здоровенного лохматого парня, от которого вечно разило конским потом, даже когда госпожа заставляла его вымыться перед поездкой в гости. Особым умом кучер не отличался, как и чистоплотностью, но непроходимая тупость вкупе с редкостной исполнительностью позволяла ему вот уже второй год мирно уживаться со вздорной хозяйкой. Графиня сморщилась от резкого запаха, но не отказалась от своей задумки:
— Я хочу, чтобы ты пришел сегодня вечером, как стемнеет, ко мне в покои за указаниями. И не забудь вымыться, не в конюшню идешь.
Слуга поумнее мог бы задуматься, почему указания нельзя отдать прямо здесь, раз уж госпожа пересилила свое отвращение к аромату навоза и пришла на конюшню, но Лем привык исполнять приказы, а не задавать вопросы, поэтому ответил как обычно:
— Как госпоже угодно.
Резиалия поспешила уйти к себе. Ее трясло уже сейчас, посреди дня, что же будет к вечеру… Еще не поздно все отыграть назад, но однажды пробудившаяся жажда мщения отказывалась прислушиваться как к доводам разума, так и к страхам тела. Нет, она не отступит: Ланлоссу Айрэ придется выбирать, чем поступиться — честью или любовью. Подумать только! Признать бастарда собственной жены и от кого — от грязного конюха, не способного связать три слова в одну фразу! Или же потерять любовницу. Резиалия все предусмотрела: письмо ушло, назад его не сможет вернуть даже Ланлосс, к тому времени, как он обо всем узнает, будет слишком поздно. Если он признает ребенка, никакой суд не позволит ему развестись, особенно если родится мальчик. А если получится сразу — Резиалия просто попробует еще раз, и так до тех пор, пока не станет матерью наследника. Как замечательно, что Ланлосс выбрал в любовницы белую ведьму!
Два месяца спустя Резиалия, нарушив один из неписаных законов, вошла в кабинет Ланлосса, даже не постучав. Генерал сидел за столом и с несчастным выражением лица перекладывал бумаги. Увидев жену, он удивленно поднялся ей навстречу:
— Что случилось?
Резиалия улыбнулась — единственной причиной, оправдывающей для Ланлосса ее появление в этой комнате, мог стать пожар, на худой конец — землетрясение.
— Ничего плохого. Наоборот, у меня для вас радостное известие.
На лице Ланлосса явственно читалось, что самым радостным известием для него сейчас будет звук двери, закрывающейся с обратной стороны, но он проявил вежливость:
— Я вас внимательно слушаю, сударыня.
Улыбка Резиалии стала еще шире:
— Я жду ребенка.
В первые минуты Ланлосс просто потерял дар речи. Он уже больше года не появлялся в спальне супруги. Нет, бывает порою, что замужние женщины грешат на стороне, но чтобы придти к мужу и с радостью сообщить ему об этом — уж не больна ли Резиалия?
— Вы хорошо себя чувствуете?
— По утрам меня тошнит, но в моем положении это неудивительно, — ответила женщина с сияющей улыбкой.
— Сударыня, у меня нет времени на глупые шутки.
— Я не шучу. Через семь месяцев я рожу вам ребенка… надеюсь, это будет мальчик.
— Родите мне ребенка? Каким образом?
— Вы до сих пор не знаете, как появляются на свет дети?
— Если вы действительно ждете ребенка, то можете собирать вещи, я сегодня же подаю на развод. Каждый слуга в замке знает, что я не бываю в вашей спальне!
— Да, к сожалению, вы не торопились сделать меня матерью, и пришлось найти мужчину, способного заменить вас.
— И кто же оказал вам такую любезность? — Тоскливо поинтересовался Ланлосс, прикидывая, кого из соседей придется убить на дуэли из-за этой стервы.
— Мой кучер Лем. Только не спешите его наказывать, он не мог мне отказать.
Генерал Айрэ медленно опустился на стул — кто-то из них двоих определенно сошел с ума, хотелось верить, что не он:
— Я не понимаю вас, сударыня. Если вам так хотелось развлечься с кучером — то для чего ставить меня об этом в известность?
