ставленником дяди Паши. Впрочем, чего удивляться? Давно доказано, что люди добра не помнят, а если и помнят, то предпочитают отвечать на него черной неблагодарностью. Для равновесия, наверное. Ведь если вселенские весы сильно качнет в сторону добра, мир может рухнуть...
Побывав сначала «на ковре» у начальника управления (раздевал он ее глазами так усердно, что она всерьез забоялась быть изнасилованной прямо в кабинете), а затем на заседании коллегии, целиком и полностью посвященному ее вопросу, Ксения поняла одно – здесь, в родном городе, ей больше не работать. При таком-то отношении... Да пропади все они пропадом! К тому же в Москве, до которой было просто рукой подать, платили врачам гораздо больше.
– Я бы, может, пошел дальше и рекомендовал вам сменить профессию... – сказал главный городской педиатр, одновременно бывший доцентом институтской кафедры педиатрии.
Главный специалист управления здравоохранения – это, в сущности, и не должность, а нечто вроде почетной общественной нагрузки.
– Да плевать я хотела на ваши рекомендации! – заявила Ксения, прекрасно понимавшая, что свой строгий выговор с занесением она получит в любом случае, а больше ее никак наказать нельзя. – Собрались тут, гиппократы провинциальные, и корчите из себя вершителей чужих судеб! Вы лучше бы своей жене порекомендовали не наставлять вам рога столь открыто, Сергей Федорович, а то, честное слово, смешно. И не мне одной смешно, а всему городу!
Сергей Федорович, ощутивший в пятьдесят с небольшим приход второй молодости (или возвращение первой?), опрометчиво женился на одной из своих студенток, будучи уже не в силах дать ей желаемое в той мере, в которой требовал ее бурный темперамент.
Больше желающих выступить не нашлось. Рогоносец побагровел, но ответить ничего не ответил – побоялся продолжения. Все остальные переглянулись, быстро проголосовали за строгий выговор Ксении, и на том заседание коллегии закончилось. На следующее утро Ксения написала заявление с просьбой уволить ее по собственному желанию. Главный врач покачала головой и отпустила Ксюшу на все четыре стороны без отработки двух положенных по трудовому законодательству недель.
– Они, – главный врач указала глазами на потолок, – будут искать малейшую возможность, малейший повод для того, чтобы отыграться на вас как следует...
– Я уезжаю в Москву! – гордо сказала Ксения. – Уже даже предварительно договорилась насчет работы!
Зачем приврала насчет работы – и сама не поняла. Вырвалось – не поймаешь.
– Москва город хлебный, но вредный, – усмехнулась главный врач.
«Все у меня получится, – твердила про себя Ксения, сидя в электричке. – Все будет хорошо. Все у меня получится. Все будет хорошо...»
Электричка согласно стучала колесами. Хорошо ехать в электричке, в ней и думается хорошо, мысли в голову приходят умные, и вообще – ритмичный перестук вместе с ритмичным покачиванием вагона прекрасно успокаивают нервы. А когда нервы не в разладе – решения принимаются верные.
Ксения ехала в столицу с двумя огромными сумками на колесиках, раной в душе и сорока тысячами рублей. На первых порах, пока Ксения не снимет квартиру или комнату, ее обещала приютить институтская подруга Надька Насонова. Насонова устроилась восхитительно – работала детским эндокринологом в каком- то наикрутейшем медицинском центре, имела любовника из числа москвичей, да не какого-нибудь забулдыгу фрилансера, а логистика в крупной международной компании. Судя по Надькиным рассказам – их роман планомерно двигался к свадьбе.
У подруги Ксения прожила всего двое суток – уж очень ей было больно смотреть на чужое счастье и сравнивать его со своей неустроенной жизнью. На второй же день своего пребывания в столице она устроилась в поликлинику (снова участковым педиатром, а кем же еще?) и по объявлению, которых на столбах было немеряно, нашла комнату на своем участке. Нормальная такая комната, светлая, чисто убранная, обставленная вполне гожей мебелью. И соседи попались хорошие – две девушкихохлушки, рыночные торговки и малоразговорчивый белорус, мастер по печам и каминам. Белоруса, впрочем, можно было и не считать – он вечно жил на объектах, непонятно только зачем комнату снимал.
Поликлинику Ксения выбрала с умом, в районе, сплошь набитом новостройками.
