— …Ты чего вдруг вздумала плакать? — удивился он. — Я же тебя не обидел? Может, думаешь, что я темню?
— Витя! — исступленно целуя его, начала она. — Как ты, меня никто не жалел, и я этого никогда не забуду, но я к тебе не поеду, так как детей у меня уже никогда не будет.
— Почему? — не удивившись, а скорее возмущенно спросил он.
— Потому что в молодости глупой бабой была, работала у одного хмыря секретарем-машинисткой, клюнула на его подарки, расплата известно чем. Несколько раз делала аборты, а потом вообще беременеть перестала.
Когда встала на ноги и захотела иметь ребенка, врачи мне сказали — голый васер. Вот такие у меня накопления от беззаботной бурной молодости.
Виктор не мог найти для нее утешительных слов, а запустив свою ладонь в ее густые волосы, нежно гладил ее по голове, успокаивая.
— Я знаю, что ты денежный туз и можешь таких, как я, покупать штабелями. Мне приятно, что ты именно на мне остановил свой выбор, но ты мне не по зубам, и я с тобой и за тобой долго не удержусь. За то, что ты меня пожалел, ничего не потребовав взамен, проявил внимание, я так тебя обслужу, как тебе и не снилось…
Устало развалившись в постели, Лесник, не скрывая удовлетворения от ее ласк, пошутил:
— Ты так меня и замучаешь.
— Таких быков, как ты, можно в плуг запрягать и не замучаешь, — похвалила его тоже уставшая Лариса.
— Дело прошлое, но откуда ты узнала, что я денежный человек? — от нечего делать задал вопрос Лесник.
— Вся столица знает, что Душман одного наглого фраера воспитал. Тот хотел ему с дружками приписать ограбление сейфа одного махрового кооператива. Они хотели его заставить поделиться с ним добычей, но у них получилась осечка. Я пораскинула мозгами и пришла к выводу, что без твоей помощи ему тот сейф никогда бы не осилить. Тем более я вспомнила, как ты отдыхал со мной на даче и когда уехал.
Резко оттолкнув от себя Ларису, отчего она свалилась на пол, Лесник зло выдавил из себя:
— Дура стоеросовая, вбила себе такую чепуху. Из-за своей фантазии ты можешь лишиться головы.
Лариса, поднявшись с пола, не обиделась на Лесника за грубое обращение с ней, а поняла, что из- за своей несдержанности и длинного языка действительно может лишиться жизни.
— Если ты не потребуешь, чтобы меня лишили головы, то буду жить, — поняв свою опрометчивость, заметила она.
— Я буду вынужден сказать о твоей фантазии Душману, и если от кого другого услышу ее продолжение, то сам с тобой расправлюсь, — жестко предупредил он. — Надо же было тебе, дурехе, такой день мне испортить, — с обидой в голосе заявил он.
— Витя, прости меня за мой язык и спасибо за шанс. Я знаю, что ты добрый, убедилась в этом, а поэтому на доброту подлостью никогда не отвечу. То, что я тебе испортила настроение, я постараюсь его тебе поднять, — как лиса, подкравшись к нему, применив всю свою обворожительность и чары, проворковала она, убеждаясь, что Лесник вновь воспылал к ней любовью. — Витя, если разрешишь, то иногда я буду приезжать к тебе в гости, — предложила она наконец.
Будучи ученой мужчинами много раз, Лариса с умыслом намекнула ему о своем приезде. Если он разрешит ей приехать к нему, то за свою жизнь в настоящее время ей нечего опасаться.
— Придется тебя взять с собой в ближайшую поездку. Мы стареем, и круг наших интересов сужается, а поэтому надо спешить, — философски намекнул он.
Услышав ответ Лесника, Лариса, облегченно вздохнув, пошутила:
— Тебе, тигру полосатому, еще рано жаловаться на свое здоровье. — Она с интересом рассматривала его наколки на теле. Потом неожиданно спросила: — Витя, ты свою жену сильно боишься, если ездишь к подруге аж в столицу?
— Лариса, дорогая моя бестолковщина, что ты понимаешь под страхом? Ничего. Я на ножах лежал и спал полжизни у хозяина. У меня сейчас отличная жена, растут двое пацанов, которым в жизни тоже надо ума дать, на горизонте горбатая, а не детский садик, так чего мне испытывать судьбу? Я уважаю ее принципы, а она не ущемляет моих.
— Завидую я ей, — нисколько не обидевшись на его откровение, призналась Лариса, — но не совсем.
— А чего так? — повернувшись к ней лицом, спросил Лесник.
— Очень вспыльчивый ты человек, срываешься, а это может привести тебя опять к хозяину, а какой бабе хочется при живом мужике одной оставаться? — пояснила она.
— Моя жизнь вся построена на принципах. Если они не нарушаются, то на мне можно плясать, но если я на кого-то отвяжусь, то пока ему глотку не перегрызу, не остановлюсь. Тогда я о благополучии, о семье, о последствиях не думаю, — подтвердил он.
Посмотрев на часы, он, поднявшись с постели, сказал:
— Нам пора расставаться, а то мы полезли в черт знает какие дебри.
Перед расставанием с Ларисой, которую он на машине довез до дома, Лесник, положив ей в сумочку нераспечатанную пачку четвертных, напомнил:
— Будь готова к поездке со мной.
— Я же у Душмана работаю, он знает?
— Все увязано, — успокоил ее Лесник.
Поцеловав его в щеку, Лариса ушла.
Глава 71
Возвратившись домой из Львова, Душман по телефону сообщил Леснику о результатах поездки на Украину и одновременно узнал, что у товарища нет никаких помех, чтобы в любое время выехать с ним и картинами в Вену.
После этого Душман позвонил в Нью-Йорк Фостеру и уведомил его, что они готовы по его вызову ехать к нему, но до Вены будут ехать поездом, где тот должен их встретить.
Хлопоты по оформлению выездных виз, других документов, бесконечные очереди к разным должностным лицам сделали Лесника и Душмана раздражительными и нервозными.
В шестнадцативагонном составе им достались билеты в пятый вагон, где они заняли люксовское купе.
О своем предстоящем прибытии в Вену они сообщили Фостеру, который пообещал встретить их, а если по каким-то обстоятельствам он не встретит, то сообщил адрес, куда они на такси должны были приехать и где их будут ждать и достойно встретят.
Когда все необходимые документы и справки были собраны, представлены куда надо, и поезд с ними отправился с вокзала в путь, они почувствовали облегчение, не веря, что больше не надо никуда бежать ни за каким документом и не надо ничего доказывать.
В люксовском купе они ехали вдвоем. Их вагон был полупустой, тогда как обычные купейные вагоны были забиты до полной вместимости. Делая вывод из увиденного, Душман сказал Леснику с ехидством:
— Наши соотечественники, покидая Родину, начинают экономить бабки с порога дома, а чемоданы набиты, как трюмы кораблей.
— Хай уматывают, больше нам хлеба останется, — пренебрежительно и беспечно отнесся к сообщению Душмана Лесник.
— Если Родину люди покидают по политическим мотивам, я их еще могу понять, а тому, кто уезжает в поисках легкой жизни, разрешал бы выезжать за рубеж только тогда, когда они по западным расценкам уплатили бы за учебу у нас в школе, вузе, техникуме, других заведениях, где они получили путевую специальность, с которой они не боятся пропасть на Западе. Если таких волков выпускать, так к чему мы
