– Мы дерем за месяц пребывания такие деньги, что умноженные на двенадцать минус налоги и разделенные пополам, они все равно остаются очень даже неплохими деньгами, – возразил на это Феликс. – Не жадничай. Препарат обходится нам практически даром, эти копейки даже неприлично брать в расчет. И вообще, есть такая поговорка: «Лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз». Не забывай, что из этих денег ты не платишь персоналу, не оплачиваешь питание и коммуналку. Ты просто кладешь их в карман или вкладываешь в дело. По желанию.
– Пожалуй, ты прав. А когда мы начнем?
– Договор уже готовят, листовочки с информацией я тоже заказал, так что как только, так сразу.
Волынцев не был бы Волынцевым, если бы не поглумился немного.
– А будем устанавливать льготы? – Серьезность тона, которым был задан вопрос, ввела Феликса в заблуждение.
– Какие, например?
– Ну, купил десять сразу – одиннадцатый получаешь бесплатно!
– Иди домой, – вздохнул Феликс. – Ты сегодня так рано явился...
– Ты что? – удивился Волынцев. – Сегодня вечером мы едем в ресторан, отмечать твое озарение.
– Тебе лишь бы поотмечать, – скривился Феликс, но от приглашения отказываться не стал...
Как всегда, отмечая событие, Волынцев немного перебрал и его потянуло на сантименты.
– Отец все внуков ждал, но так и не дождался... Вот не пойму – то ли одному лучше, то ли нет... С одной стороны, никто мозг не сверлит, а с другой – никому я не нужен.
– А бывает так, что не нужен, а сверлить есть кому.
– Это еще хуже, наверное, хуже всего...
– Значит, у тебя все не так уж и плохо, дружище. – Феликс подмигнул Волынцеву. – И потом, у тебя есть я, друг и соратник. Ты можешь на меня положиться – если понадобится, то я оплачу тебе абонемент!
– А я-то надеялся, что для меня будет сделано исключение, – вздохнул Волынцев, словно говоря Феликсу «и ты, Брут». – Я думал, что в нашем пансионате меня обслужат без абонемента.
– Без абонемента не прокатит, – серьезно возразил Феликс. – Разве ты еще не догадался, в чем главное достоинство абонемента с точки зрения оказывающих Услугу?
– Безопасность?
Феликс склонился к самому уху партнера и прошептал:
– Бери шире. С абонементом это просто Услуга, а без него – банальное убийство. А мы с тобой не убийцы, мы с тобой – врачи!
– Значит, те три раза...
– Те три раза были экспериментальными! – перебил Волынцева Феликс. – Мы же не могли начинать серьезное дело, не отработав методику! Ответственность перед пациентами и их родственниками прежде всего. Клиент не только всегда прав, но он еще и должен всегда быть счастлив.
История двенадцатая
Разборка на запчасти
Гамлет:
Сдав Самый Последний Экзамен (социальная гигиена с организацией здравоохранения), Юра Панкрашкин в компании приятелей отправился в кафе – отмечать грандиозное событие. «Вот она – свобода!» – орал счастливый Панкрашкин. Шесть лет учебы на лечебном факультете – это вам не что-нибудь, а настоящая каторга. Кто не верит – может попробовать.
– Что ты можешь знать о свободе, сопляк? – спросил небритый мужик.
Небритых за соседним столиком сидело трое.
– Да пошел ты на... – отмахнулся счастливый Панкрашкин.
В завязавшейся драке Панкрашкин с размаху врезал своему оппоненту в челюсть. Панкрашкин был физически крепок, и оттого удар получился впечатляющим. Оппонент, падая, ударился виском об угол гранитного подоконника и больше уже не поднялся. Никогда. Височная кость не выносит грубого обращения, хрупкая она.
Как раз в этот момент прибыл наряд милиции, вызванный кем-то из персонала. В пылу сражения Панкрашкин не сразу понял, кто перед ним, и сдуру расквасил нос сержанту, вдобавок сорвав с него погон. Короче, поглумился вдоволь – и над личностью, и над формой.
Во время следствия все остальные участники драки (за исключением покойника, разумеется), дружно «топили» Панкрашкина, явно руководствуясь принципом «ему уже терять нечего». Трое недавних студентов-медиков усердствовали больше двух их небритых противников. В итоге Панкрашкин стал зачинщиком драки, убитый – ее жертвой, а остальные, которые только «пытались разнять», – свидетелями. Персонал кафе толковых показаний дать не мог, потому что отсиживался в надежном убежище – кабинете директора и толком ничего не видел.
Панкрашкин получил десять лет. Ему еще повезло – по статье сто второй Уголовного кодекса РСФСР «Умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах» суд мог бы влепить и все пятнадцать. Отягчающими обстоятельствами формально стали хулиганские побуждения, а на самом деле – разбитый нос и сорванный погон сержанта. Следователь, ведший дело, не терпел, когда с блюстителями закона обращались подобным образом, потому что сам по молодости лет, будучи оперативником, получил на задержании пулю в правое колено.
Панкрашкина жалели – испортил себе жизнь, можно сказать на старте, по полной дури или, если мягче, – по неудачному стечению обстоятельств.
Комсомольский секретарь института, прожженный карьерист и законченная сволочь, решил набрать себе очков на трагедии. На каждом курсе прошли собрания, посвященные тому, имеет ли человек, совершивший убийство, право на «высокое» звание врача – Панкрашкин сдал все, что было нужно, и имел полное право на получение диплома. Секретарь являлся на каждое собрание и толкал гневные речи, призывая народ голосовать за то, чтобы не давать убийце диплома.
Постепенно о Панкрашкине все забыли, забыли настолько, словно его никогда и не было...
– Павел Андреевич? – В голосе посетителя проскользнули какие-то странные нотки, не то приятельские, не то ироничные.
– Он самый, – буркнул Павел Андреевич, отрываясь от графика отпусков на следующий год.
График был для него вечной головной болью. Во-первых, никогда не удавалось составить его так, чтобы все были довольны. Во-вторых, все, кроме запойного алкаша Назарова, хотят уйти в отпуск летом, но если отпустить всех, то патологоанатомическое отделение придется закрывать. Куда, спрашивается, девать покойников? В-третьих, как ни бейся над графиком, его все равно придется переделывать: кто-то надолго заляжет в больницу, кто-то забеременеет, кто-то уволится... Геморроидальный геморрагический геморрой, вот что такое этот график отпусков. Да и всю работу заведующего патологоанатомическим отделением можно охарактеризовать точно так же.
– Я и смотрю – точно он!
Посетитель пододвинул к столу стул и сел на него, давая возможность Павлу Андреевичу рассмотреть себя как следует.
Мужик как мужик, примерно ровесник – хорошо за тридцать, совсем хорошо. Черная кожаная куртка, серый свитер крупной вязки, джинсы. Высокий лоб с далеко забежавшими залысинами, серо-голубые глаза, обычный, с чуть вздернутым кончиком нос, небольшой, едва заметный шрам над верхней губой.
И во всем этом облике – что-то неуловимо знакомое.
– Напомните, пожалуйста, где мы с вами встречались, – попросил Павел Андреевич.
– Ну, в первый раз мы встретились, подумать только, двадцать лет назад... – улыбнулся посетитель.
Улыбался он душевно, как говорится – «во все зубы». Зубы, кстати говоря, были белыми, ровными, явно не своими «родными».
– Двадцать лет назад? – переспросил Павел Андреевич и виновато добавил: – Извините, не