Во-первых, бегать по такому участку проще, несколько компактно расположенных высоток с лифтами – это вам не вытянувшаяся чуть ли не на два километра шеренга пятиэтажек, в которых лифтов нет.
Во-вторых, большинство квартир в новостройках покупные, то есть контингент должен быть не особо бедным. Очень важное обстоятельство.
В-третьих, поликлиника была укомплектована кадрами, в том числе и участковыми педиатрами, процентов на восемьдесят. Сразу становилось ясно, что три нагрузки здесь на Ксению не навалят.
Ну и в-четвертых, Ксении очень понравился главный врач. Пожилой, интеллигентный, очень приветливый, можно даже сказать – радушный. Чтобы пришедшему устраиваться на работу (пусть даже и весьма симпатичной женщине) кофе предложить – это уже нонсенс! Хотя не исключено, что главный попросту запал с первого взгляда на крупную блондинку с красивыми формами и (о, эта вечная боль Ксении!) и немного простоватым лицом.
Но так, чтобы кругом везло, конечно же не бывает. Медсестра Ксении попалась из таких, про которых говорят: оторви да брось. Звали медсестру Олей, но в свои сорок с небольшим откликалась она исключительно на Ольгу Борисовну и никак иначе. Но ладно бы только это – разве трудно человека по имени-отчеству звать, если уж ему так этого хочется? Ольга Борисовна оказалась ленивой, тупой, вздорной и склочной. И очень обидчивой – когда Ксения в сердцах назвала медсестру «хабалкой», та сразу же настрочила главному врачу жалобу. Пришлось извиняться.
– Я сторонник того, чтобы между врачом и медсестрой было полное взаимопонимание, – сказал главный врач, – но приходится исходить из жизненных реалий...
Работать в Москве, как ни странно, было труднее, чем дома. Столичные мамаши оказались не так просты, как землячки Ксении. Они не любили сидеть в очередях, а предпочитали вызывать врача на дом. По любому поводу, даже самому незначительному.
– Ой, что-то мне цвет его лица не нравится, – сокрушалась мамаша над розовощеким бутузом, увлеченно пускавшим слюни. – Посмотрите, Ксения Юрьевна, – а вдруг это анемия или лейкемия?
Интернет – великое средство просвещения масс. Иногда мамы без запинки произносили такие сложные диагнозы, каких Ксения с институтской скамьи и не слышала.
Но цвет лица – это еще не самое страшное. Гораздо хуже приходилось Ксении, когда мамам и бабушкам не нравился цвет детских испражнений. В таком случае Ксении прямо в лицо тыкали обкаканым подгузником, разве что «приятного аппетита» не говорили. Ксения задерживала дыхание и с тоской думала о том, что если бы не дядя Паша с его недолгим, хотя бы по тем же московским меркам, мэрством, то не пришлось бы ей терпеть подобное. Эх, к чему только не приводят благие намерения! Не раз посещали мысли о смене профессии, но идти в продавщицы не хотелось, а на получение второго высшего образования не было денег, точно так же, как не было их на открытие какого-нибудь своего дела, вроде косметического салона. Вот и приходилось бегать по участку.
Ксения прекрасно понимала, что ей не хватает знаний, но по примеру многих своих коллег надеялась компенсировать их отсутствие опытом. Она не понимала того, что практика должна накладываться на теорию, иначе от нее никакой пользы не будет. Опыт, как ни крути, надо осознать, чтобы он приносил пользу.
По прошествии полутора лет Ксения полностью освоилась как в Москве, так и на работе. Былая робость («как бы чего не натворить») сменилась осознанием своей правоты и даже непогрешимости. Трудно ли не почувствовать себя непогрешимым, когда ежедневно по многу раз изрекаешь истину в последней инстанции?..
Вызов, который потом стал «тем самым» или просто «Вызовом», поначалу показался Ксении совершенно обыденным, не заслуживающим особого внимания. Обычная семья, обычный ребенок с обычными детскими болячками.
– У нас в садике гуляет ветрянка, – сообщила мама четырехлетнего Славика, когда Ксения достала из сумки одноразовые бахилы и стала натягивать их на сапоги.
– Какой у вас садик? – Ксения сразу же, как говорят охотники, «сделала стойку», готовясь к очередной порции санитарно-эпидемиологических мероприятий.
