мог понять, что именно.

Позвонил Филипп.

— Герд, я просто хотел тебе напомнить: завтра Праздник весны в яхт-клубе. Начало в семь. Большинство придет между восемью и девятью. В восемь для тебя в самый раз, если не хочешь искать Эберляйна в толпе. Приходи с Бригитой!

Следующий день я провел в городской библиотеке, читая разные вещи по психиатрии. Я надеялся, что, будучи хоть немного подкован в этой области, смогу выудить из Эберляйна больше сведений о его больнице и о том, что скрывал Вендт и какую роль он играл в жизни Лео. Я познакомился с историей закрытия психиатрической больницы в Триесте и с реформой психиатрической больницы в Вунсторфе. Я узнал, что изменения, бросившиеся мне в глаза в гейдельбергской больнице, были частью большого процесса, цель которого — переход от поддерживающей психиатрии к лечебной. Я узнал, что душевное здоровье определяется как способность человека успешно исполнять свою социальную роль. Душевно болен тот, кого мы уже не принимаем всерьез, потому что он не желает исполнять роль или исполняет ее неудовлетворительно. От этого открытия у меня пробежал мороз по коже.

15

Слон в посудной лавке

Яхт-клубы, гребные клубы, теннисные клубы, клубы любителей верховой езды — их здания выглядят так, как будто они с большими или меньшими затратами были построены членами одной и той же архитектурной династии, начисто лишенной фантазии. Внизу — помещения для лодок и инвентаря, душевые и раздевалки, наверху — холл с баром для общественных мероприятий, несколько комнат и терраса. Здесь терраса выходила на Рейн и Фризенхаймский остров.

Пробиваясь через толпу в холле, я потерял Бригиту. По дороге сюда мы опять поссорились, потому что она хотела, чтобы мы поженились, а я не хотел. Во всяком случае, еще не хотел. Она сказала, что я в свои шестьдесят девять вряд ли стану моложе, а я сказал, что моложе не становится никто, на что она заявила, что я говорю ерунду. И надо отдать ей должное — она была права. Я надулся и умолк.

Когда мы припарковались в обществе многочисленных «мерседесов» и «БМВ» и даже двух «ягуаров» и одного «роллс-ройса» и я, обойдя вокруг машины, открыл ей дверцу, она вышла красивая и холодно- неприступная.

Они стояли на террасе у балюстрады — Филипп с Фюрузан и Эберляйн с какой-то молодой женщиной под руку.

— Герд! — Фюрузан расцеловала меня в обе щеки, Филипп пожал мне локоть.

Эберляйн представил меня своей жене и сразу же взял на себя инициативу.

— Дети, оставьте-ка нас вдвоем на несколько минут. Нам, старикам, нужно кое о чем потолковать.

Он повел меня к столику.

— Вы пришли, чтобы поговорить со мной, так чего же я буду ходить вокруг да около! Вы искали в нашей больнице молодую женщину и ничего не выяснили, кроме того, что она была нашей пациенткой. Вендт наплел вам каких-то небылиц, а я заморочил вам голову своей философской болтовней. И вот вы решили прощупать меня на нейтральной территории. Ну что ж, почему бы и нет?

Он был сама невинность и опять во всеоружии своего неторопливо-добродушного смеха. Взяв предложенную сигарету, но отказавшись от огня, он вертел ее двумя пальцами — большим и средним, глядя, как я курю. Толстые пальцы словно ласкали сигарету.

— Прощупать? Ну, можно это и так назвать. Так вот, некий молодой врач вашей больницы говорит мне, что пациентка, которую я разыскиваю по поручению ее отца, выпала из окна и разбилась насмерть. Никто, кроме него, не слышал об этом происшествии. Когда я рассказал эту историю одному сотруднику этой же больницы, он посоветовал мне не слушать всякую ерунду. Но, узнав, от кого я услышал эту «ерунду», тут же отказался от своих слов. Потом я узнаю о разных маленьких неприятностях и ЧП в вашей больнице, а вы рассказываете мне об инфекциях и инфарктах, вирусах и бактериях. Поэтому я был бы рад любым комментариям на эту тему.

