Распутин. Три демона последнего святого

— Какие у вас доказательства?

— Полиция проследила, что он ходил с женщинами в баню, а ведь это из особенностей их учения.

— Так что ж тут такого? У простолюдинов это принято.

— Нет, ваше величество, это не принято. Может быть, ходят муж с женой, но то, что мы имеем здесь, — это разврат».

Помимо прочего, Родзянко оказался настолько глуп, бестактен и недальновиден, что показал императору письма мнимых «жертв» Распутина и копии писем царицы и дочерей.

По окончании доклада император поблагодарил Родзянко, признав вслух, что тот «поступил как честный человек, как верноподданный», и успокоенный Председатель Думы ушел восвояси.

Спустя несколько дней, Родзянко, явно решивший закрепить успех и упрочить свое положение в глазах императора, вновь обратился к нему с просьбой о приеме, но Николай его не принял, отослав просьбу Коковцову со следующей резолюцией: «Я не желаю принимать Родзянко, тем более что всего на днях он был у меня. Скажите ему об этом. Поведение Думы глубоко возмутительно, особенно отвратительная речь Гучкова по смете Св. Синода. Я буду очень рад, если мое неудовольствие дойдет до этих господ, не все же с ними раскланиваться и только улыбаться».

В речи по смете Священного синода Гучков продолжил свои нападки и «обличения»: «Все вы знаете, какую тяжелую драму переживает Россия; с болью в сердце, с ужасом следим мы за всеми ее перипетиями, а в центре этой драмы загадочная трагикомическая фигура — точно выходец с того света или пережиток темноты веков… Быть может, изувер-сектант, творящий свое темное дело, быть может, проходимец-плут, обделывающий свои темные делишки. Какими путями достиг этот человек этой центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются высшие носители государственной и церковной власти? Вдумайтесь только — кто же хозяйничает на верхах, кто вертит ту ось, кто тащит за собою и смену направлений, и смену лиц, падение одних, возвышение других?

Хочется говорить, хочется кричать, что церковь в опасности и в опасности государство…»

Пылкий Гучков, должно быть, спутал 1912 год с 1812-м, когда государство Российское и впрямь пребывало в опасности. Впрочем, ни Минина, ни Пожарского из Гучкова никогда бы не вышло — мнимый «спаситель отечества» мог только болтать, красуясь на думской трибуне.

Ненависть Родзянко к Григорию Распутину была столь сильной, что Председатель Думы не погнушался выгнать старца из Казанского собора перед торжественным молебном по случаю трехсотлетия дома Романовых.

«Барон Ферзен (барон Василий (Вильям) Ферзен, вице-адмирал, герой Цусимского сражения, был ответственным за порядок во время молебна. — А. Ш.) доложил, что, невзирая на протесты его и его помощника, какой-то человек в крестьянском платье и с крестом на груди встал впереди Государственной Думы и не хочет уходить, — писал в своих мемуарах Родзянко. — Догадавшись, в чем дело, я направился в собор к нашим местам и там действительно застал описанное бароном Ферзеном лицо. Это был — Распутин. Одет он был в великолепную, темно-малинового цвета, шелковую рубашку-косоворотку, в высоких лаковых сапогах, в черных суконных шароварах и такой же черной поддевке. Поверх платья у него был наперсный крест на золотой художественной цепочке. Подойдя к нему вплотную, я внушительным шепотом спросил его:

— Ты зачем здесь?

Он на меня бросил нахальный взгляд и отвечал:

— А тебе какое дело?

— Если ты будешь со мной говорить на „ты“, то я тебя сейчас же за бороду выведу из собора. Разве ты не знаешь, что я председатель Государственной Думы?!

Распутин повернулся ко мне лицом и начал бегать по мне глазами сначала по лицу, потом в области сердца, а потом опять взглянул мне в глаза. Так продолжалось несколько мгновений.

Лично я совершенно не подвержен действию гипноза, испытал это много раз, но здесь я встретил непонятную мне силу огромного действия. Я почувствовал накипающую во мне чисто животную злобу, кровь отхлынула мне к сердцу, и я сознавал, что мало-помалу прихожу в состояние подлинного бешенства.

Я в свою очередь начал прямо смотреть в глаза Распутину и, говоря без каламбуров, чувствовал, что мои глаза вылезают из орбит. Вероятно, у меня оказался довольно страшный вид, потому что Распутин начал как-то ежиться и спрашивал:

— Что вам нужно от меня?

— Чтобы ты сейчас убрался отсюда, гадкий еретик, тебе в этом святом доме нет места.

Распутин нахально отвечал:

— Я приглашен сюда по желанию лиц более высоких, чем вы, — и вытащил при этом пригласительный билет.

— Ты известный обманщик, — возразил я. — Верить твоим словам нельзя. Уходи сейчас вон, тебе здесь не место.

Распутин искоса взглянул на меня, звучно опустился на колени и начал бить земные поклоны. Возмущенный этой дерзостью, я толкнул его в бок и сказал:

— Довольно ломаться. Если ты сейчас не уберешься отсюда, то я своим приставам прикажу тебя вынести на руках.

С глубоким вздохом и со словами „О, Господи, прости его грех“ Распутин тяжело поднялся на ноги и, метнув на меня злобным взглядом, направился к выходу. Я проводил его до западных дверей, где выездной казак подал ему великолепную соболью шубу, усадил его в автомобиль, и Распутин благополучно уехал».

Об этом позорном поступке Родзянко вспоминал без стыда и даже с гордостью. Он, должно быть, считал, что совершил подвиг, изгнав молящегося Распутина из храма Божьего, изгнав, несмотря на то, что у того был пригласительный билет. Родзянко действовал грубо, бесцеремонно, нахраписто, и что же получил в ответ? «О Господи, прости его грех», — вздохнул Распутин и вышел из храма. Миролюбивый старец и тут остался верен себе.

Настал день — и страсти вокруг Распутина и императорской семьи улеглись.

Враги старца добились своего — изгнали его из Петербурга.

Освободилось место единственного друга и советчика при императоре, только вот кто мог его занять?

Завистники ликовали — старца ославили на всю империю, на весь мир, и теперь можно было предать его забвению. Как говорится, «С глаз долой — из сердца вон». Можно было сделать вид, что никакого Григория Распутина никогда не существовало.

Врагам казалось, что Распутина изгнали навсегда.

Но на самом деле Распутин отсутствовал в Петербурге недолго, ведь недаром сказано, что «надежда неблагодарного растает, как зимний иней, и выльется, как негодная вода» (Сол.16:29).

Глава двенадцатая. Скорое возвращение

Покровский иерей Петр (Остроумов) в мае 1912 года докладывал в Тобольск о том, что Григорий Распутин, совершивший кратковременную поездку в Петербург в начале марта месяца сего года, с 19 марта безвыездно проживает в селе Покровском, уделяя все свое время ведению крестьянского хозяйства. Иерей также сообщал о том, что религиозное мировоззрение Распутина (именуемое отцом Петром религиозным настроением) не претерпело никаких изменений. Этот вывод основывался на том, что богослужения в храме Покрова Богородицы Распутин посещал крайне нерегулярно, и хоть на последней неделе Великого поста он говел, но исповедь его была неоткровенной, чисто формальной.

Бдительный отец Петр присматривался и к гостям Григория. От его взора не ускользнуло, что начиная с января в доме у Распутина проживала петербургская генеральша Ольга Лохтина, гостившая у Распутина и в предыдущие годы. Лохтину отец Петр определял как почитательницу Григория Распутина с 1905 года. Он