диагностики и физиотерапевтическое отделение…
Ведущий, должно быть, уже не раз пожалел о своем вопросе.
— А еще у нас есть аптека, лаборатория…
— И пищеблок! — подсказал Данилов, закрывая окно.
…и пищеблок, — послушно повторила главный врач. — Кроме того, наш роддом является клинической базой двух университетских кафедр — кафедры детских болезней и кафедры гинекологии и акушерства…
— Это, без преувеличения, один из самых лучших роддомов Москвы! — бодро подвел итог ведущий. — Напоминаю, что у нас в гостях была…
— Все сотрудники роддома могут по праву гордиться тем, что работают в таком замечательном месте! — сказал Данилов и выключил телевизор.
Глава вторая
ЕСТЕСТВЕННЫЕ РОДЫ
— Хорошо быть заместителем префекта, — неонатолог Девяткина относилась к числу людей, умеющих находить положительные стороны во всем на свете, — тут люди отстегивают по семьдесят тысяч за роды в индивидуальном зале с отдельным врачом и акушеркой, а по блату можно даром получить то же самое, даже лучше.
«Более высокий уровень» означал дополнительных врачей: с самого начала на родах был персональный анестезиолог с медсестрой-анестезистом и персональный неонатолог, тоже с медсестрой. «Для пущей важности», — как выразилась Девяткина: неонатологу, врачу новорожденных, нечего было делать на родах до появления младенца.
Однако «вельможные» роды должны сопровождаться свитой. Еще до того как племянница заместителя префекта отправилась в роддом, главный врач Ксения Дмитриевна собрала малый административный совет и отдала распоряжение: выделить для пациентки Крашенинниковой не только отдельного акушера с акушеркой, но и неонатолога и анестезиолога. С медсестрами.
— И как мы это организуем? — задал провокационный вопрос Вознесенский. — Можно подумать, у меня рота анестезиологов.
— Дополнительным дежурством врача, Илья Иосифович, — ответила «хозяйка».
— Так она может и двое суток рожать… — проворчал было Вознесенский, но сник под суровым взглядом Ксении Дмитриевны и более ничего не добавил.
— Холить, лелеять, облизывать и надолго не задерживать! — велела главврач.
Внеочередное дежурство — как и многие другие неприятные поручения — досталось новичку, доктору Данилову.
Двадцатисемилетняя впервые беременная Ольга Крашенинникова была убежденной сторонницей естественности всех сторон жизни. От приема и введения любых лекарственных препаратов молодая женщина отказывалась наотрез, так что присутствие анестезиолога на ее родах изначально было номинальным. Данилов был нужен, только если возникнут осложнения — мало ли как могут пройти роды. Ни один опытный акушер не позволит себе сказать, что роды закончились благополучно, пока младенцу не исполнится как минимум шесть часов.
— Лучше быть племянницей префекта, — заметил Данилов. — Никаких геморроев по службе, никаких уголовных дел, никаких скоропалительных отставок, а выгод и преимуществ столько же.
— Это так, — вздохнула Девяткина. — Мы тут сейчас сидим, стараемся, а ее дядьку, говорят, скоро снимут. С мэром он отношения испортил…
— А тебе-то чего? — Данилов удивился не столько интересу, сколько осведомленности Девяткиной. — Разве не фиолетово? Одного снимут, другого назначат. Круговорот чиновников в бюрократической природе.
— Так, глядишь, можно было бы к нему за помощью обратиться, — ответила Девяткина. — Есть повод — у меня же квартира служебная, от округа. В любой момент меня оттуда выгнать могут. Хочется ее в собственность перевести, чтобы не остаться на бобах. Слышал, что в Братеево делается?
Слышал, конечно.
Братеевские поликлиники приглашали к себе врачей, обещая обеспечить их жильем — дескать, приезжайте к нам работать, мы вам квартиры предоставим, а через десять лет они станут вашей собственностью. Врачи приехали в далекое от всех благ цивилизации и только что отстроенное Братеево, получили квартиры, устроились на работу в ближайшие поликлиники и стали себе жить-поживать, зная, что через несколько лет станут собственниками жилья. Однако квартиры так и остались служебными. Кто что кому обещал, сейчас уже было не разобраться: то ли обещания давались устно, то ли договоры можно было оспорить, то ли закону было не до врачей с их проблемами. Данилов искренне сочувствовал коллегам, хотя и понимал, что служебную квартиру нельзя воспринимать как потенциально собственную. Не тот у рядовых врачей статус, чтобы получать такие подарки от государства.
— Зря губы раскатала, — добавил он, — толку все равно не будет. Ты для них кто? Обслуга. Чином повыше официанта, но все равно обслуга. С просьбами тебе обращаться не пристало…
Роженица стонала, вопила, скрежетала зубами, клялась, что больше никогда никому не даст, материлась, размахивала руками и ногами, но всякий раз на участливый вопрос доктора Юртаевой: «Оленька, может, облегчим немного?» — отрицательно трясла головой и вопила: «Нет!»
При поступлении Оленька попыталась отказаться даже от клизмы, но уж на эту процедуру ее удалось уговорить.
— Мы делаем клизму всем без исключения не из-за садизма и не для плана, а для того чтобы вы рожали в гигиеничных условиях, — сказала заведующая физиологическим отделением, попечению которой главный врач поручила «высокопоставленную» пациентку. — Вам так самой будет комфортнее.
Оленька подумала и согласилась.
Теперь у доктора Юртаевой была следующая, не менее важная и не менее трудная задача — уговорить пациентку на прокол околоплодного пузыря. Эта простая манипуляция обычно ускоряла процесс, но Оленька от прокола отказывалась, твердя: «Пусть все идет так, как положено».
— А я бы сделал прокол, — высказался Данилов, — нельзя же идти на поводу у пациента, когда тот заведомо неправ.