Люди на рисунке разговаривают друг с другом, как бы взаимно представляя друг друга публике.
Разговор здесь заменял мифологический сюжет старой картины, он уточнял действие, но еще не давал рисунку неожиданный реалистический поворот.
В рисунках и акварелях Федотова какие-то отзвуки Венецианова есть. В картине «На базарной площади» совсем по-старинному выглядят продавцы на левой стороне (от зрителя), но на правом переднем плане разговаривающие старухи уже реальные – федотовские; они не только стоят рядом, но связаны между собой; искусство связывать на картине людей действием у Федотова было большое.
Казалось, что рисунок скоро найдет в России широкое применение. Был интерес к иллюстрированным изданиям, изображающим сегодняшний день. Но время было трудное, грозное, предреволюционное, люди еще не знали завтрашнего будущего, не знали причин собственного своего настроения.
Даже Белинский впоследствии радостно удивился, услыхав о Французской революции 1848 года.
Но пока до нее было еще далеко.
Жил и разорял издателей в Петербурге Александр Павлович Башуцкий – сын петербургского коменданта. В 1834 году он предпринял новое издание «Панорамы Петербурга», оставшееся неоконченным. После многих новых попыток издания он в 1842 году начал выпускать в большом формате книгу в выпусках; назывались выпуски «Наши, списанные с натуры русскими». На обертке было написано «Первое роскошное русское издание».
Белинский в рецензии писал: «…что по части изящно-роскошных изданий мы можем собственными силами и средствами не уступать иногда и самой Европе».
Рисунки в выпусках были работы Тимма и Шевченко. Белинский говорил, что они «отличаются типической оригинальностью и верностью действительности».
Текст был слабее, но в намеченных выпусках должен был выступить М. Лермонтов с очерком «Кавказец».
Всего было четырнадцать выпусков.
Приняли участие в изданиях В. Ф. Одоевский, В. И. Даль, В. А. Соллогуб, И. И. Папаев, Г. Ф. Квитка- Основьяненко, Е. П. Гребенка.
Издание вызывало нападки Фаддея Булгарина, который сам выпускал книжками фельетоны с иллюстрациями. Фельетонист обижался на конкурентов и наводил на них гнев начальства обвинениями в неблагонамеренности. Нападки цензуры вызвал очерк «Водовоз».
Булгарин выпустил очерк «Водонос», как бы исправляя жизнеописание.
Водонос у Булгарина жил очень благополучно, хорошо питался и привозил в деревню большие деньги.
После четырнадцатого выпуска издание прекратилось, вероятно, оно было задушено цензурой.
Иллюстрированные издания и потом появлялись много раз, но не становились традицией. А. Башуцкий после шумной жизни, литературных и служебных неудач кончил крупной растратой казенных денег и уходом в монастырь; дело заглохло.
Во Франции слово «Гаварни» из названия глухой деревни превратилось в фамилию создателя нового рода искусства.
В «Современнике» в 1847 году было напечатано письмо Тургенева из Парижа[42], где описывались последние новости дня. В них мы читаем: «В Париже вышел превосходный альбом „Избранные сочинения Гаварни“. Вот где можно познакомиться с современным парижским обществом. Гаварни великий комик, и в настоящую минуту можно сказать смело – у него нет соперников».
Близкий друг Федотова, художник Жемчужников, в воспоминаниях пишет: «Но увлекался Гаварни не я один, начинающий юноша. Увлекался им и такой художник, как Федотов, который говорил: „…ежели нам нравится, мы увлечены и копируем, значит, это выше нас“.
У Федотова есть листы с пометками: «перечерчивал» с Гаварни, но у Федотова другая тематика. Париж Гаварни – Париж улицы и маскарада. Это нарядный Париж, хотя за этой нарядностью есть и горечь, но все же это как бы Париж туриста.