— Что вы знаете о психиатрии?

— Я кое-что читал. А несколько лет назад в этой больнице лежал мой друг. Я помню, как все выглядело тогда, и вижу, что с тех пор многое изменилось.

— А что вы знаете об ответственности психиатра и издержках его работы? О заботах, которые не повесишь в шкаф вместе с белым халатом в конце рабочего дня и которые сопровождают тебя на пути домой, преследуют во сне и поджидают утром, когда ты просыпаешься? Что вы знаете обо всем этом? Вы, со своими шуточками по поводу вирусов, бактерий, инфекций и инфарктов?..

— Но… но вы же… — Я уже совсем ничего не понимал. А может, подумал я, эти психиатры — как поджигатели, прикидывающиеся пожарными, или преступники, прикидывающиеся полицейскими? Я с недоумением смотрел на него.

Он рассмеялся и весело постучал палкой по полу.

— Ну разве можно работать детективом с таким открытым лицом, на котором все можно прочесть? Но вы не волнуйтесь, я хотел только чуть-чуть вас запутать, чтобы вам легче было понять ту путаницу, о которой вы меня расспрашиваете. — Он откинулся на спинку стула и выдержал паузу. — Не будьте так строги к молодому Вендту, проявите к нему снисхождение. Ему сейчас нелегко. А он может со временем стать прекрасным врачом.

Теперь мне понадобилось какое-то время, прежде чем я смог ответить.

— Снисхождение? Я хотел дать ему еще один шанс…

Я произнес это, сам толком не зная, что хотел сказать. Конечно, мне приходило в голову рассказать о поведении Вендта Нэгельсбаху или кому-нибудь из Врачебной палаты или какого-нибудь контролирующего органа. Но мне было непонятно, что я от этого выиграю и выиграю ли вообще. Вендту это, возможно, сулило неприятности, и я смог бы оказать на него давление, угрожая разоблачением. Но тут опять вставала проблема негласности проводимых мной поисков — Лео ничего не должна была заподозрить, а насколько это было возможно в случае, если мне все-таки пришлось бы реализовать свои угрозы, я не знал.

— Конечно, Вендт сглупил, выдумав несчастный случай со смертельным исходом. Но представьте себе: вы — энергичный, деятельный психиатр, вам удается выявить корень проблемы — отношения пациентки с ее отцом; вы работаете в этом направлении, радуетесь успехам, боретесь с рецидивами; в конце концов, добиваетесь прорыва, выводите пациентку на путь окончательного выздоровления — и тут вдруг появляется частный детектив, и грозная тень отца вновь становится реальностью. Естественно, Вендт хватается за первое, что пришло ему в голову, как за спасительную соломинку, чтобы отшить вас и обезопасить свою пациентку.

— И где же она?

— Господин Зельб, я не знаю, где она. Я не знаю, так ли вообще все произошло, как я вам изобразил. Я говорю вам это все для того, чтобы вы поняли, что может заставить врача, в частности Вендта, прибегнуть к таким дурацким выдумкам.

— Значит, все могло произойти и совершенно иначе?

Он сделал вид, что не заметил моего вопроса.

— Эта девушка произвела на меня очень приятное впечатление. Под депрессивным налетом — жизнерадостная натура, к тому же из хорошей семьи. Я надеюсь, что у нее все будет в порядке. — Он задумался на несколько секунд. — Как бы то ни было, моя жена уже заждалась меня. Идемте!

Он встал, я последовал за ним. Тем временем заиграл оркестр, и пары закружились в танце. Эберляйн не протискивался и не проталкивался — и стоящие, и танцующие сами, как по команде, расступались перед ним. Мы вернулись к своим, и я пригласил на танец жену Эберляйна, — после того как он постучал палкой по своей деревянной ноге и требовательно посмотрел на меня, — потом танцевал с Фюрузан, а потом с дамой на голову выше меня, пригласившей меня на белый танец. В половине

Вы читаете Обман Зельба
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×