Распутин. Три демона последнего святого

Если ты самодержец — то изволь вникать во все вопросы. Выслушивай доклады своих министров, читай отчеты губернаторов, присутствуй на заседаниях Государственного Совета и Комитета министров или хотя бы регулярно просматривай их стенограммы, вникай в суть всего, отдавай приказы, раздавай указания…

И все время принимай решения, причем правильные, ибо неправильные решения монархов ни до чего хорошего не доводят. Разве что до гильотины на площади Революции в Париже или до подвала дома инженера Ипатьева в Екатеринбурге…

В возрасте двадцати шести лет Николай Александрович Романов стал восемнадцатым по счету царем из династии Романовых. Он правил Российской империей двадцать три года.

Начало его трагического царствования было омрачено катастрофой, произошедшей 18 мая 1896 года на Ходынском поле в Москве, где в ожидании раздачи подарков по случаю коронационных торжеств собралось свыше полумиллиона человек из падкого на всяческую халяву простонародья. Стояли с ночи в ожидании обещанного подарка — кулька с сайкой да оловянной кружки с двуглавым императорским орлом. Организации не было никакой, и в возникшей на рассвете давке погибло тысяча триста восемьдесят девять человек, были тяжело ранены две тысячи шестьсот девяносто и десятки тысяч получили ушибы и легкие увечья…

Известие о катастрофе Николай II практически проигнорировал. Один из премьер-министров его царствования, граф Сергей Витте писал: «В день ходынской катастрофы, 18 мая, по церемониалу был назначен бал у французского посла Монтебелло… Бал должен был быть весьма роскошным, и конечно, на балу должны были присутствовать император с императрицей. В течение дня мы не знали, будет ли отменен по случаю происшедшей катастрофы этот вечер или нет… Великий князь (дядя Николая II Сергей Александрович, занимавший пост московского губернатора. — А. Ш.) нам сказал, что многие советовали государю просить посла отменить бал, во всяком случае не приезжать туда, но что государь с этим мнением совершенно не согласен; по его мнению… ходынскую катастрофу надлежит игнорировать… К моему удивлению, празднества не были отменены, а продолжались по программе… Все имело место так, как будто бы никакой катастрофы и не было… Решено было случившуюся ужасную катастрофу не признавать, с ней не считаться».

Неудачное начало и еще более неудачное поведение молодого царя…

Его супругу Алису, Александру Федоровну, в родном Дармштадте считали неудачницей и даже дали ей соответствующее прозвище «пехтфогель». Поначалу она росла веселой девочкой, но когда ей было шесть лет, ее мать внезапно скончалась. Смерть матери наложила глубокий отпечаток на характер Алисы, изрядно его подпортив. Сочетание упрямства и набожности с желанием подчинить себе всех и вся сделали юную принцессу поистине невыносимой для окружающих. Невыносимой настолько, что гофмаршал Гессенского двора в приватной беседе с русским послом в Берлине заявил: «Какое счастье для Гессен-Дармштадта, что вы ее от нас забираете».

Еще будучи невестой, Аликс записала в дневник своего жениха: «Не позволяй другим быть первыми и обходить тебя. Ты — любимый сын Отца, и тебя должны спрашивать и тебе говорить обо всем. Выяви свою личную волю и не позволяй другим забывать, кто ты».

Послушаем графа Витте: «Когда в 1905 году государь принимал решения, которые я советовал не принимать, я несколько раз спрашивал его величество, кто это ему посоветовал. Государь мне иногда отвечал: „Человек, которому я безусловно верю“. И когда я однажды позволил спросить, кто сей человек, то его величество мне ответил: „Моя жена“».

«У всякого благоразумного проси совета, и не пренебрегай советом полезным» (Тов. 4:18), сказано в Писании. Императрицу Александру Федоровну вряд ли можно считать настолько сведущей в делах государственных, чтобы она могла стать своему мужу-самодержцу полезной советчицей.

Император и императрица плохо знали свой народ, вернее — совершенно его не знали, будучи далеки от мыслей, чаяний и нужд подданных, но искренне верили, что народ и царь в России составляют единое целое. Умам их рисовалась умилительная классическая пастораль — помазанник Божий правит своим православным (и не только православным) народом.

