москву после 4 класса в 11 лет, хотя, как большинство послевоенных мальчишек, мечтал об офицерских погонах. И кто знает, как сложилась бы моя маленькая жизнь! Знали бы советские особисты, что немецкие оккупанты спасли мне жизнь в своем походном лазарете, когда, едва научившись ходить, я, играя с другими детьми на их военном аэродроме, упал в двухметровой глубины яму с битым стеклом. Разбил голову так, что до сих пор на ней остались шрамы. А штопали ее - немецкие врачи.( Автор.)
3 Вот показательная история одного, лучшего из конотопских зданий, которому за двести лет. Серо- зеленого камня дом в готическом исполнении. Администрации каких только властей не пережил он со времен сургучных печатей и до времен штемпельной краски! Вокруг него разбит городской парк бывший имени Кирова (Кострикова) и брусчатая площадь, по которой приятно, наверное, маршировать военным. И все властолюбцы выбирали для штаб-квартиры именно этот исторический дом. Теперь в нем - мэрия, при царе была - жандармерия, при советах -горисполком, при немцах - гестапо : комм, комм. Нынче все чиновники выстроили себе личные замки. Нет чтобы построить себе новое здание - отдай чужое и готовенькое! Говорят, что теперь его выкрасили в белый цвет, под Белый Дом закосили. Наш брат мошенник - чистое дитя в сравнении с ними. Мы-то сполна платим. Я лично хлебнул каторги. Они мошенничают под сенью законов. Вот кто настоящие воры при законе.
Так меняются декорации и актеры, а суть вселенского театра - не меняется. Тут вспомнишь и Пушкина, и Шекспира - гениальных лирических философов.(Автор)
