восьмерке»:
«...На рассвете заметили шесть миноносцев, вытянувшихся в линию, которые стреляли. Один на полных парах шел в гавань. Другой, крайний, парил и шел медленно. Расстояние миноносцев от берега было верст восемь. Различить наших трудно. Видны были только выстрелы и падения снарядов в воду. Паривший миноносец все время продолжал стрелять, четыре средних стали стягиваться и сосредотачивать огонь на этом парившем миноносце.
Довольно меткий огонь последнего держал их на расстоянии. Сообщили сигнальной станции, что это наш «Страшный» держал меткий огонь против четырех японцев. Японцы обошли его полукругом, открыли жестокий огонь, но весь покрытый паром «Страшный» не переставал отвечать, надвигаясь на закрывший ему путь неприятельский миноносец, обошел его с кормы и дал по нему выстрел.
«Баян» (дежурный крейсер порт-артурской эскадры. — А
...Наша эскадра ушла в море. Через час она вернулась опять, а недалеко от нее масса дымков. То был неприятель в числе 14 вымпелов: 6 эскадренных броненосцев, остальные бронированные и небронированные крейсеры.
Японская эскадра останавливается далеко, верстах в 18 от берега. Наша эскадра, имея во главе «Петропавловск», пришла в рейд и начала строиться в боевую линию. Поднят сигнал командующего флотом:
«Миноносцам войти во внутреннюю гавань».
«Петропавловск» медленно подвигается вперед. Было тихо. Все молчали и ждали начало боя и приближения неприятельской эскадры. Идя малым ходом, «Петропавловск» был на линии у Электрического утеса. Миноносцы входили в гавань. Вдруг в носовой части правого борта «Петропавловска» поднялся белый столб, прозвучал двойной глухой выстрел, принятый сначала за залп, и весь «Петропавловск» покрылся клубами оранжево-бурого дыма. В бинокль можно было видеть летевшие осколки и ломающиеся мачты и огромные языки огня, охватившие судно. «Петропавловск» повернулся на правый борт и в две минуты пошел ко дну, унося с собой адмирала Макарова, весь эскадренный штаб и около 700 человек команды...»
Оставил для истории Русско-японской войны свои воспоминания и чудом спасшийся командир эскадренного броненосца «Петропавловск» капитан 1-го ранга Яковлев. Он оказался одним из тех, кто видел Степана Осиповича Макарова в последние минуты его жизни:
«За несколько минут до взрыва я побежал в боевую руб-ку
Внезапно раздался грохот взрыва. Палубу броненосца окутала густая тяжелая мгла. Прорезая эту мглу, огненные языки вырывались из всех пор броненосца и взвивались кверху. Оглушительный, неслыханный треск, свист, какие-то громовые раскаты, я почувствовал удар в голову и потерял сознание.
Очнулся я от ощущения страшного холода в воде, тот-час принял положение стоя и заработал кистями рук, как лопастями. Тяжесть намокшего пальто и галош казалась неодолимой. Я тяжело дышал, выскакивая на поверхность воды, захлебывался и снова погружался. Вынырнув од-нажды, я увидел неподалеку опрокинутую лодку с двумя матросами, державшимися за днище и кричавшими:
— Вот командир! Спасайте командира!
Наконец я схватился за какой-то обрубок и окончательно потерял сознание...»
Вот рассказ о порт-артурской катастрофе сигнальщика с флагманского броненосца Бочкова:
«Вышли мы в море. Крейсерская японская эскадра ушла. Мы сделали ей вдогонку 16 выстрелов. Потом показалась новая эскадра из 14 вымпелов, а у нас только девять. Кроме того, у японцев почти все крейсеры бронированные, а у нас бронирован один «Баян».
Мы повернули назад. «Петропавловск» шел впереди. Я стоял на мостике в боевой рубке и разбирал сигналы по книге. Как дали последний сигнал адмирала: миноносцам войти в гавань, «Петропавловск» замедлил ход, почти остановился. Вдруг корабль сильно вздрогнул, раздался ужасный взрыв, за ним другой, третий — как будто уже в середине корабля, под самым мостиком.
