Коротков не составлял исключения. Войдя в палату, Журавлев взял из-за стола стул, поближе подвинул его к кровати и спросил о самочувствии. Коротков не жаловался. Журавлев объяснил, что хочет записать допрос на магнитную ленту, но, может быть, лучше сначала просто поговорить откровенно? — Можно и поговорить, — охотно согласился Коротков. Журавлев поставил магнитофон на стол, не включив его, заложил руки за спину и прошелся вдоль кровати взад-вперед. — Вы, Коротков, при последней нашей встрече сказали инспектору Синельникову, что познакомились сначала с Казалинским, а потом уже с Перфильевым. Обрисуйте, пожалуйста, на какой почве произошло знакомство с Казалинским. Коротков здоровой рукой взъерошил свои и без того спутанные волосы и спросил: — Вы в колхозе «Золотая балка» с Сидоренковым говорили? — Нет, но я знаю, чем он занимается. С ним беседовал работник ОБХСС. — Ну так вот… Сидоренкову надо было десять кубометров стройматериалов достать. Он мне сказал, что директор базы Казалинский в принципе всегда готов это устроить, но он терпеть его не может, Сидоренкова то есть. Не хочет с ним связываться. А я ему неизвестен, со мной он согласится иметь деловые отношения. А я внакладе не останусь. Так говорил мне Сидоренков. — А почему Казалинский не терпел Сидоренкова? — Просто из осторожности. Этот Сидоренков три раза сидел. — За что? — За такие вот штучки. — Но как же вы подошли к Казалинскому?
— У него есть слабость.
— А именно?
— Он любит золотые червонцы царской чеканки.
— Они у вас были?
— Не у меня. У Сидоренкова.
— Такой осторожный человек… — с сомнением сказал Журавлев. — Как же от незнакомого принимать?
— Я сказал, что от Сидоренкова. Как он просил.
— Непонятно. Казалинский же его, как вы говорите, боялся. Не увязывается, знаете ли.
— Все на месте. Клешня не хотел контачить с ним напрямую. А через прокладку не возражал.
— Вы, значит, служили только прокладкой? — Вопрос был не без подвоха, но Журавлев и не скрывал этого, зная, что Коротков тоже все поймет.
— Вы ж предлагали откровенно, а сами ловчите. Яне пешка, — сказал Коротков.
— Я не считаю вас пешкой. Наоборот. — В этих словах Журавлева заключался уже не подвох, а очень опасный для Короткова смысл. И тот опять все оценил.
— Не надо лишнего, — деланно-умоляюще попросил Коротков. — Я получал свою долю, но не надувайте этот шарик так сильно, может лопнуть.
Журавлев не собирался разубеждать Короткова, будто имел в виду не то, о чем он подумал, а совсем иное — ну, например, его личные качества.
— С Александром Антоновичем Перфильевым вы познакомились позже, — сказал он, оставив слова Короткова без внимания. — Как это произошло?
— Сначала я познакомился с его дочерью,
— Случайно?
Коротков ухмыльнулся.
— С красивыми девочками не знакомятся случайно. Это делается умышленно.
— По-моему, теперь неоткровенны вы.
— Есть немного, — жестко сказал Коротков. — А вы ходите вокруг да около. Давайте в лоб.
— С удовольствием… Я предполагал, что на Перфильева вас вывел Казалинский. Так должно быть по логике вещей. Но я могу и ошибаться.
— Не ошибаетесь.
— Значит, это он подсказал относительно Елены Перфильевой?
— Да.
— У вас что же, был открытый разговор-мол, сойдись с дочерью, чтобы войти в доверие к отцу?
— Не так примитивно. Просто затеялся мужской разговор…
— В первую же встречу?
— Нет, это было уже после тех десяти кубометров. Мы стали видеться.
— Ну и?..
— Казалинский сказал, есть в городе одна девчонка — пальчики оближешь. Жалко, он для нее староват. Да и не очень-то легко подступиться.
— Мало ли в городе красивых девушек… Он что же, адрес вам сообщил?
— У нее автомобиль. Он сказал, где она заправляется. И номер машины.
— А кто она, чья дочь, кем работает Перфильев — не объяснил?
— Он объяснил: хоть у нее и автомобиль, но девочка, кажется, нуждается в деньгах.
— Вы не сочиняете? — Для Журавлева все это звучало дико.
— Сочинить можно и похлеще. Я вам голую правду.
— Ну и что же дальше?
— Познакомились. У нее тогда недавно умерла мать. Ездила на юг на моей машине. Она неважно водила. Я ее заодно и подучил. Потом дал взаймы пятьсот.
— Она вернула?
— Нет, конечно. Мы собирались пожениться.
— Казалинский радовался вашему успеху?
— А как вы думаете?
Они еще ни разу не притронулись к тому главному предмету, ради которого велся этот долгий разговор, но у Журавлева сложилось отчетливое ошутщение, что Ко-ротков считает подразумеваемый, умалчиваемый предмет совершенно ясным для него, Журавлева. Идя сюда. Журавлев допускал, что Короткое примет ту же линию поведения, какую выстроил Казалинский: сваливать основную вину на мертвого Перфильева. Но из того уже. что было тут сказано, можно сделать заключение: Коротков решил вести себя иначе. Даже если у них с Казалинским существовал на сей счет предварительный сговор. Поэтому Журавлев перескочил через ненужные ему сейчас подробности и приступил к основному: — С вашего позволения, давайте определим роли. Образовался, как говорится, триумвират — вы, Казалинский и Перфильев… — Не тот порядок, — перебил Короткое. — Казалинский, Перфильев и я.
— А не желаете поставить себя в середину?
— Я только передатчик. Ну и приемник, если уж вам так хочется.
— Значит, главным был Казалинский?
— Да.
— А роль Перфильева в чем заключалась?
— Он выписывал столько материалов, сколько требовал Казалинский.
— Вы, должно быть, плохо знаете, как распределяются фондируемые материалы. Существует разнарядка.
— В этой кузне я не разбираюсь. Знаю, что определенным лицам выписывалось больше, чем надо. Их указывал Казалинский. От них я получал деньги, отдавал
Казалинскому, а он выделял часть Перфильеву. — А вам? — Маленькую часть.
— А что значит — указывал?
— Казалинский через меня называл Перфильеву фамилии толкачей из тех, которые приезжали что- нибудь получать.
Тут была некая шаткость. Журавлев отвел взгляд в сторону, сказал как бы в пространство:
— Такой осторожный человек… — Он в точности повторил ту же фразу, которую произнес иолчаса назад, имея в виду Казалинского. — Непохоже на него. Сам себе искал клиентов… Их было довольно много. Это опасно. Вот с Сидоренковым он вел себя правильно… А здесь, простите… — Намек понял. Были клиенты и от меня, — признал Коротков. — Мы все это зафиксируем в протоколе. Я не предупреждал вас об ответственности за дачу ложных показаний, но, надеюсь, вы сознаете… — Не беспокойтесь, сознаю. Журавлев сел за стол и на разлинованных бланках записал по порядку вопросы и ответы. Он записал их в самой сжатой форме. Закончив, прочитал протокол и сказал: — Вы подозреваете, что тормозные шланги мог повредить Казалинский? — Больше некому. — Сейчас вы в этом уверены, судя по вашему тону. Откуда
