В салоне Данилов заснул: усталость, водка и умиротворяющий шум двигателя убаюкали его. Лифт не работал, пришлось топать пешком. Прогулка по лестнице разогнала остатки сна, и в квартиру Данилов вошел бодрым, посвежевшим и избавившимся от головной боли.
— Я хочу чаю, — сказала Елена. — Ты как?
— Я – кофе, — ответил Данилов.
После ресторана нестерпимо хотелось кофе и продолжить разговор. Елена, кажется, сказала все, что хотела, и теперь была очередь Владимира.
Данилов варил кофе и продумывал разговор. Фраза «при всех моих недостатках, я никогда не скрывал от тебя ничего важного, касающегося наших отношений» была отвергнута: слишком пафосно. Можно было сказать: «Что бы я ни делал, я всегда…» – нет, нельзя. Лучше, наверное, вообще не говорить о себе, просто взять и спросить: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» Вот-вот! Именно так. Это, пожалуй, самый лучший вариант. Простой, искренний и без мельчайшего признака обвинения. Годится!
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Данилов очень старался справиться с волнением, задавая этот вопрос, и, кажется, ему это удалось.
— Хочу, — улыбка Елены была немного виноватой. — Хочу, но никак не решаюсь…
— Почему? — голос Данилова звучал мягче мягкого. — Если хочешь, то скажи, обязательно скажи.
— Так трудно решиться на это…
— Чего ты боишься? — Данилов протянул руку через стол и коснулся пальцами Елениной щеки. — Я все пойму правильно.
— Обещаешь? — Елена посмотрела ему в глаза, словно пытаясь найти там ответ.
Данилов молча кивнул.
— Хорошо, — после недолгого молчания решилась Елена. — Ты совершенно прав, когда говоришь, что был вынужден изменить свою жизнь под влиянием факторов, от тебя не зависящих. Не могу с этим спорить…
«К чему такое предисловие? — удивился Данилов. — Сколько можно ходить вокруг да около? Пора бы уже и к делу перейти».
— Но выход есть всегда, — видя, что Владимир внимательно слушает, Елена приободрилась. — И хороший врач может помочь тебе с этим справиться…
— Какой врач? — изумился Данилов.
— Психоаналитик, разумеется, — ответила Елена.
«Разумеется» стало последней каплей. Той самой соломинкой, под которой издох верблюд даниловского терпения.
— Ты предлагаешь мне проконсультироваться у психиатра?! — Данилов повысил голос.
— У психоаналитика… Можешь назвать его психотерапевтом.
— Какая разница между жопой и задницей! Неужели все недоступное твоему пониманию следует считать патологией?
— Вова! Данилов!
— Я хрен-те сколько лет Вова Данилов, и не надо делать из меня психа! Сама сходи к психоаналитику и попроси объяснить разницу между нормой и патологией!
Хотелось разбить чашку и разломать в щепки стол. Хотелось биться головой об стену. Хотелось совершить что-то запоминающееся, такое, что навсегда отобьет у Елены желание оскорблять его.
— О, как это гламурно – по всякому поводу бегать к психоаналитику! И что он мне скажет? Спросит, в каком возрасте я начал заниматься онанизмом, проведет три-четыре сеанса гипноза и посоветует гулять перед сном? От кого, но от тебя я этого не ожидал! Чего угодно ожидал, но только не этого!
— Но что тут такого? — глаза Елены постепенно наполнялись слезами. — Успокойся!
— И ты еще спрашиваешь! — Владимир смахнул чашку на пол; дзенкнуло. — И ты еще советуешь успокоиться! Да как ты могла! Нет, это уму непостижимо…
Данилов обхватил голову руками и почувствовал, как она пульсирует в такт сердцебиению. Вибрировало все его тело. Все было как-то неожиданно, и оттого казалось продолжением увиденного спектакля. Такая вот театральная ссора. «Стоп! — приказал себе Данилов. — Так и кондратий хватит – икнуть не успеешь! Ну-ка, вдох-выдох!»