Я кинулся к дверям рубки, откуда выходил офицер, вероятно штурман. Тогда я выскочил в окно. Корабль наш сильно кренило. На мостике я увидел адмирала: он лежал в крови, ничком. Я бросился к нему, хотел поднять. Корабль точно куда-то падал. Со всех сторон сыпались обломки. Что-то гудело, трещало. Валил дым, показался огонь. Я вскочил на поручни, меня смыло, но я успел за них ухватиться. Меня сильно потянуло вниз. Помню еще падающие мачты. Потом ничего...
Был у нас на корабле старичок, красивый, с белой бородой, все что-то в книжку записывал, стоя на палубе. Вероятно, утонул. Добрый был...»
Мичман В. П. Шмидт, младший флаг-офицер вице-адмирала Макарова, вспоминал на страницах журнала «Морской сборник» о последних минутах перед гибелью «Петропавловска»:
«...Несмотря на неравенство сил, адмирал, как можно было заключить из его отрывочных фраз, стремился выйти в бой с японцами. Чувство приподнятого духа передавалось от адмирала всем нам: настал момент отомстить за январскую атаку!..
После отданного адмиралом приказания — поднять сигнал «Севастополю», флаг-офицеры сейчас же исполнили это приказание, а я, находясь при флагманском журнале, вошел в рубку, где были сигнальщик и капитан 2-го ранга Кроун.
Подойдя к журналу, я стал записывать:
«В 9 часов 40 мин. Сигнал...» — успел я лишь набросать, поставить двоеточие — и вдруг послышался глухой сильный удар. У нас троих (Кроуна, меня и сигнальщика) сорвало фуражки — и в одно мгновение стол, диван, шкаф с книгами и картами — все обратилось в груду обломков, циферблат с механизмом был вырван из футляра часов. С трудом удалось высвободиться, и мы бросились к правому выходу из рубки на мостик.
«Петропавловск» сильно кренило на правую сторону, и он настолько быстро погружался, что, стоя на твердом мостике, казалось, что не имеешь опоры и летишь с головокружительной быстротой куда-то в бездну. Это чувство былоочень неприятно. Говорить нельзя было из-за рева пламени, воды, постоянных взрывов и всеобщего разрушения.
Выскочив на правую сторону мостика, мы увидели впереди себя море пламени; удушливый едкий дым почти заставлял задохнуться. Здесь я заметил фигуру адмирала, стоявшего спиной ко мне. Как думают те, кто хорошо знал адмирала, он прошел вперед, сбросив с себя пальто, чтобы узнать, что случилось, — и вот можно предположить, что он был оглушен или убит одним из обломков.
Только несколько секунд мы пробыли здесь... и с большими усилиями добрались до левого крыла мостика (так как крен на правую был очень уж велик)...
Я посмотрел на корму: шканцы, казавшиеся высоко над мостиком, усеяны людьми, которые без всякого удержу оплошной живой рекой бросались за борт, попадая в работавшие до последнего взрыва винты и между обломками. При виде этой картины сердце сжалось от ужаса...»
Вот, в сущности, почти все, что известно о последних минутах жизни вице-адмирала Макарова со слов немногих спасшихся во время гибели «Петропавловска» очевидцев, которые по долгу службы находились рядом с флотоводцем. Можно лишь предположить, что он погиб на капитанском мостике эскадренного броненосца, своего флагманского корабля. Будучи с детства хорошим пловцом, оказавшись за бортом, Степан Осипович, вне всякого сомнения, смог бы удержаться на воде в ожидании спешивших к мес-ту трагедии с других броненосцев и крейсеров спасатель-ных шлюпок.
Желтое море все же дало последнюю весточку живым о погибшем флотоводце. На месте гибели «Петропавловска» нашли форменное адмиральское пальто. Оно было опознано по двум золотым вице- адмиральским орлам на погонах...
По заключению Морского технического комитета, броненосец коснулся мины (или, по другим предположениям — минной банки). После ее взрыва под носовыми минными аппаратами и погребами «Петропавловска» произошли взрывы от детонации пироксилина в судовых минах (в носовой части броненосца хранилось до пятидесяти подводных мин заграждения) и 12-дюймовых снарядах, воспламенение
