Тоном добродушного дядюшки, наставляющего неопытную племянницу, нормандец сказал:
– Любой опыт, как говорят у нас в Нормандии, «за плечами не носить», и в любую минуту жизни он любому человеку может пригодиться.
Было условлено, что сеньор маэстре вернется к своим гостям, а метр Криньон спустится вниз – сообщить Жану Анго о решении сеньориты и сеньора Руппи.
…Прошло не более получаса. По лесенке, ведущей в капитанскую каюту, твердо и уверенно прошагал Жан Анго. Его манеру ходить и сеньорита и Франческо уже научились распознавать. В ногу с ним подымался, очевидно, Пьер Криньон. Затем можно было различить тяжелую, неторопливую походку Бьярна Бьярнарссона. Однако мягких и как бы неуверенных шагов сеньора Гарсиа почему-то слышно не было.
Постучавшись и получив разрешение войти, в дверях показался Жан Анго, с веселой улыбкой пропуская вперед, может быть и обрадованного, но несколько смущенного Хуанито.
На длинной золотой или позолоченной цепочке, спускавшейся ниже колен мальчишки, болталось нечто круглое, издали напоминавшее образок, какие моряки, отправляясь в опасное плавание, хранят под своими куртками.
За распахнутой дверью, в узком проходе между каютами, толпились и пилот, и Бьярн Бьярнарссон, и еще кое-кто из матросов «Геновевы», и нормандцы, выглянувшие на шум…
Сеньорита и Франческо недоуменно переглянулись. Обоим трудно было предположить, что метр Анго склонен был подшучивать над таким священным для всех предметом.
– Нет, это не иконка! – прошептала обрадованная сеньорита.
Теперь и Франческо, приглядевшись, определил, что это нечто круглое – не образок, а огромная, зеленого воска печать.
Сеньорита, положив руку на локоть Франческо, добавила:
– Поглядите – Хуанито сейчас донельзя смущен, а с ним это редко бывает!
Жан Анго, очевидно, расслышал последние слова девушки.
– Боюсь, – сказал он, – что мы с Бьярном вместо радости доставили мальчонке только огорчение… Мы и сейчас еще не совсем трезвы, а когда продевали в папскую печать золотую цепочку, были попросту пьяны…
– А можно мне снять это украшение? – жалобно произнес Хуанито. Очевидно, даже золотая цепочка нисколько его не прельщала.
– Узнав, куда Бьярн направляется, я пытался было всучить ему папскую грамоту, которая, должен сказать, лучше всякого ключа открывает любую дверь, – сказал Жан Анго. – Но Бьярн от этой грамоты только отмахнулся… По его же совету я решил подарить эту зеленую печать Хуанито. Как я понял, мальчонка здесь общий любимец, и вот по настоянию Бьярна я вручил Хуанито эту печать, пожертвовав при этом еще и собственную золотую цепочку…
– А как вы поступили с грамотой? – осведомилась сеньорита.
– Грамота без печати потеряла всякое значение, – ответил Жан Анго смущенно. – Правда, зеленую печать мы с Бьярном срезали очень осторожно, не повредив ни шелкового шнура, ни пергамента грамоты… Хорошо еще, что я (спьяну, что ли?) даже не проставил имени лица, которому папская грамота могла пригодиться… А впрочем, это к лучшему. Думаю, что сейчас и сеньору Руппи да и любому отправляющемуся к императору она будет полезна… Вернее, была бы полезна, если бы печать оставалась на месте и, главное, справа от подписи папы… Словом, как решит Бьярн, так я и поступлю…
– Можно я скажу? – вдруг вмешался в разговор Хуанито, с облегчением снимая цепочку с печатью.
Франческо собрался было выслать мальчика из каюты, но Северянин поманил того к себе.
– Тут все дело в умении, – произнес Бьярн Бьярнарссон. – А он, я думаю, сумеет восстановить грамоту в прежнем ее виде. Кто-то рассказал мне, как ловко мальчишка орудует всякого рода клеем… Да, вспомнил: не «кто-то», а сам сеньор Гарсиа. Хуанито, оказывается, не раз уже подклеивал для эскривано разрозненные куски его рукописей. А тут всего-навсего нужно приклеить печать к шелковому шнуру и пергаменту… Только боюсь, клей, вероятно, здесь нужен особый…
– А клей здесь и не понадобится, – сказал Хуанито, с гордостью оглядывая всех набившихся в каюту.
И Хуанито оправдал доверие Бьярна Бьярнарссона.
Попросив разрешения зажечь светильник, мальчишка, чуть разогрев на огне воск печати, тут же с силой прихлопнул ее к шелковому шнуру и к пергаменту.
– Только сейчас ее еще нельзя трогать, пока воск не засохнет… Это и сеньор Гарсиа так мне говорил… Мы тоже что-то склеивали воском…
– Да, а где этот ваш писец? – спросил вдруг Жан Анго озабоченно. – Правда, он даже не обратил на меня внимания… Но я не злопамятен и, с разрешения сеньориты, пригласил его к столу. А он и не думает спешить!
«Обо мне Анго уже не поминает, – подумал Франческо с облегчением. – Надо полагать, что Северянин посвятил его уже во все наши тайны… Да оно и к лучшему: разыгрывать роль знатного римлянина мне не придется».
– Сеньор Гарсиа, вероятно, сейчас придет, – вступилась за эскривано сеньорита. – Он, как все ученые люди, очень рассеян… Пожалуй, не дожидаясь его, сядем за стол…
– Переодевается, наверно? – с нехорошей усмешкой спросил Жан Анго. – Пилот, сходи за ним, скажи, что я не граф, не герцог, ко мне на прием можно и босиком явиться… Я простой мореход из Нормандии. Я Жан Анго из Дьеппа, вот это пускай он хорошо запомнит!
«Нет, он безусловно и зол и злопамятен, – подумал Франческо. – Если бы не его встреча с Северянином, все это могло бы кончиться для нас плохо!»
