селения.
Как только спустились, Черная Молния тут же повел Томека к шатру, стоявшему в центре.
Томек вошел в типи совета старейшин. Здесь Черная Молния усадил его на медвежьи шкуры, устилавшие пол помещения. Юноша сел возле горящего посредине костра, осмотрелся и побледнел, увидев среди скальпов, висевших на треножнике, несколько прядей длинных, светлых волос. Женские скальпы служили прискорбным доказательством, что воины Черной Молнии нападали на поселения белых колонистов.
Различное оружие, висящее в одном из углов типи, явно было трофейным.
Размышления Томека прервали резкие звуки свистков. По всей вероятности, это были сигналы, созывающие старейшин племени на совет. И действительно, вскоре обширный шатер стал заполняться полунагими индейцами, украшенными орлиными перьями и ожерельями из клыков диких животных.
Томек широко раскрытыми глазами оглядывал медно-красных индейцев. Входили только молодые или средних лет воины. Единственным старцем был шаман в головном уборе из орлиных перьев и бизоньих рогов. У большинства членов совета были жезлы и костяные свистки - знаки различия младших вождей. Лица и тела индейцев были окрашены в ярко-красный цвет.
Сразу можно было заметить разницу между воинами Черной Молнии и индейцами, живущими в резервациях. Если последние вели убогий образ жизни, отражающийся прежде всего на внешнем виде, то это мятежное племя сохранило все черты былых воинов, вызывающих у молодого европейца внутренний трепет. Ни в лицах, ни в поведении их не было и тени унизительных признаков подневольной жизни.
Томек серьезно смотрел на исполненные достоинства, дикие лица воинов, которые ни малейшим движением или звуком не выдавали удивления при виде бледнолицего юноши в шатре совета старейшин. Один за другим индейцы занимали места вокруг пылающего очага; Томек считал их про себя. Когда вошел одиннадцатый воин, Черная Молния занял место справа от белого гостя.
Полным достоинства движением вождь снял с треноги мешок с калюметом. Набил табаком трубку, прикурил от уголька из костра, несколько раз затянулся, выпуская дым на четыре стороны света, и передал калюмет соседу. Наконец трубка вернулась к Черной Молнии. Дрожа от нетерпения, Томек ждал, что будет дальше. Черная Молния спрятал калюмет в мешок, повесил его на место и только потом сказал.
- Мои братья, наверно, удивлены, что среди нас бледнолицый, и что его скальп еще не украшает моего типи.
- Закон говорит: каждая бледнолицая собака, которая появится в нашем каньоне, должна погибнуть у столба пыток, - решительно и подчеркивая каждое слово, сказал молодой индеец с костяным жезлом.
- Палящий Луч сказал правду, - подтвердил Черная Молния. - Но этот бледнолицый - мой брат Нах'тах ни йез'зи, которому я поклялся в вечной дружбе. Благодаря ему напрасным оказалось вероломство Многогривого.
- Угх! Под белой кожей Нах'тах ни йез'зи бьется красное сердце друга краснокожих воинов, - сказал шаман по имени Победитель Гризли. - Индеец платит дружбой за дружбу и смертью за смерть. Таков закон наших предков! Я сказал!
- Нах'тах ни йез'зи курил трубку мира со старейшинами апачей и навахов, - пояснил Черная Молния. - Молодой брат оказал мне большую услугу и получил за это право носить пять орлиных перьев. Нах'тах ни йез'зи вступил на тропу войны; он просит у меня помощи против своих врагов. Враги наших друзей - наши враги. Черная Молния привел сюда Нах'тах ни йез'зи, чтобы держать совет и вместе выкопать топор войны.
- Угх! Злой дух затмил глаза Черной Молнии! - воскликнул Палящий Луч. - Мой брат плохо сделал, приведя сюда бледнолицего!
- Совет старейшин нашего племени признал за Нах'тах ни йез'зи право носить пять орлиных перьев, а Палящий Луч имеет пока что только четыре, - спокойно возразил Черная Молния. - Пусть мои братья решат, должны ли мы выкопать топор войны и тем сдержать слово, данное нашему брату Нах'тах ни йез'зи.
