— Позови ко мне Василису, — распорядилась Лиза, — а сама принеси мне из оранжереи парочку белых орхидей.
Марыля негромко фыркнула. Она все никак не могла смириться с тем, что княгиня не оценивает по достоинству ее умение сооружать замысловатые прически. Горничная действительно это умела, но у нее не было того художественного вкуса, которым отличалась экономка. Многосложные башни из волос Марыли не шли ни в какое сравнение с простенькими прическами Василисы, которая одним движением могла расположить какой-нибудь локон так, словно он нечаянно выпал из прически, и придать лицу Лизы неповторимое очарование.
Но сегодня экономка понадобилась княгине не только для этого. Она хотела посоветоваться с нею насчет Станислава — при всей своей проницательности в прямом и переносном смысле молодой жене все еще не хватало опыта должным образом оценить то, что происходило с ее мужем.
Василиса появилась все в том же платье, и Лиза только сейчас обратила на это внимание: то ли экономка носила его, как остальные слуги ливрею, то ли у нее не было средств купить себе что-нибудь другое.
— Василиса Матвеевна, — сказала она, — а вы бы не хотели выбрать и себе что-нибудь из гардероба своей крестной?
Экономка, похоже, ожидала какого угодно вопроса, но такого…
— Если бы у меня была такая возможность, — справившись с волнением, проговорила она, — то я бы кое-что взяла. Там есть парочка платьев скромных…
— Устаревшего фасона, — подсказала Лиза.
— Екатерина Гавриловна в юности не могла иметь роскошные туалеты, но меня они вполне бы устроили…
— Вот и договорились, — поспешно сказала Лиза. — Выберите себе все, что хотите.
Она подивилась про себя порядочности экономки, которая пять лет созерцала оставшиеся после госпожи сокровища — наверняка у нее самой в гардеробе было не очень много вещей! — но ни разу не протянула руку к тому, что ей не принадлежало. А ведь кто о том мог бы догадаться? Не Станислав же, занятый только собственной персоной! Над нею пять лет не было никого.
— Спасибо, Елизавета Николаевна, — растроганно проговорила она, — а то мое бедное платье уже не выдерживает столь частых стирок…
— Ерунда, — махнула рукой Лиза, — простите, что я не подумала об этом сразу… Василиса, а вы никогда не хотели выйти замуж?
— Ваше сиятельство, вы меня сегодня поражаете. — Чтобы скрыть смущение, она стала помогать Лизе надеть приготовленное Марылей зеленое платье — княгиня и сама не могла похвастаться обилием туалетов.
Она взяла щетку для волос и стала причесывать хозяйку.
— Сегодня, пожалуйста, сделайте из меня не бутон, а белую орхидею. Стебель — все тот же, — пошутила Лиза и напомнила:
— Вы не ответили на мой вопрос.
В дверь постучала Марыля и передала орхидеи.
— Скажи князю, что я буду готова через пятнадцать минут, — приказала Лиза и обратилась к экономке:
— Так на чем мы остановились?
— Хорошо, княгиня, раз вы настаиваете, признаюсь: я живу во грехе… Игнац… Мы любим друг друга, но нам все время что-нибудь мешает обвенчаться…
Она тяжело вздохнула:
— Ну, Василиса Матвеевна, из всякого положения есть выход. Возможно, я смогу помочь вам, но сегодня… Ne pourrie-vous pas…[28].
Она споткнулась на середине фразы, удивившись, что говорит по-французски.
— Peut-on vous aider?[29] — с улыбкой договорила экономка.
— Вопрос у меня, конечно, деликатный, — решительно заговорила Лиза, — но, по-моему, мы с вами уже переступили ту черту, у которой обычно задерживаются малознакомые люди… Дело в том, что я… ударила Станислава.
— Не может быть! — воскликнула Василиса.
Лиза по-своему расценила ее возглас и поспешно добавила:
— Если быть точной, я ударила его дважды. Один раз пресс-папье в библиотеке, а второй раз сегодня ночью, коленом… нечаянно… Нет, вру, я ударила его вполне сознательно и теперь думаю, как бы попросить у него прощения…
— Ни в коем случае не надо этого делать! — вскричала Василиса.
— Вы имеете в виду, не стоит его впредь бить?
— Я имею в виду, что не надо у него просить прощения.
— Да, но с каким лицом я спущусь сейчас к завтраку? Как будто ничего не произошло?
— Вы должны спуститься с обиженным лицом.
— Что-о?!
— Именно об этом я и хочу сказать, Елизавета Николаевна! Станислав вас обидел. Вы же не просто так его ударили? То есть ваш муж довел вас до такого состояния, что вы себя не помнили…
— Я бы и рада сказать, что не помнила, но ведь все было наоборот: я так разозлилась, что готова была прибить Станислава. Знаете, я не привыкла, чтобы те, кто живет рядом со мною, не считались с моими желаниями…
— Понятно, а Поплавские как раз не привыкли с другими считаться. Но поскольку в своих желаниях вы на равных, тогда за что вам извиняться?
Неожиданно Василиса хихикнула, как девчонка:
— Подумать только, а я еще недоумевала, что это у князя с носом?
— Значит, говорите, с обиженным лицом?
— Именно так! Ничего не поделаешь, si vis раcem — para bellum! [30].
Лиза подняла вверх правую руку и ответила в том же духе:
— Ave, Caesar, morituri te salutant![31]
Она уже взялась за ручку двери, но обернулась и спросила у экономки:
— Василиса Матвеевна, вы никогда не садитесь с нами за стол. Здесь так заведено?
— Нет, думаю, князь не стал бы возражать, чтобы я с вами трапезничала, но сегодня, думаю, вам лучше пообщаться без свидетелей.
Лиза медленно спустилась по лестнице. Станислав уже сидел за столом и задумчиво крутил в руке серебряную вилку. Она слегка кивнула и села на свое место.
— Доброе утро, Елизавета Николаевна, — сказал он с нажимом.
— Доброе утро, — машинально повторила она.
— Вы ничего не хотите мне сказать?
— Мне нечего сказать.
— Вот как, это почему же?
— То, что я могла бы сказать, вам не понравится.
— Тем не менее скажите, я прошу.
— Вы дурно воспитаны!
— И в чем это выражается?
— Вы получаете удовольствие от того, что причиняете другим боль. Мне жалко вашу матушку…
Она замерла на полуслове, заметив, как восковая бледность покрывает его лицо.
— Кто вам сказал?!
Лиза опять испугалась. Почему она только и делает, что поступает не так, как он ожидает? Почему она все время наступает ему на больную мозоль?!
— Я не понимаю, что мне должны были сказать…
