Три года прожил мальчик с дедом вместе, учился пению по ноте, а также циферному исчислению.
Дед на бумаге исчислял ему всю невыгодность нынешнего монастырского положения, и мечты об ангельском чине отлетели от Гавриила.
Иногда мальчик отъезжал в Столбовское духовное правление для помощи тамошнему канцеляристу писать духовные ведомости о бывших и не бывших у исповеди.
В течение сего времени учреждена была Севская епархия, и севский Спасский монастырь преобразован был в дом архиерейский, а Родогожская пустынь со многими другими монастырями уничтожена.
Уже далеко зашла наука Добрынина, читал он многие книги – и «Похождение Жильблаза де Сантиланны», сочинение господина Лесажа, и того же сочинителя книжицу под названием «Баккалавр саламанской, или похождение дона Херубин да ла Ронда».
В книжечке «Баккалавр саламанской» снискивал себе человек фортуну на службе архиепископа Мексики.
Но как попасть в Мексику из Родогожа?
В 1765 году повез родогожский дед внука своего, российского, так сказать, Жильблаза, с намерением пристроить его в Севск, в консисторию.
Но консистория – то есть духовная канцелярия – была уже укомплектована.
Нужно было вновь искать предмета должностного или училищного. Народных училищ тогда в России не было. Из семинарий самая ближняя в пятистах верстах, то есть в Москве.
Да и та была только тем хороша, что лучше ее не было.
Пока непостижимая судьба пеклась о Гаврииле Добрынине, ходил он каждодневно в домовую вотчинную графа Чернышева контору для усовершенствования в писании.
Вотчинные конторы крупных господ во всем облике своем подражали государственному управлению и как бы сами собой представляли такие государства.
Вотчинный управитель, приказчик и бурмистр изображали из себя присутствующих членов, земский писарь – секретаря.
И все они, кроме управителя, были крепостными людьми Чернышева.
Контора состояла из двух чистых горниц и разделялась на столы, или на повытья.
Слово это старое, но в России его запомнили надолго в производном слове «повытчик». Слово это вы можете знать хотя бы из «Мертвых душ» Гоголя.
Судейский стол за перилами покрыт красным сукном. На нем Уложение царя Алексея Михайловича, а также повеления и формы графские об управлении вотчиною.
Правили вотчиной через повытчиков крестьяне-богатеи и делали в вотчине что хотели.
На стенах изображение царской фамилии и генеральная сей вотчины карта.
Карта же в большом масштабе лежит у стены, в специально выдолбленном бревне, свернутой.
Напротив конторы кладовая для хранения денежных сборов. Караульная и архив.
В этой академии, под руководством деда, совершенствовал свои таланты Добрынин. Отсюда же он делал и выезды.
Восьмого мая в 1766 году выезд сделан был к упраздненному Столбовскому монастырю, к Николину дню, на ярмарку.
Ярмарки, как правило, устраивались на монастырской земле и приурочивались к монастырским праздникам, или монастырские праздники к ним приурочивались.
Взяв с собою чернильницу и бумагу, выехал на этот праздник и Добрынин. Зная все обычаи, побежал он в церковь и встал у окна. Богомольцы, которыми набита была церковь, совершали непрерывные молебны, нанимая священномонахов.
Начали они подходить к Гавриилу, прося о написании имен на карточках за здравие и упокой.
Гавриил начал усердно содействовать молебствию за добровольную плату. Через несколько часов почувствовал он уже в кармане вес нескольких медных гривен.
Это усугубило его ревность и заставило возвысить цену, что, однако, горячих богомольческих сердец не могло отвратить от исполнения их добрых намерений.
Богомольцы морщились, но платили; так шло, или скорее – бежало время.
Время пробежало, оставя Гавриилу Добрынину воспоминания о дне святого Николая и пятьдесят копеек, собранные с богомольцев.
Сумма по тому времени немаловажная.
Действия судьбы
По возвращении из Столбова домой вызван был Гавриил повелением севского архиерея Тихона Якубовского.
Потому что слух и о дисканте и о ласковости Гавриила Добрынина уже распространился через вотчинную контору Севска до архиерейских палат.
Тот самый старый монах Илиодор, который ударил когда-то мальчика поленом, был уже иеромонахом и архиерейским духовником.
Этот старец, не будучи мстительного нрава и предвидя, как далеко может пойти Гавриил, рожденный от такого корня, как родогожский дед, уведомил, что он может устроить свидание с архиереем. По заплате келейному десяти копеек допущены были просители к его преосвященству.
Оно сидело на вызолоченных деревянных креслах в гарнитуровой, темно-вишневого цвета рясе и в штофном, зеленого цвета подряснике.
Панагия – то есть образок – висела на его преосвященстве не очень блестящая, круглая, величиной с медный пятак.
И сему православия столпу поклонились просители в ноги.
Его преосвященство произнесло тихим голосом:
– А! Это тот мальчик, о котором говорили мне многие. Для чего ты давно его мне не привез? Я его назначил в певчие.
Прощай, мечта о баккалавре саламанском, прощай, мечта о шпаге и шляпе с пером…
Ангельский чин промелькнул над Добрыниным своими крыльями.
Имя певчего поразило Добрынина как громом, мрак покрыл чело его, и слезы покатились.
Архиерей, приметя это, подозвал мальчика поближе и спросил о причине плача.
– Я нотам не учился, почему и певчим быть не гожусь, – проплакал Добрынин, утаивая о своих нотных знаниях. – Хотелось бы мне быть в консистории, при пере.
Тогда архиерей приказал Добрынину на столике, стоящем в комнате, написать на чистой бумаге следующие слова:
«Премудрости наставник и смысла податель, слово отчее Христос бог».
– Ты пишешь не худо, – сказал преосвященный. – Но надобно поучиться тому, чего ты не знаешь. У меня и секретарь знает ноту, и сам я по ноте петь умею, и ты, обучившись нотам, можешь быть даже со временем консисторским у меня секретарем.
Позван был дишкантистый певчий, и приказано было запеть для пробы кант, сочинения Дмитрия Ростовского: «Иисусе мой прелюбезный, сердцу сладости».
Добрынин хоть и лукавил, но голоса скрыть не мог. По этому вызван был канцелярист, и приказано было канцеляристу написать от имени Гавриила прошение об определении Добрынина туда, куда его преосвященству заблагорассудится.
Декрет этот был подписан такой резолюцией:
«Регенту, преподобному отцу Палладию, обучать подателя прошения, имея его в особенном своем надзирании и попечении».
С этим жестоким декретом отведены были мальчик и дед к отцу Палладию.
И здесь на столе увидел мальчик бутыль с водкой.
– Троелистник, – произнес довольно родогожский дед.
– Троелистник, то есть трефолиум. Учись, мальчик, – произнес отец Палладий. – Трава эта полезна от цинги и при закуске.
Каждое утро выходил преосвященный Тихон Якубовский из внутренних покоев в крестовую комнату. Тут давал он всем общее благословение, на что хор пел: «Исполла ети деспота», то есть «Да будет благословен
