что бы то ни стало». Он предупреждал о необходимости заменить термин «русская армия» термином «контингенты армии» и успокаивал, что на это следует смотреть как на «условную уступку»32.
Представитель Врангеля в Болгарии генерал Вязьмитинов подписал с начальником штаба болгарской армии полковником Топалджиковым соглашение о размещении частей белой армии на ее территории. За врангелевцами сохранялось право ношения военной формы. Переезд их из Галлиполи и других лагерей закончился в основном в середине декабря 1921 г. В южной части Болгарии разместился Донской корпус (около 5 тыс. человек). Штаб его находился в городе Стара Загора. На севере и северо-востоке был расквартирован 1-й Армейский корпус (до 13 тыс. человек) со штабом в городе Тырново33. Кроме того, еще с января 1920 г. в Болгарии находились офицеры и солдаты из разгромленной армии Деникина численностью до 10 тыс. человек. По подсчетам Г. И. Чернявского и Д. Даскалова, общее число белоэмигрантов, нахлынувших в Болгарию, к началу 1922 г. составляло примерно 36 тыс.
И здесь белое командование старалось сохранить уклад строевых частей и казарменный порядок. Но жизнь брала свое. В Болгарии казаки в скором времени стали создавать трудовые артели, которые подряжались на строительные работы, рубку леса, в шахты и т. д. Непосредственные контакты с болгарскими рабочими, пропаганда коммунистов незаметно, но постоянно оказывали влияние на сознание определенной части солдат и казаков.
До 11 тыс. человек (главным образом казаков) переселились в Югославию, и бывший российский посол в США Б. А. Бахметьев перевел 400 тыс. долларов на их устройство. В город Сремски Карловцы переехал сам Врангель со своим штабом. Казаки использовались в Югославии на разных работах, а 1-я кавалерийская дивизия (более 3300 человек) находилась на службе в корпусе пограничной стражи королевства.
Задолго до этих событий, еще в феврале 1920 г., генерал А. П. Кутепов, командовавший в то время белогвардейским корпусом на Юге России, запрашивал сербского принца-регента Александра о возможности перехода к нему на службу. Одно из условий, выдвинутых тогда командованием белой армии, было сформулировано следующим образом: «В случае, если политическая обстановка в России потребует или допустит возвращение добровольческого корпуса из Сербии в Россию — таковое будет беспрепятственно разрешено…»34 /32/
Теперь в Югославию, в штаб Врангеля, из разных городов Европы приезжали его «военные агенты» и представители, чтобы выработать «линию поведения». «Врангель никого не любит и ценит только тех, кто ему нужен. Таков он был всегда…» — записал в своем дневнике генерал фон Лампе — участник совещаний в городе Сремски Карловцы. По мнению Лампе, твердых взглядов Врангель тогда не обнаружил, хотя неискоренимое тщеславие проявлялось во всем: и в манере говорить, и в обстановке его кабинета. На стене висела довольно плохо нарисованная картина «Мечты алексеевцев» — двуглавый орел насел на двуглавого змея. Врангель рубит одну голову змея, держа в руках национальный флаг, а вдали, в конном строю, мчатся на помощь алексеевцы…35 Прошло всего каких-нибудь пять-шесть лет с того времени, когда Врангель был еще полковником во время первой мировой войны, потом в гражданскую войну — начальником конной дивизии, командиром конного корпуса, командующим Добровольческой армией. 22 марта 1920 г. в Крыму принял он от генерала Деникина должность главнокомандующего «русской армией», и особое присутствие правительствующего сената в Ялте присвоило ему звание правителя Юга России. Этому человеку, который в обстановке своего «культа» начал уже верить в особое предназначение, трудно было смириться с тем сокрушительным поражением, которое потерпели и его армия, и «белое движение» в целом.
В Югославии врангелевцы пытались создать своего рода «государство в государстве». В марте 1922 г. глава сербской крестьянской партии М. Московлевич обратился в Скупщине с запросом к правительству: «Известно ли Вам, кто такой Врангель и признает ли его наше правительство?.. Если не признает, то как он может иметь своего военного агента и своего помощника в Белграде, которые распоряжаются судьбой русских беженцев?.. Известно ли Вам, каким гонениям подвергаются те русские, которые не желают быть орудием для авантюристических замыслов Врангеля и его помощников…»36 Министр иностранных дел М. Нинчич ответил очень невразумительно, сославшись на то, что пребывание Врангеля якобы носит «совершенно частный характер».