— Между супругами не должно быть тайн, и, хотя вы скрыли от меня свою связь с белой ведьмой, я, как хорошая жена, посчитала, что не в праве обманывать мужа.
Ланлосс побледнел, теперь он понял, что задумала Резиалия, но не собирался сдаваться без боя. Она напрасно думает, что сможет загнать его в угол:
— Вы сильно рискуете.
— Нисколько. Письмо магистру Илане уже в Суреме. Если я не буду писать матери каждый месяц — она передаст письмо по назначению. Вы можете попытаться спрятать свою любовницу, но белые ведьмы ослушницу из-под земли достанут, иначе у них бы уже пол-ордена разбежалось. Не знаю, правда, что они делают с детьми от таких связей. Впрочем, это уже пусть ведьмы сами разбираются. Может быть, они заберут и девочку тоже.
Ланлосс сдержал желание немедленно свернуть мерзавке шею. Он должен быть терпеливым… ради Эрны:
— И чего же хотите?
— Вы признаете моего ребенка сыном и наследником. Ничего более. Я вовсе не стремлюсь увидеть вас в своей постели. Право же, конюх и то делает это лучше. Ах да, еще, в знак признательности, что я наконец-то сделала вас отцом, вы увеличите мое содержание, скажем, до трех тысяч в год. Согласитесь, это весьма скромная сумма, тот милый домик в горах наверняка обошелся вам намного дороже.
— Что-нибудь еще?
— Нет, этого пока будет достаточно. Я даже не настаиваю, чтобы вы оставили свою любовницу. Право же, вы просто созданы друг для друга. Никогда бы не подумала, что недостаточно безобразна, чтобы привлечь вас!
Больше всего на свете Ланлосс хотел сейчас остаться вдовцом, пусть даже это и вызовет недовольство наместницы, но проклятое письмо сковывало его по рукам и ногам. Знать бы еще, кто ее надоумил, ведь не сама же догадалась!
— Хорошо. Я признаю вашего ребенка. Деньги вы начнете получать со следующего месяца. А сейчас убирайтесь и постарайтесь не показываться мне на глаза, я не ручаюсь, что смогу сдержаться.
Резиалия присела в насмешливом реверансе и вышла из кабинета. Она давно уже не чувствовала настолько счастливой. Этот десятиминутный разговор стоил двух лет унижений. Она вспоминала выражение лица Ланлосса, когда тот понял, что загнан в угол, и чуть ли не мурлыкала от удовольствия. Теперь хорошо бы выгнать конюха — он хоть и не особо разговорчив, а все-таки не нужно, чтобы слуги слишком много знали, никто и так не поверит, что граф имеет к этому ребенку хоть какое-то отношение. Впрочем, оказалось, что она зря беспокоилась: если прислуга и связала между собой исчезновение кучера и внезапную беременность графини, то предпочла держать свои догадки при себе. Никому не хотелось остаться без работы в самом начале зимы, а графиня долго раздумывать не станет, мигом вышвырнет за ворота, и граф не заступится, раз уж сразу жену не удавил за такие штучки. Ланлоссу молчаливо сочувствовали, а Резиалию окончательно сочли ведьмой.
Ланлосс заставил себя успокоиться и вернуться к делам, честно дочитал все донесения, проверил отчет казначея и только после этого приказал седлать коня. Он должен был немедленно увидеть Эрну, убедиться, что с ней все в порядке, что её никто у него не отнял. А еще он должен все ей рассказать: и о бастарде Резиалии, которого ему придется признать, в то время как их любимая Саломэ останется незаконнорожденной, и о письме, способном в миг уничтожить их обоих. Одно Ланлосс знал точно: он не отдал Эрну Келиану, не отдаст и белым ведьмам, пусть хоть всем орденом приходят.
Через семь месяцев он стоял перед жрецом Эарнира, держа на руках закутанный в золотистую ткань красный комочек, и произносил слова обряда: «Кровь моя в тебе, сын мой». Он с удивлением обнаружил, что держать на руках силой навязанного ему бастарда не менее приятно, чем собственную дочь от любимой
