тебя ты должен две нижние опоры одновременно вдавить в стену. Только так сможешь отключить сигнализацию. Сторожевых собак и охранника виллы я беру на себя, и, пока я не справлюсь с ними, ты к операции не приступаешь.
С тобой будут контачить водитель такси, работающий на меня, и внук Хаим, который тоже будет на машине, других участников операции вам нечего знать. Да, я едва не упустил, пока ты будешь в работе, твой друг с моим человеком будут в кинотеатре смотреть фильм. В этом кинотеатре ты уже был. Они будут сидеть на тех же местах. — Обращаясь к Душману, он потребовал: — Постарайся не потерять билеты, сохрани на всякий случай.
После операции ты отдаешь Хаиму то, что считаешь нужным, и инструмент, и он уезжает. Таксист подъезжает с тобой к кинотеатру, берет твоего друга, моего человека с собой не берите и езжайте домой.
Если ты слишком долго провозишься с сейфом, то таксист организует поломку машины в пути, чтобы все ваше время было прикрыто свидетелями. Остальное мы с тобой обговорили, учти, я завтра вечером буду в своем клубе отдыхать до тех пор, пока об ограблении мисс Кэрол не узнаю по телевизору или по радио.
— Вы мне оказываете большую помощь, во сколько вы ее оцениваете?
— Все будет зависеть от добычи, ради знакомства, ради твоего учителя я возьму всего лишь пятую часть. Я не много заломил?
— Можно и больше, — улыбнувшись, заметил Лесник, — но я, так и быть, не буду возражать.
— Давайте выпьем по бокалу шампанского за успех нашей первой, я думаю, не последней операции, — предложил Молох…
Глава 73
На другой день вечером угрюмый, смуглый таксист неопределенного возраста и непонятно какой национальности доставил Лесника к бистро, недалеко от которого была расположена вилла мисс Кэрол. Вручая Леснику портативную рацию, таксист сказал:
— Как услышишь, что я сказал «отвал», то не раздумывай ни секунды, уматывай оттуда. По рации со мной не базарь, наши фараоны ушлые, не то, что ваши менты, могут запеленговать и обоих нас накрыть за разговором, поэтому пускай твоя рация все время находится на приеме.
— О’кей! — взяв портфель с инструментом, бросил Лесник, покидая своего сообщника.
По досконально изученному маршруту Лесник подошел к вилле Кэрол и через забор перелез к ней во двор, где увидел трупы двух кобелей.
Двигаясь по плану, он без особых проблем проник в дом, если не считать, что у него сердце готово было вырваться из грудной клетки. Открыв отмычкой дверь в спальню, он, осветив фонариком стены, высветил три художественных полотна. Подойдя к ним, он у крайнего левого вдавил в стену две опоры, которые легко поддались его усилию. Все он делал автоматически и в большом напряжении.
После этого он хотел снять со стены среднюю картину, но она, будучи на шарнире, как одностворчатая дверь, повернувшись на своей оси, открыла ему вид на вмонтированный в стену несгораемый шкаф. Закурив и постаравшись успокоиться, Лесник стал внимательно его обследовать. Минут через двадцать, которые Леснику показались часами, он бесшумно открыл его дверку, обнаружив перед собой на полках пачки денег и разной формы коробочки. Раскрыв одну из них, он увидел в ней бриллиантовую брошь, под светом фонарика излучавшую радужные лучи.
Опорожнив содержимое сейфа в свой портфель, закрыв его и восстановив в спальне прежнюю обстановку, он покинул ее, не забыв входную дверь закрыть на замок. Прежним путем он покинул «гостеприимный» дом.
Подойдя к бистро, Лесник сел в машину Хаима, который с восхищением смотрел на него. Отдав ему инструмент с драгоценностями, Лесник сказал:
— Сколько я взял у мисс Кэрол, Давид Борисович узнает из сообщения полиции. Продав драгоценности, пускай он удержит из них свою долю, а остальные деньги через несколько недель отдаст или, если найдет нужным, оформит на мистера Фостера. Дед знает, как поступить, а теперь можешь уезжать.
После Хаима Лесник сел в машину таксиста и потребовал:
— Поехали!
— Уже все? — впервые изменив мимику лица, спросил таксист.
— В твоем возрасте нельзя быть таким любопытным, — ответил ему неопределенно Лесник, только сейчас почувствовав, как он устал.
«Сейчас стаканчик водки дерябнуть было бы самый раз», — мечтательно подумал он.
По улице Двенадцатая авеню они доехали до пересечения с улицей Восьмая стрит и остановились.
К ним подошел Душман, который, сев в машину и дождавшись, когда она тронется, сказал:
— Картина кончилась тридцать минут назад.
Таксист, посмотрев на светящиеся на панели приборов электрические часы, успокоил:
— Мы почти укладываемся в график, а поэтому я сейчас сразу повезу вас домой. Вы не забудьте номер моего такси и то, что я вас подобрал около кинотеатра. — Предупреждая возможную оплошность своих пассажиров, он потребовал: — Не вздумайте прощаться со мной за руку, такое у нас не принято.
— Спасибо, что предупредил, — поблагодарил его Душман.
Когда таксист довез их до виллы Фостера, то Лесник, рассчитываясь с ним за провоз, сказал:
— Скажешь своему шефу, чтобы он тебе дал косую за мой счет.
Когда Лесник и Душман смотрели в холле телепередачу, то к ним подошла миссис Фостер, с которой был Степанович; сам Фостер еще не вернулся с работы.
— Миссис Фостер от меня узнала, — обращаясь к Душману, начал садовник, — что вы воевали в Афганистане. Ей очень интересно узнать, как вам там, страшно было или нет?
Слушая его слова, обращенные к Душману, женщина утвердительно кивала головой, как бы подтверждая свою просьбу.
— Страшно, и очень! — налив себе в бокал немного виски и залпом выпив его, признался он.
Степанович перевел госпоже ответ Душмана и, выслушав сказанное ею, сообщил:
— Она убедительно просит вас рассказать какой-нибудь эпизод из своей фронтовой жизни.
— Это некрасиво и нескромно, — возразил Душман. — Мадам подумает, что я хвалюсь, но сотни тысяч погибших афганцев за десять лет войны и менее четырнадцати тысяч наших кое о чем говорят, правда, афганцы дрались и между собой, поэтому статистика, кто кого и сколько убил, условная, но мы воевать там научились, иначе в деревянном бушлате отправили бы домой. Душманы, то есть бандиты, — произнеся эти слова, Тарас Харитонович улыбнулся, — если кого и брали в плен из наших, снимали шкуру, скальпировали, выкалывали глаза, рубили конечности, поэтому желающих попадать к ним в плен практически не было. А когда такая участь кому-то грозила, тот или стрелялся, или подрывал себя последней гранатой…
Слушая Тараса Харитоновича, Степанович старался сразу делать перевод миссис Фостер, но когда он отвлекался и только слушал, то женщина нетерпеливо напоминала ему о его забывчивости.
— Какая жестокость, — побледнев, несколько раз произнесла она.
— …Безбожные фанатики, многие из которых еще и под наркотическим воздействием, разве они думали о гуманности к пленному? Скрывать не буду, были и среди наших десантников наркоманы, которые там пристрастились к дурманящему зелью. Когда мы стали с ними поступать, как они с нами, то со стороны душманов зверств к военнопленным поубавилось.
— Какой-нибудь эпизод расскажи, — вновь попросил Степанович.
— Уже не она, а ты просишь, — удивился Душман.
— Я более ее заинтересован услышать твое сообщение, как никак, а все же я русский, — пояснил Степанович.
