Но, утвердившись, тема использована еще раз, она взята теперь как нечто установленное, как цитата, и помещена уже в другую обстановку: в тот момент, когда цеппелины чугунными ступками громили Лондон, миссис Лори отдалась органисту.
«На асфальте, усеянном угольной пылью, жили минуту, век в бессмертной малиновой вселенной. В калитку стучали, стучали. Но в далекой малиновой вселенной не было слышно» (с. 83).
В этот момент упоминается еще несколько не процитированных мною тем, связанных с миссис Лори: «ложечки», «кружевное», – и кончается основная тема Лори «занавесь».
Я не исчерпал всех образов Замятина и оставляю на долю читателя найти еще две-три темы. Я оставил их немного. Некоторые из них проходят только через одну главу. Главная из неупомянутых мною тем: «взбесившийся Лондон».
VI
Теперь о сюжетном строении вещи.
Отделяя сюжет от других явлений художественной прозы, мы всегда рискуем провести границу не там, где она есть. В образной стороне произведения мы так же, как и в сюжете, имеем дело со смысловыми величинами.
С другой стороны, теоретически вполне возможно разрешить вещь не смысловым уравнением, а изменением хотя бы ее ритма.
Так, у Фета концевая строфа разрешает всю композицию вещи, может быть, тем, что в ней в тот же размер вложена иная ритмико-синтаксическая фигура.
Сделав эту оговорку, будем говорить о сюжетной стороне «Ловца человеков».
«Ловец человеков» – это сам шантажист Краггс, ловящий в парке целующиеся пары и вымогающий деньги угрозой доноса в суд.
Но сюжетная форма произведения, по заданию, очевидно, должна быть построенной на смысловом неравенстве.
В вещи есть другой «ловец человеков» – это органист Бейли, которого любят все женщины; он привлекает – ловит их музыкой.
Вот этот «ловец человеков» и «поймал» миссис Лори, пока ее муж ловил в парке леди-Яблоко.
Поддержано это совпадение описанием обстановки.
Краггс вышел на охоту, считая, что цеппелины над Лондоном создают нужную атмосферу. И мистер Краггс решил использовать атмосферу в Хэмпстад-парке (с. 75).
Но эта же «атмосфера» и создает обстановку для удачи органиста: «Топнуло тут, рядом, задребезжали верешки стекол; валилось, рушился мир миссис Лори, ложечки, кружевное.
– Бейли! Бейли! – разрушенная миссис Лори – стремглав летела по лестнице вниз, во двор. <… >
Жить – еще минуту» (с. 83).
Ту же функцию выполняет «малиновая вселенная».
Но сюжетное построение у Замятина не вышло, о роли органиста можно только догадаться.
Миссис Лори и ее история раздавливается тяжестью тем, сопровождающих Краггса.
У органиста же только одна тема – «жеребячьи губы».
Он и его история с Лори не выдерживают, они не разрешают сюжета, рассказ настолько перегружен, что у Замятина не хватило силы на организацию сюжетного неравенства.
Умение у Замятина оказалось большое, но однобокое. Но все же это лучшая замятинская вещь. Это его потолок.
VII
У каждого аэроплана есть свой потолок – это та высота подъема, на которой дорога вверх ему закрыта какой-то невидимой горизонтальной плоскостью. Однобокое уменье Замятина, вероятно, и создает ему потолок.
Я убежден, что обычная трагедия писателя – это вопрос его метода.
Ведь трагично должно быть самое центральное у человека.
У Замятина есть роман «Мы», который, вероятно, скоро появится в английском переводе{153}.
Так как этот роман по случайным причинам не напечатан все еще по-русски, то я не буду его детально анализировать.
Роман представляет из себя социальную утопию. Как это ни странно, утопия эта весьма напоминает одну пародийную утопию Джером Джерома{154}. Дело доходит до мелочных совпадений, например, одежда людей будущего – и у Замятина и у Джером Джерома – туника серого цвета. Фамилии у людей заменены номерами: четные мужчины, нечетные женщины и т. д.
По основному заданию и по всей постройке вещь теснее всего связана с «Островитянами».
Весь быт ее представляет из себя развитие слова «проинтегрировать».
Строй страны – это осуществленный «Завет принудительного спасения» викария Дьюли.
Одна из героинь, Ю, играет в вещи приблизительно роль миссис Дьюли и т. д.
Герои не только квадратны, но и думают, главным образом, о равности своих углов.
Все герои имеют свои темы, которые их, так сказать, вытесняют: один, например, «ножницы», он и не говорит, а «отрезывает».
По-моему, мир, в который попали герои Замятина, не столько похож на мир неудачного социализма, сколько на мир, построенный по замятинскому методу.
Ведь, вообще говоря, мы изучаем не Вселенную, а только свои инструменты.
Мир этот (у Замятина), чем бы он ни был, мир плохой и скучный.
Кажется мне все же, что это замятинский потолок. Очень уж беспомощен автор, когда из него вырывается.
Есть в «Мы» замечательная героиня, брови ее так перекрещиваются, что образуют X (икс), она и означает в этом уравненном мире – икс.
Конечно, о бровях говорится при каждом ее появлении.
Иногда героиня уходит из уравненного мира в мир старый, в «Старый Дом», в этом «Старом Доме» она надевает шелковое платье, шелковые чулки. В углу стоит статуя Будды.
Боюсь, что на столе лежит «Аполлон», а не то и «Столица и усадьба».
Вероятно, это происходит оттого, что Замятин не умеет строить мир вне своих рядов.
Люди, борющиеся с уравнениями, называют себя «Мефи», сокращение от Мефистофеля, потому что Мефистофель означает неравенство.
Они и поклоняются этому Мефистофелю. Да еще на статую [работы] Антокольского.
Напрасно.
Нет в мире вещей хуже Антокольского. Несмотря на присутствие в «Мы» ряда удачных деталей, вся вещь совершенно неудачна и является ярким указанием того, что в своей старой манере Замятин достиг потолка.
Пильняк в разрезе
Если бы он рассказывал о самом себе, как о другом, то сказал бы – Боря Пильняк.
О Толстом бы сказал или Лева Толстой, или Алеша Толстой, смотря но тому, о ком бы говорил. Но голос у него во всех трех случаях был бы одинаков.
В писаниях Пильняк человек громовый.
В каждой вещи у него метель и Россия, как к тонкому номеру «Нивы» (не «красной») было приложение.
Узнав (из вещей), что в Пильняке немецкой крови наполовину и что он ел в детстве немецкие печенья, думаю, что в основе он немец, желающий быть добрым малым и хорошим товарищем.
О нем же смотри у Льва Толстого.
Пильняк любит по-такому, по-простому, по-русскому, знаете ли вы, носить подвертки.