Шаман Победитель Гризли выхватил из-за пояса свой томагавк и коротким, но сильным движением бросил его, целясь в главный столб, поддерживающий шатер. Острие топора с глухим стуком вонзилось в дерево За ним проделали это остальные, и только один Палящий Луч сидел неподвижно, уставясь в пламя костра.
- Палящий Луч хочет остаться в вигваме, когда его братья выйдут на тропу войны? - спросил Черная Молния.
Молодой воин посмотрел прямо в глаза Черной Молнии, медленно достал из-за пояса свой томагавк, прицелился, размахнулся и бросил его с такой силой, что лезвие до половины вошло в сухое дерево.
После этого Черная Молния вонзил свой тяжелый томагавк и выразительно взглянул на Томека, который растерялся, потому что у него не было томагавка, да он бы и не смог бросить его по-индейски, но, привыкнув находить выход всегда и везде, он вспомнил, что боцман научил его метать нож. Разве он не может заменить томагавк?
Не раздумывая, Томек выхватил свой тяжелый охотничий нож. Блестящая сталь рассекла воздух и острие ножа впилось в столб рядом с томагавком Палящего Луча.
- Угх! Угх! Угх! - воскликнули индейцы.
- Апачи и навахи уже выкопали военный топор против всех врагов нашего брата Нах'тах ни йез'зи - торжественно провозгласил Черная Молния. - Скальпы вероломных собак, похитивших Белую Розу, подругу Нах'тах ни йез'зи, украсят наши вигвамы.
- Угх! Угх! - снова воскликнули индейцы.
По древнему обычаю, с момента, когда выкопан военный топор, вождь племени получает неограниченную власть, и все члены племени обязаны под угрозой смерти беспрекословно выполнять все его приказания. И Черная Молния сразу же обратился к Палящему Лучу:
- Младший вождь сейчас же отправится с несколькими воинами на Гору Знаков и уведомит наших союзников, что мы вступили на тропу войны. И еще Палящий Луч потребует, чтобы нам как можно скорее доставили нужное число мустангов.
Палящий Луч встал, подошел к столбу, поддерживающему типи, выдернул томагавк, не говоря ни слова, бросил на Черную Молнию укоризненный взгляд и вышел из шатра, чтобы выполнить приказание.
Черная Молния задумался: вот он удалил из шатра совета младшего вождя из-за его неприязни к белому человеку, которому он, вождь, обязан своим спасением. В глубине души он признавал правоту Палящего Луча. Разве обязан он оказывать помощь представителю расы, которая лишила индейцев свободы и земли? Ведь он же со всем племенем поклялся нести смерть всем белым захватчикам. В памяти Черной Молнии вспыхнула длинная цепь обид, нанесенных индейцам белыми людьми. Ведь это же бледнолицые безжалостно истребляли индейцев, изгоняли с их земель в бесплодную пустыню, предательски нарушали все договоры и обязательства. Да, Палящий Луч прав. Сам же Черная Молния призывал краснокожих братьев к бунту против поработителей, и вот - первый нарушает самим же навязанный закон.
От этих мыслей рука вождя машинально опустилась на холодную рукоятку ножа. Неужели он станет предателем своего племени, вверившего ему свою судьбу. Его холодный, пронзительный взгляд обратился к бледнолицему юноши.
Томек не мог не чувствовать, что происходит в душе вождя. И все же он доверчиво смотрел в глаза Черной Молнии, хотя знал, что в этот момент решается его судьба. От Томека не ускользнуло красноречивое движение руки Черной Молнии, коснувшейся рукоятки ножа, которым он снял уже не один скальп с голов бледнолицых.
Долго вглядывался Черная Молния в доверчивые глаза Томека. Разве не он помог ему тогда, когда другие хотели затравить Черную Молнию насмерть? Разве белый юноша колебался, изменяя своей расе, чтобы облегчить ему бегство? Разве он не поступил благородно с Красным Орлом? Этот бледнолицый юноша не только друг мятежного вождя, он еще настоящий друг всех индейцев, всех честных людей. Ведь и среди краснокожих есть отступники. Черная Молния вспомнил Многогривого, притворявшегося другом, и ненавистных индейских полицейских. Благородный и отважный вождь понял, что нельзя делить людей на хороших и плохих в зависимости от цвета кожи. Среди людей всех рас есть хорошие и плохие...
Не один только Томек догадывался, какие чувства обуревали сердце Черной Молнии. Старый шаман
