нормативностям. Различность заключается в том, что любое подлинное правительство репрезентирует политическое единство народа, а не народ в его естественном наличии.
Борьба за репрезентацию всегда есть борьба за политическую власть. Поэтому в конституционной монархии Германии парламент был народным представительством, но не репрезентантом политического единства народа. У К. Рикера (Die rechtliche Natur der modernen Volksvertretung, Leipzig 1893, S. 53) имеется следующая дефиниция народного представительства в монархических государствах Германии: «Оно есть образованный особым образом коллегиум из подданных, который в силу законодательной фикции есть весь народ, вся совокупность подданных». Здесь не осознается то, что весь народ есть политическое единство, а совокупность подданных в монархии, напротив, именно не должна быть политическим единством.
4. Репрезентант независим, а потому не является ни функционером, ни агентом, ни комиссаром. Французская революция 1791 года в одном положении, которое теоретически имеет общее значение, говорит об управлении в отличие от репрезентанта: «Персоны, которым доверено управление (administration), не имеют репрезентативного характера. Они суть агенты (agents)» (раздел III, глава IV, секция 2, ст. 2). Согласно ст. 130, аб.1 Веймарской конституции, чиновники суть «слуги всеобщего», то есть также не являются репрезентантами.
Уже Руссо в «Общественном договоре» говорил о репрезентанте в отличие от агентов и комиссаров, которые лишь выполняют деловое поручение (employ) и являются простыми чиновниками (officiers) (книга I, главы 1 и 18). Это различие еще ясно осознавалось Национальным собранием 1789 года. Трудность заключалась только в том, что было необходимо соединить принцип репрезентации с принципами конституции, различающей [ветви] власти. Политическое единство не может быть разделено. Репрезентируется всегда лишь нация, то есть народ как целое. Поэтому невозможно репрезентировать три власти внутри одного и того же политического единства. С другой стороны, носитель власти, pouvoir, есть нечто большее и иное, нежели функционер или чиновник, и о нем говорят, что он репрезентирует pouvoir. Выход находили в том, что говорили о репрезентации повсюду, где индивид или корпорация выступали за нацию как целое (Barnave. Arch. Pari, XXIX, S. 331), утверждая: репрезентант обладает не только функцией, но и pouvoir. Редерер и Робеспьер (там же, S. 324/5) отличали pouvoirs repr?sentatifs от pouvoirs commis; pouvoir representatif—?gal au pouvoir du people — и является независимой. Противоречие между репрезентацией и разделением властей подметил и К. Левенштайн (Volk und Parlament nach der Stattstheorie der franz?sischen Nationalversammlung von 1789, M?nchen 1922, S. 243), когда утверждал: «Принцип репрезентации не является понятием, имманентным разделению властей как таковому». Репрезентация есть именно принцип политической формы, а разделение властей, напротив, является методом использования противоположных принципов формы в интересах буржуазного правового государства. Трудность, лежащую в соединении репрезентации и разделения властей, можно разрешить лишь посредством различения двух составных частей современной конституции и выделения принципа разделения властей из политической части конституции. Подлинные принципы формы как таковые, в сущности, означают единство, следовательно, противоположность делению и различению. При попытке осуществлять парламентское правление и тем не менее применять в нем методы разделения и баланса властей, становится явным противоречивое соединение этих двух принципов. Если репрезентант рассматривается лишь как представитель, который из практических соображений (поскольку невозможно собрать всех избирателей в одно и то же время в одном месте) представляет интересы избирателей, то репрезентации больше не происходит. Я бы не стал говорить о полурепрезентации (s?mi-representation) (J. Barth?lemy. Le r?le du pouvoir ex?cutive, 1906, S. 41), а хотел бы лишь в интересах научной ясности попытаться вернуть слову точный смысл и ограничить его [значение] отображением политического единства как такового. Комитет не репрезентирует, а является зависимым представителем более крупного комплекса, который образует его из практико-технических соображений. Парламент как репрезентант народа не является комитетом народа или избирателей.
Слово «орган» здесь следует избегать. Своей популярностью оно частично обязано справедливому противопоставлению механистическим и частно-индивидуалистическим представлениям, но частично — и той многозначительной неясности, в которой в общем тумане размываются такие сложные различения, как репрезентация, представительство, поручение и т. д. (О критике применения этого понятия у Г. Йеллинека см.: Karl Schmitt. Die Diktatur, S. 141; далее см.: H. Heller. Die Souver?nit?t, Berlin 1927, S. 60; Duguit. L’Etat, I, S. 8, 238ff; J. Barth?lemy. Ebd., S.25ff.) К сожалению, историко-правовые исследования Гирке — в той мере, в какой они затрагивают публичное право и особенно данное понятие репрезентации, — также не всегда ясны. В высказываниях других (Althusius. S. 214ff) беспорядочно употребляются понятия «репрезентация», vicem gerere, mandatum, commission, «доверенность», «замещение». То, что подобное смешение существует в рассматриваемой исторической литературе, не является причиной усугублять его, но делает разбирательство еще более необходимым. Уже фраза Кузанского, которую Гирке цитирует (Gierke, S. 216, Anm. 15) как первый пример употребления слово «репрезентация» (et dum simul convenient in unu compendio representativo totum imperium collectum est), показывает что-то существенное: репрезентативное заключается не в каком-нибудь замещении, а в отображении единства целого. Абсолютистское учение вовсе не столь далеко ушло от идеи репрезентации, как — совершенно в духе либерального XIX века — полагает Гирке, а лишь оставляет репрезентацию политического единства за государем. В остальном этот абсолютизм очень ясно и сильно воспринял идею репрезентации и лишь благодаря этому сделал возможным [ее] перенос (с монарха на избранное народное представительство) Французской революцией и XIX веком.
5. Абсолютный государь также является лишь репрезентантом политического единства народа; он один репрезентирует государство. Государство, как говорит Гоббс, «обладает своим единством в лице суверена»; оно united in the Person of one Sovereign. Репрезентация впервые приводит к единству, однако всегда речь идет о политическом единстве народа в политическом состоянии. Персональное [начало] государства заключается не в понятии государства, а в репрезентации.
Ценность репрезентации основана на том, что публичность и персональность придают политической жизни характер. Пресловутые вещи вроде тайной дипломатии и персональных режимов испортили репутацию этой системы. Однако не следует упускать из виду по крайней мере одну вещь: тайная дипломатия публичных властителей является безобидной игрой по сравнению с публичной дипломатией, которую ведут тайные властители через своих агентов.
6. Подводя итоги, можно сказать: государство как политическое единство основано на соединении двух противоречащих принципов — принципа тождества (а именно тождества присутствующего народа с самим собой как политическим единством, если он в силу собственного политического сознания и национальной воли обладает способностью различать друга и врага) и принципа репрезентации, в силу которого политическое единство отображается через правительство. Осуществление принципа тождества означает тенденцию к минимуму правительства и персонального руководства. Чем сильнее реализуется этот принцип, тем более ведение политических дел осуществляется само по себе, благодаря максимуму естественно данной и исторически сложившейся гомогенности. Это есть идеальное состояние демократии, как его предполагает Руссо в «Общественном договоре». В данном случае говорят о непосредственной или чистой демократии, но в этом выражении следует учитывать то, что, собственно, существует только непосредственная демократия, а опосредованность возникает лишь в результате примешивания репрезентативных элементов формы. Там, где все совпадает, решение должно находиться само по себе, без дискуссий и существенных конфликтов интересов, поскольку все желают того же самого.