Петербург Федотова – это Васильевский остров; заснеженные улицы, озябшие люди. Тема его рисунков – бедные люди; такая тема раскрывалась Гоголем, Достоевским, Некрасовым.
Федотов успел дать несколько рисунков-иллюстраций, в том числе и к рассказу Достоевского «Ползунков», и к тогда еще не напечатанному рассказу Тургенева «Из записок охотника» – «Два помещика».
Судьба русских иллюстраций того времени горька. «Иллюстрированный альманах» уже после цензурного разрешения был запрещен, листы были свалены на чердаке, частично раскрадены и крадучись появились в отдельных экземплярах у букинистов.
Все пути, на которые выходил Федотов, оказались дорогами запрещенными; он переступал всегда ту черту, за которой изображение было уже запрещено.
Гаварни было легче, чем Федотову, даже при неуспехе.
Этот художник после 1848 года ушел от рисунка, от иллюстраций и занялся гордым и тогда безнадежным делом – вопросом о развитии воздухоплавания.
Художник, оставив искусство, перешел к технике, но к технике будущего, выбрал себе неудачу высокого рода.
Павел Федотов хотел издать «Свежего кавалера» литографическим путем.
Режим хотел превращать человека в мундир, в строй, он как бы поглощал человека, покрывая его рангом, чином, орденом, но он не хотел видеть безумия этого превращения.
Пускай человек в бессилии считает себя испанским королем, но царским орденом он и в безумии считать себя не смеет.
У Федотова чиновник не превратился в орден, но орден утешает его, утешает в нищете, хотя орден сочетается с рваными ботинками. Все это кажется шутливым, но лучше все это показать, по мнению цензуры, без ордена.
Конфликты сюжетов сепий и картин Федотова основаны на грустном негодовании.
Ни Гаварни, ни Хогарт не являются художественными соседями Федотова, хотя он их внимательно изучал.
Павел Андреевич сосед с новой русской прозой, сосед Достоевского – более спокойный, жизнерадостный, но оказавшийся в результате раздавленным.
В манере рисовать Федотова нет подчеркивания легкости и свободы наброска.
От французов Федотов взял сюжетность изображения и неожиданность подписи.
Гаварни смог выразить себя; для Федотова не нашлось места показать свое мастерство. Цензура не позволила Некрасову и Панаеву создать серию иллюстрированных альманахов. А. И. Сомов отмечает[43], что художник-литограф Александр Козлов пытался наладить издание федотовских рисунков, но Федотов к этому времени уже увлекался живописью: он, «находя слишком долгим и скучным для себя отделывать нарисованное, полагал пригласить для дополнения отделки и „приведения“, как он выразился, его композиций в „грамматику“ опытного рисовальщика».
В результате был приглашен художник Семечкин. Книга под названием «Сцены из вседневной жизни. Рисунки П. А. Федотова» вышла в Петербурге в 1857 году, уже после смерти художника.
На рисунках Федотова внизу подписи Семечкина, который подрисовал к рисункам обстановку и огрубил черты набросков.
Рисунки Федотова не имели успеха, то есть их не воспроизводили. Оригиналы рисунков попали в долгие странствия: часть альбомов были разрезаны и кусками продавались по дешевке. Один большой альбом, размером в сто с лишком листов, тесно записанных, по странной случайности оказался в каком-то городе Восточной Сибири, вероятно, разделив судьбу ссыльного хозяина. Об этом рассказывает М. Азадовский в № 4 журнала «Русский библиофил» за 1916 год. Статья М. Азадовского называется «Дневник художника. Неизвестный альбом Федотова».
Людей, любящих художника, было довольно много, но они недооценивали своего друга, и случайные коллекционеры дарили друг другу рисунки, не очень ими дорожа.
Александр Козлов рассказывал, как Павел Андреевич приходил к нему, рисовал во время разговоров, иногда оставлял рисунки хозяину, иногда просто бросал их на пол, тогда хозяину приходилось их подбирать.