Сам Врангель, однако, подчеркивал, что переговоры о размещении армии велись непосредственно с правительством королевства Сербии, Хорватии и Словении (Югославии). Представитель командования врангелевской армии генерал П. Н. Шатилов был принят по этому поводу председателем совета министров Н. Пашичем и королем Александром37. В то время, когда Компартия Югославии находилась в подполье, а ее фракция в парламенте была арестована, белоэмигрантские организации, прежде всего монархисты, чувствовали себя в стране совершенно свободно. Не было тайной, писал югославский историк Чулинович, что они «встречаются, договариваются, /33/ строят планы и готовятся к новой войне против Советской России»38.
По соглашению с правительствами Масарика и Хорти некоторая часть врангелевцев поселилась в Чехословакии и Венгрии. Правда, когда к венгерскому диктатору пришел по поручению Врангеля для выяснения обстоятельств размещения воинских контингентов фон Лампе, то он сразу понял, что, «несмотря на любезный прием», о русской белой армии Хорти «думает мало», потому что не считает ее силой39. А когда в Югославии врангелевцы приняли участие в антивенгерских выступлениях, правительство Хорти заявило о своем желании ограничить их размещение в Венгрии. Тем не менее и здесь появились белоэмигрантские организации. В декабре 1921 г. в Будапеште было образовано Русское монархическое объединение во главе с Л. А. Казем-Беком40.
Несколько иная ситуация сложилась в Чехословакии, буржуазное правительство которой задумало проведение «русской акции». В книге «Русские в Праге», выпущенной в 1928 г., отмечалось, что благотворительность как таковая мало интересовала руководителей «русской акции»41. Широкая материальная поддержка оказывалась самым различным эмигрантским организациям и учреждениям, которые должны были сохранить и подготовить кадры для «будущей России». В Праге были созданы Русский юридический факультет (на основе устава 1884 г.), Педагогический и Кооперативный институты, Автомобильно-тракторная школа, Высшее училище техников путей сообщения, кабинеты по изучению России и другие учреждения. Чехословацкое правительство разместило на сельскохозяйственных работах несколько тысяч казаков, учредило многочисленные стипендии для офицеров и солдат в различных профессиональных учебных заведениях. Большая часть студентов- эмигрантов состояла в Обществе галлиполийцев и числила себя одновременно в рядах армии. Галлиполийцы считали себя лучшими носителями «белых традиций». Они пользовались особой поддержкой со стороны буржуазной народно-демократической партии, лидер которой К. П. Крамарж (первый премьер-министр Чехословакии) был известен как решительный сторонник «вооруженной борьбы с большевиками»42.
В характерной для белой эмиграции обстановке закулисных интриг, взаимной грызни и склоки не было никакого единства даже в однородных, казалось бы, по своему социальному составу группировках. К старым разногласиям прибавлялись новые. Глава ВМС Н. Е. Марков интриговал против «генералов», которые, по его словам, слишком «взяли все в свои руки». А те обвиняли Маркова в «сепаратной деятельности» и попытках подчинить себе «русскую армию». В марте 1922 г. в Берлине объявили о своем существовании так называемые конституционные монархисты. Председатель ЦК этой малочисленной, но крикливой организации Е. А. Ефимовский выступил в поддержку /34/ Врангеля и его сподвижников. Однако прошло немного времени, и тот же Ефимовский обрушился с критикой на белое командование43.
Масла в огонь подлило сообщение о том, что великий князь Кирилл Владимирович (двоюродный брат Николая II) объявляет себя «блюстителем» пустующего русского трона. Началась ожесточенная борьба между сторонниками двух великих князей: Николая Николаевича (двоюродный дядя Николая II) и Кирилла Владимировича. Если первый прикрывал свой монархизм заявлениями, что он «не предрешает будущего образа правления России», то Кирилл отбросил всякую мимикрию и выдвинул лозунг: «За веру, царя и отечество!» 8 августа 1922 г. Кирилл выступил с обращениями «К русскому народу» и «К русской армии». На
