уже со мной — спустя столько лет в каком-то вялом и не задевшем меня виде. Гражданский певец, все эти годы не сдававший позиций, за исключением того страшного года, который мог сделаться для него роковым, был и на этот раз среди тех, кто выстроился к юбиляру с букетами. Он, как всегда, нарушил очередь, и вышел на сцену вслед за Лионом Измайловым, за которым в программке значился я. Валечка Апостолова, вечный помреж в Театре эстрады, предложила по громкой связи, чтобы я потерпел, и даже шутила, несмотря на широкую трансляцию во всех гримерках: «Фимочка, я знаю, вы подождёте. Вы — добрый».
Мне было некуда спешить. Наташа Жеромская, администратор Карцева, попросила подбросить своего артиста до метро, потому что тот оставил машину где-то в Кузьминках. Мы с Толиком решили, что никаким метро он не поедет — мы доставим его до самых Кузьминок.
Гражданский певец застрял на сцене на недобрых полчаса, исполнив целый блок еврейских песен и, кажется, нарочно испытывая терпение актеров и зрителей, настроившихся на веселый, живой концерт. Впрочем, в легкой атмосфере капустника этот затянувшийся аттракцион тоже прошел с успехом; я зашел поглубже в карман сцены, чтобы избежать прямой встречи с откланявшимся певцом и выбрался оттуда, только когда Ян после грустного номера про «Сон о казни артиста» пригласил меня на сцену.
У Яна хватило сил, чтобы опять устроить перебранку. Он не дал мне сказать ни слова. Сразу отчитал меня за букет, с которого предательски упало несколько листочков. Я, защищаясь, рассказал про свой недавний диалог с ним по телефону.
— Он мне сказал: Фимка, делай на концерте что хочешь. Я представлю тебя, уйду, не буду мешать. А ты мне дорогой подарок принесешь?
— Я выйду на сцену с цветами.
— Все. До свидания. Можешь не приходить.
Зрители рассмеялись. Ян подобрал с пола упавшие лепестки, уходя в кулисы еще ворчал что-то по поводу моего букета. Когда он уже почти ушел со сцены, я сказал:
— Ну, вот. Собрал все, что осыпалось. И ушел — лысый.
В гримерке меня развезло. Болезненная слабость Яна меня страшно смутила.
Собираясь на фуршет, я быстро промокнул глаза ладонями, вышел в коридор, запруженный фотокорами всех московских газет, растянул рот в улыбке и успел попозировать со всеми, кто встретился на пути…
Вскоре в комнате, где были накрыты столы, появился Карцев.
Держа в руках стаканы с виски, мы с Альтовым подошли к нему.
— Я не был в Театре Эстрады три года. И Сеня здесь давно не выступал.
Роман Андреевич был лаконичен.
— Если бы не Ян, я бы никогда не пришел к этому м…
Речь зашла о нынешнем руководителе театра.
Несколько лет назад Карцев начал репетировать спектакль вместе с Татьяной Васильевой в антрепризе Леонида Трушкина. Дуэт был еще тот. Все шло как по маслу. Хазанов бывал на репетиции и однажды для усмешнения какой-то сцены принес Карцеву калоши. Карцев трижды вспоминал эти калоши, когда в нескольких словах обрисовал все, что случилось после них.
Когда о спектакле стали говорить и предсказывать ему шумную премьеру, Трушкин вдруг перестал назначать репетиции, а затем позвонил и объявил, что встреч больше не будет.
— У меня что-то не получилось.
«У меня!» — ехидно выделил голосом Роман Андреевич, пересказывая диалог.
Ну, не получилось и не получилось. Работа была остановлена. Артисты вернулись к оставленным до репетиций делам.
А вскоре Карцев узнал, что работа над пьесой возобновилась. Но уже без него и Васильевой. Сейчас этот спектакль значится в репертуаре Театра. Играют его Чурикова и Хазанов. Он называется «Смешанные чувства».
— Ну, и что твоя история, — сказал я Альтову, — после этой? Детский сад.
В свое время у Альтова после долгой дружбы тоже вышла размолвка с худруком. Много раз тот переносил творческий вечер писателя в планах театра с выходных на будни, а затем и вовсе отменил, сославшись на возможный неуспех.
Услышав мой вопрос, Альтов поднял руки в жесте, означавшим «сдаюсь!»
— Вы специально ждали меня? — спросил Карцев. — Не надо было… Зачем?
Видно было, что он все же тронут. А я был счастлив оттого, что еще немножко побуду рядом с ним.
На ступеньках театра мы еще раз остановились перед фотографами, выскочившими вместе с нами на улицу.
В машине Карцев начал пересказывать нам свой новый номер. Про тренера женской волейбольной команды. От смеха наш водитель Саша чуть было не выпустил руль из рук.
У дома в Котельниках мы остановились. Я сидел на заднем сиденье и взял Карцева за плечи.
— Вам давно надо было писать себе самому.
— Теперь буду. Я уже начал… У меня есть еще один монолог.
Когда я вошел в подъезд, Карцев спросил у Толика:
