Но я опять как будто в сторону…
В общем, представьте себе положение Саши, когда ему сказали, что его жена безнадежна. Он потерял голову. Мы однажды вместе навещали Тамару в больнице.
Он бодрился, шутил, а она только посмотрела ему в глаза и все сразу поняла. В артисты он не годился.
Нет, это нельзя вообразить, это надо было видеть. В день похорон я боялась, что он помешается. А потом началось что-то ужасное.
Неделю не ходил на работу, сидел дома и пил беспробудно. Раньше никогда не позволял себе лишнего. На работе к нему очень хорошо относились, неделю эту, конечно, простили, но я чувствовала: не останови его – покатится до конца. Кое-как вытащила его, пришлось на день запереть, чтобы в магазин не ходил.
А когда протрезвел, я ему говорю: «Что ж, ты и на могилу к Тамаре пьяный ходить будешь?» Только это и подействовало. Да ненадолго. С месяц держался, а потом опять… Правда, на работу ходил – значит, днем был трезвый, зато каждый вечер напивался до беспамятства.
Как-то я заглянула, Саша лежит на тахте, смотрит в потолок безумными глазами и не реагирует ни на что. Лена на кухне сидит, читает учебник, пьет кофе. Я хотела посоветоваться, как нам его сообща отвадить от пьянства, надо же спасать человека, а она, представьте, заявляет: «Он не маленький, должен сам понимать, а если хотите спасать – дело ваше, вы ему сестра». И вообще я ей немножко надоела своими посещениями. Вот так…
У меня были Тамарины ключи от квартиры. Я их выложила перед нею и ушла. По-бабьи, конечно, поступила, теперь вижу, что вела себя неправильно, несолидно. Она же в дочки мне годится, а я с нею на одной доске. Стыдно вспомнить, да что поделаешь? Не исправишь.
С месяц не показывалась я у Саши. И вдруг он сам является, и совершенно трезвый. Я так обрадовалась, хоть и невесел он был. Оказалось, сидит без денег, пришел просить взаймы. Насколько я знала, накоплений у них с Тамарой не было, тем более они недавно купили для своей дочки машину. А я одна, сын в армии служит. Пошли мы с Сашей в сберкассу, я сняла пятьсот рублей, сколько просил, даю ему, а он плачет. Совершенно, понимаете, распустился. Жалко смотреть, сердцу больно. Такой был великолепный человек, настоящий мужчина – и вот пожалуйста…
Успокоился он, слезы вытер и объясняет… даже не объясняет, а скорее жалуется. Лена из него последние нервы вытянула: в доме ни рубля, молока купить не на что, до отцовой получки десять дней, а ей еще надо кожаную юбку купить, продается по случаю…
Руки мне целует – и опять в слезы. Еще бы немного – и дошел бы до истерики.
Ну вот… С тех пор мы с Сашей встречались редко, а к ним я вовсе перестала ходить. Но один раз, на его день рождения, двадцать пятого сентября, зашла поздравить вечером. Еще светло было, а в квартире уже дым коромыслом. Дверь мне открыл красивый молодой человек – он только и был трезвый, а остальные за столом ну как последние пьянчужки. Их там человек двенадцать было, шесть пар. Девицы совсем зеленые, возраста Лены. И Саша с такой же в обнимку сидел. И Лена присутствовала. А мужчины все гораздо моложе брата.
Поглядела я, вижу – Саша едва меня узнал. Ухмыляется, а встать со стула не может. Положила я хризантемы на тахту и ушла. Горько было – невыносимо…
Безобразно… Тамару-то мы схоронили в июне, вот в такой же солнечный день, как сегодня. После этого я его долго не встречала. Потом перед Октябрьским праздником столкнулись в универмаге, в парфюмерном отделе, он духи покупал и был вроде бы в порядке. Извинялся, что еще долг не отдал. А под Новый год забежал ко мне на минуту. Очень вальяжничал. В дубленке, в новом костюме и чуть под хмельком. Долг принес. Я говорила – могу и подождать, но он деньги на стол бросил.
Вот, пожалуй, и все. Больше мы ни разу не разговаривали. Так, на улице иной раз встретимся… «Как живешь?» – «Ничего…» И разойдемся. Он даже внешне стал неузнаваем. Костюмы на заказ. Какая-то лихость в лице. А впечатление жалкое…
– Что я могу сказать об отце? О мертвых – или ничего, или только хорошее.
– Меня интересуют последние три года. Кажется, он сильно изменился…
– Ничего удивительного. Он безумно любил маму… Ее смерть была большим ударом.
– А в чем это выражалось?
– Пить стал.
– И все?
– Ну сами понимаете, где гулянка – там женщины.
– Вы знали его знакомых?
– Кое-кого видела.
– Что это были за женщины?
– Молодые.
– Вы не пробовали его образумить?
– Это было бы бесполезно.
– У него, если мне не изменяет память, день рождения – двадцать пятое сентября?
– Да.
– Простите, нескромный вопрос: тогда, в семьдесят девятом, вы ведь этот день тоже отмечали?
Пушистые ресницы едва приметно дрогнули.
– Вы уже разговаривали с моей очаровательной тетей?
