человека.
Не знаю, слышали ли вы, как в здешних местах говорят об осле, что у него «полдень сидит в горле». Он ревет ровно в двенадцать! А поскольку двенадцать часов — время полуденной молитвы у мусульман, осла называют «господином муэдзином». В тот день сразу после молитвы начались развлечения. Площадь в центре селения окружили люди. Появились музыканты с дудками и барабанами. В середину выехали празднично одетые всадники. Общий говор на время умолк, когда на площади появились старейшины и самые почетные гости. Среди них я увидел двух прекрасно известных мне людей: первым был Гарри — виртуоз по части корбача, насчет второго я сперва сомневался, соединил его глаза с лицом, которое так врезалось мне в память там, в пустыне. Это был человек, именовавший себя «властителем Долины». Здесь его звали «человеком с севера». Он приблизился ко мне, посмотрел сверху вниз.
Я медленно поднял голову, улыбнулся и сказал:
— Мы, кажется, уже встречались. И на этот раз тоже в последний раз?
Он промолчал и лицо его осталось совершенно бесстрастным.
Заиграла музыка, начались выступления. Танцевали кони, умело управляемые всадниками. Двигались то медленно, то быстрее, то вперед, то назад, то в сторону… Вставали на задние ноги, кружились на одном месте… Что это было за зрелище! Но я-то находился в таком отчаянном положении, что мне трудно было думать о чем-либо другом. Надо было срочно что-то предпринимать. В карманах у меня оставалось немного сбереженных фиников, был бурдюк с водой. Нил находился недалеко, стоило только ехать на запад…
Выступление закончилось, и зрители выбрали коня-победителя. Его цена тут же выросла. Кое-кто уже начал торг, когда на арене появилась еще одна верховая лошадь. Это был пресимпатичный донголанский жеребец, совсем еще молодой и необъезженный. Он явно был напуган толпой. Не готовилось ли очередное выступление?
Так оно и оказалось. Какой-то молодой ша’икиец собирался убедить коня, что ему понравится носить тяжесть на спине. Не без труда на жеребца надели узду, оседлали. Распутали связанные ноги. Конь был готов к схватке. Немного в стороне готовился к тому же и юноша. Мне в голову пришла шальная мысль, и я подошел к старейшинам.
— Салам алейкум, — произнес я.
— Алейкум, — недоверчиво ответили они.
— В своей стране, — сказал я, — я считаюсь знатоком лошадей. Разрешите мне померяться с ним силами.
Они рассмеялись.
Тут вмешался их почетный гость, «человек с севера». Он не произнес ни слова, лишь слегка кивнул, повел рукой. И я мог садиться на коня. Труднее всего мне было со стременами. Пришлось снять ботинки, в стремени умещался лишь большой палец ноги. Конь затрепетал подо мной. Я сильно ухватил поводья… Не буду подробно описывать, вы и так прекрасно все знаете. Во всяком случае, в какой-то момент жеребец решил перейти на галоп. А мне-то это и нужно было. Удалось направить его на запад. И он рванул! Уголком глаза я однако заметил, что «фараон» не дал себя обмануть. Сейчас же следом за мной помчалось несколько отличных наездников.
Мне не хотелось заездить коня, и я вернулся вместе со свитой к селению. На площади я спрыгнул с коня, ноги не держали меня. Я сел на песок, надел свои изношенные ботинки. Немного погодя ко мне подошел староста селения.
— Господин хочет поговорить с тобой, — произнес он неуверенным тоном.
— Кто? — удивился я.
— Господин, — повторил он и пояснил: — Человек с севера.
— Так пусть подойдет, — ответил я.
Он тут же подозвал охранников, один из них несильно подтолкнул меня копьем. Зачем было сопротивляться?
Вам ни за что не отгадать, что произошло далее. Представьте, этот самый «фараон» сделал мне предложение. На великолепном английском он сказал не то мне, не то себе:
— Начальник всех наездников Его величества.
Я не понял.
— Ты будешь начальником кавалерии фараона, — нетерпеливо повторил он.
Так какой же идеей был одержим человек, которого все боялись? Послушайте внимательно. Он хотел создать независимое от белых государство, построенное на образцах Древнего Египта, хотел воскресить времена фараонов. Лишь немногие белые, избранные, имели бы право занимать важные посты. Мне был бы присвоен титул, взятый из древности, соответствующий современному военному министру. У меня не осталось никаких сомнений. Он был безумцем! Способным, незаурядным и крайне опасным безумцем.
Я наотрез отказался.
— У тебя еще будет немало времени, чтобы обдумать мое предложение, — равнодушным тоном произнес он и сразу же повернулся к Гарри, показывая ему рукой включаться в торги. Предметом торга был объезженный мною жеребец.
Хозяин предложил цену: двести пятьдесят тысяч.
— Даю сто, — ответил Гарри.
— За такого жеребца! Молодой, выносливый, смелый, — расхваливал хозяин. — Ну уж, для тебя спущу до двухсот двадцати.
— Сто двадцать.
— Сказано — сделано, — произнес хозяин. — Двести.
— Скажем, сто пятьдесят, — предложил Гарри.
— Скажем, сто восемьдесят.
— Слово мужчины, сто шестьдесят!
— Слово мужчины, сто семьдесят.
— Согласен. Сто шестьдесят пять.
— Пусть будет сто шестьдесят пять.
Я это вам так подробно передал, чтобы вы поняли, как надо торговаться на Востоке. Я все отлично понял, потому что торговались по-английски, а цифры исчислялись по очень старому суданскому средству платежа, каури[191]. Гарри заплатил несколькими связками ракушек, а остальное банкнотами.
Знаю я, знаю, чего вы ждете! Осмотрите еще раз фигурку. Да, вы правы. Она не из золота…
… Нет, Тадек, ты ошибаешься, она не пустая внутри. И не содержит в себе, дорогая моя Салли, магических заклинаний.
Я узнал загадку этой фигурки, когда уже был узником на пароходе-развалине.
Не буду подробно рассказывать об этом путешествии. Я познал немало унижений, хотя «фараон» не раз повторял свое предложение. Я не мог его принять, не позволяло мое чувство чести, мое достоинство.
Последний разговор состоялся в каюте «фараона». Он вызвал меня. Когда я вошел, движением руки он удалил охранников, и мы остались одни. Он восседал в кресле с такой важностью, будто это был трон, и перебрасывал в руках фигурку.
— Ты отвергаешь все мои предложения, — произнес он не спеша.
Я молчал.
— Видишь, эту фигурку? — он поставил ее на стол. — Она нужна английскому богачу для комплекта. Ты и твои друзья гонялись за ней.
Я молчал дальше.
А он и не ждал ответа.
— Ни одна страна не имеет такой истории, как моя! И я снова сделаю ее великой, — он повысил голос, а я в очередной раз убедился, что он безумен.
— А при мне и со мной и ты сможешь стать знаменитым! — он усмехнулся. — Таково желание богов… И потому я открою тебе кое-что, как свидетельство моего расположения. Я открою тебе тайну фигурки.
Он разбудил мое любопытство, ведь меня, как и вас, мучил вопрос, почему она оторвана от золотого