Некое подобие дыхательной гимнастики помогло если не успокоиться, то хотя бы уменьшить напряжение.
— Прости, я не хотела тебя обидеть, — сухо сказала Елена, дождавшись, когда Данилов посмотрит на нее. — Мне просто казалось, что это поможет.
— А я уверен, что не поможет, — сверкнул глазами Данилов. — Наоборот – сделает хуже.
— Тебе жить, — вздохнула Елена и добавила: – Но я все же остаюсь при своем мнении. И если ты решишься, то у меня есть хороший специалист.
«Уж не у него ли ты пропадаешь по вечерам?» – подумал Данилов, но спрашивать не стал. Оказывается, когда узнаешь, что любимая женщина считает тебя психом, многое сразу же становится неважным, незначительным.
— Оставь своего специалиста тем, кому он нужен, — попросил Владимир. — А меня оставь в покое.
Елена встала, подошла к Данилову сзади и положила руки ему на плечи:
— Пошли спать. Утро вечера мудренее.
— Иди, я не хочу, — не оборачиваясь, ответил Данилов.
— А если я не хочу идти спать одна? — Елена наклонилась и шептала прямо в ухо Владимиру.
— Позвони своему психоаналитику, — посоветовал Данилов.
— А ты злой! — Елена не просто отстранилась, но и слегка оттолкнула мужа. — Тебе потом будет стыдно, но может случиться так, что уже ничего не исправишь.
— Иди спать, а? — по-прежнему, не оборачиваясь, попросил Данилов. — Пока мы не вышли на второй круг. Поверь, ни к чему хорошему это не приведет.
— Спокойной ночи, — вежливо отозвалась жена.
— Спокойной ночи, — слушая ее удаляющиеся шаги, ответил Данилов.
«Какая тут, к чертям, спокойная ночь?» – Рука доктора сама потянулась в буфет за бутылкой. Пожалев о том, что забыл заранее поставить водку в холодильник, Данилов открутил колпачок и – ни к чему обременять себя ненужными условностями, — отхлебнул прямо из горлышка. Еще глоток и еще…
Водка пахла спиртом, но пилась как вода, не согревая, не умиротворяя, не оглушая. Только мир вокруг постепенно тускнел и затихал.
«Нет, в одиночку я сейчас пить не буду, — решил Данилов, ощутив острую нужду в понимающем собеседнике. — Нажрусь у Полянского».
Полянский ждал его к четырем часам дня. Четырнадцать часов можно было погрустить в одиночестве на трезвую, ну, на почти трезвую голову.
— Психоанализ – всемирное зло! — сказал своему отражению в оконном стекле Данилов. — И вообще – нет никакого психоанализа, его выдумали шарлатаны!
Спать он решил на кухне. Устроил поудобнее голову на сложенных руках, закрыл глаза и тотчас же провалился в сон. Он видел Елену в образе знаменитой театральной актрисы; а сам Владимир был ее поклонником, сидевшим в первом ряду с роскошным букетом в руках, но почему-то отчаянно стеснявшимся вручить этот букет…
Театральная обстановка вдруг сменилась учебной. Шел экзамен по оперативной хирургии, и студент Данилов отчаянно запутался в мышцах, сосудах и нервах предплечья. Цепенея под суровым взглядом профессора Терпугова, он мычал нечто невразумительное и конечно же получил неуд…
Идет вскрытие. Данилов ассистирует доценту Астраханцеву. «Обратите внимание на множественные очаги кровоизлияния в лобных долях, — говорит Астраханцев, Демонстрируя срез студенистого головного мозга. — Это последствие сеанса психоанализа. Смерть можно считать насильственной…»
Разбудил Данилова Никита.
— А я, представь себе, решил здесь прикорнуть, — Данилов с наслаждением потянулся. — Для разнообразия.
