Я считаю Г. А. Гамова одним из крупнейших русских физиков XX века. В конце концов, от ученого остаются только конкретные результаты его труда. Применяя футбольную аналогию, имеют реальное значение не изящные финты и дриблинг, а забитые голы. В этом сказывается жестокость науки. Гамов обессмертил свое имя тремя выдающимися «голами»: I) теория — распада, более обще — «подбарьерных» процессов (1928 г.), 2) теория «горячей Вселенной» и как следствие ее — предсказание реликтового излучения (1948 г.), обнаружение которого в 1965 г. ознаменовало собой новый этап в космологии, 3) открытие феномена генетического кода (1953 г.) — фундамента современной биологии. Оно, конечно, Гамов — невозвращенец, и это нехорошо. Но можем ли мы представить музыкальную культуру России XX века без имен Шаляпина и Рахманинова? Почему в искусстве это понимают, а в науке — нет?
34
Клод Изерли — полковник американской армии, сбросивший с бомбардировщика В-29 первую атомную бомбу на Хиросиму. Через некоторое время после этого измученный раскаянием слабонервный полковник впал в тяжелую депрессию и окончил свои дни в психиатрической больнице.
35
Один знающий человек рассказал мне такую версию этой удивительной истории. На ответственнейшем заседании, которое проводил Берия, обсуждался советский проект по организации сложнейшего производства разделения изотопов урана. Работа была выполнена весьма успешно, но для организации производства в заводском масштабе необходимы были еще некоторые дополнительные эксперименты, на что требовалось полгода. Взбешенный Берия грубо прервал докладчиков и обрушил на них поток грязнейшей ругани — обычный для него «стиль» руководства. Тогда поднялся Капица и стал честить ошалевшего обер-палача совершенно в тех же выражениях, сказав в заключение: «Когда разговариваешь с физиками, мать твою перемать, ты должен стоять по стойке «смирно»!». Налившийся кровью Берия не мог сказать ни слова. На следующий день приказом Сталина Капица был отстранен от всех своих постов, после чего вплоть до 1953 года фактически находился под домашним арестом.
36
Н. С. Хрущев, «Воспоминания», стр.241, Нью-Йорк, 1979.
37
Раскаяние пришло к Роберту Оппенгеймеру значительно позже, и он имел большие неприятности.
38
Следует учесть, что в веке банки платили заметно более высокий процент, чем сейчас. Если даже исходить из 10 % годовых, то за 210 лет набежит 10 миллиардов золотых гульденов.
39
Несколько лет тому назад супруги Левичи наконец-то получили разрешение на эмиграцию в Израиль.
40
См. «Воспоминания» Н. Черкасова.
41
Кстати, о «псах-рыцарях». Свои «Хронологические выписки» Маркс никогда не собирался публиковать. Он писал страшно неразборчивым почерком, к тому же готическим шрифтом. Когда в ИМЭЛе эту сырую рукопись переводили, переводчик вместо «Bundesritters» перевел «Hundesritters» (буквы B и H в готическом шрифте очень похожи). И поколения советских людей долдонили это бессмысленное словосочетание.
42
С фотографической точностью я помню цены тех далеких довоенных лет: кило чайной колбасы 8 р., сосиски 9–40, сардельки 7–20, ветчина 17, сливочное масло 17–50, икра красная 9, кета 9, икра черная 17, десяток яиц 5–50. Кило черного хлеба 85 коп., кило серого 1–7О. В углу лавочки месяцами пылились деликатесные копченые колбасы, для нас, студентов, совершенно недоступные — их цена была (???) 150 руб. в месяц. Ее не хватало. К концу месяца переходили на полутюремный режим питания: кило серого, немного сахару и кипяток. А в жирные недели первой половины месяца — обычная дилемма при покупке в лавочке провианта: 200 г сосисок или 200 г красной икры (вроде вчера ее покупал?). Добавлю к сказанному, что колбаса была из чистого мяса и никаких очередей не было. Фантастика! Зато с промтоварами положение было катастрофическое. Я ходил в обносках; зимой — в старых валенках, почему-то на одну левую ногу. Впервые в своей жизни плохонькие новые брюки я купил, когда мне исполнилось 20 лет. А первый в моей жизни костюм я заказал, будучи уже женихом. Для этого нам с моей будущей женой Шурой пришлось выстоять долгую зимнюю ночь в очереди в жалком ателье около Ржевского (ныне Рижского) вокзала.
43
В эти годы я как никогда раньше, много и успешно рисовал с натуры, преимущественно портреты моих товарищей по общежитию, увлекался новой для меня техникой — сангиной и тушью. Сеансы обычно длились 40 минут, больше натурщики не выдерживали. Я достиг своего пика в искусстве портрета как раз в это время. Почти все портреты я раздал оригиналам. Кое-что осталось — иногда я сам удивляюсь, как это я