Оба они считали, что «сердце царево — в руках Божьих», что между Богом и Его помазанником существует нерасторжимая мистическая связь и что не кто иной, как Бог, посылает царю знаки, руководящие его поступками.

Воля Божья могла изливаться с небес двояко — прямиком в сердце и душу монарха («Совесть моя меня никогда не обманывала», — утверждал Николай) или же достигать царя через «Божьих людей», далеких от страстей мирских и оттого близких к Богу праведников. Именно посредством «Божьих людей» и осуществлялась неразрывная связь самодержца со своим народом. Образно говоря, в этой системе, где император являл собой старшее начало, а народ был его любимым детищем, «Божьим людям» была уготована роль некоей условной пуповины, которую всячески пытались перерезать те, кто желал воспрепятствовать освященному самим Богом единству.

По мнению Николая Александровича и Александры Федоровны, единству царя и народа мешали две силы — аристократия и бюрократия.

Аристократы были чванливы, ленивы и алчны. Они ничего не давали государству, но требовали очень многого, уповая на древность своих родов и былые заслуги предков. Николай II терпеть их не мог, и в первую очередь неприязнь его распространялась на представителей высшей аристократии — своих дядюшек, которые вели себя с царственным племянником весьма грубо и бесцеремонно, а в государственную казну привыкли запускать свои хваткие руки столь же свободно, как и в собственные карманы.

Императрица за всю жизнь так и не смогла освоиться в петербургском свете. Поначалу робела и боялась насмешек, ввиду чего старалась держаться излишне высокомерно и от высокомерия этого не избавилась уже до самой смерти. Сливки имперской аристократии, среди которых было много таких, кто запросто мог перещеголять чванливую царицу родословной, невзлюбили жену Николая, что называется, «с первого взгляда», а поняв, что она полностью подчинила себе слабохарактерного супруга, постепенно распространили эту нелюбовь и на него.

Исправное рождение императрицей одних лишь девочек привело к тому, что в свете пошли откровенные насмешки над «молодой царицею, рождающей со стенанием девицу за девицею». Стоит ли удивляться тому, что императорская чета жила обособленно, предпочитая шумному Петербургу уединенное и покойное Царское Село.

Круг приближенных императрицы был весьма узок. Вначале его составляли великие княжны Анастасия Николаевна и Милица Николаевна, с первых же дней знакомства пленившие сердце Алисы своим раболепием, а начиная с лета 1905 года императрица прониклась расположением к своей молоденькой фрейлине Анне Танеевой, некрасивой толстушке, похожей, по словам острого на язык графа Витте, «на пузырь от сдобного теста». Они сблизились на почве общей любви к религии и музыке, так, во всяком случае, утверждала сама Анна. Вскоре после этого сближения Танеева стала Вырубовой — в 1907 году она вышла за лейтенанта Александра Вырубова, с которым в 1908 году разошлась.

Анна и ее мать объясняли столь скоропалительный развод психической болезнью мужа (мать Вырубовой характеризовала бывшего зятя как импотента и психопата с садистскими наклонностями). В свете же намекали на некую «особенную» близость, имевшую место между императрицей и ее молоденькой фрейлиной.

Впрочем, это Сергей Юльевич Витте в своих воспоминаниях писал, что «сама Аня Танеева некрасива, похожа на пузырь от сдобного теста», и говорил о ней как о «самой обыкновенной, глупой петербургской барышне, влюбившейся в императрицу и вечно смотрящей на нее влюбленными медовыми глазами со вздохами: „ах, ах!“ Сергей Марков, чья книга „Покинутая царская семья“ вышла в 1928 году в Вене, впервые увидел Вырубову в двенадцатилетнем возрасте и был просто пленен ею: „Внешне она была очень красивой женщиной, невысокого роста золотистой блондинкой с великолепным цветом лица и поразительно красивыми васильковыми синими глазами, сразу располагавшими к себе“».

На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет. Однако об Анне Вырубовой сохранилось больше отрицательных, нежели положительных отзывов современников. Так, министр внутренних дел Протопопов был уверен, что Вырубова была «фонографом слов и внушений, всецело Распутину преданная, послушная и