системой могут осуществляться различные виды политического лидерства и руководства (ruling power), определения politique generale или направлений политики. Если возобладает монархический элемент и идея репрезентации политического единства одним человеком, тогда парламентская система может оставить открытой возможность президентской системы, при которой глава государства, шеф исполнительной власти, самостоятельно участвует в политическом руководстве. Если возобладает аристократическая или олигархическая идея, тогда она предстает как парламентская система в более узком смысле, при которой политическим лидерством обладает большинство законодательной корпорации, определяющее направления политики. Но также возможно, что политическим лидерством и руководством обладает вождь данного парламентского большинства, и тогда имеет место премьерская система, в которой опять же находит выражение сильный момент репрезентации. Наконец, мыслимо, что политическим лидерством и руководством обладает не отдельный партийный вождь и премьер-министр, а коллегия министров, которая в подобном случае обычно есть коалиционное министерство, состоящее из различных партий; это следует именовать здесь системой кабинета. Данные четыре подсистемы парламентской системы выйдут на передний план в последующем историческом рассмотрении. Они взаимно не исключают друг друга, а образуют эластичную целостную систему. Однако их различение необходимо для понимания парламентаризма в целом, но прежде всего также для крайне сложного и малопонятного регулирования Веймарской конституции.
II. Идейные основания парламентской системы. Как особенности конституционно-законодательного регулирования в частности, так и уникальное, историческое и систематическое соединение буржуазного правового государства и парламентской системы могут быть поняты лишь из идейного основания и оправдания данной системы.
1. Историческое положение. В государствах европейского материка, особенно во Франции и Германии, либеральные и демократические партии в борьбе против монархического правительства требовали и реализовывали в качестве программы парламентаризацию правительства. В Англии парламентское правление кабинета возникло постепенными переходами, без планомерной осознанности, на основе различного рода прецедентных случаев, через отношение парламента к династии, призванной им на трон. Во Франции и Германии было невозможно отказаться от осознанной цели. Здесь монархическое правительство еще в XIX веке обладало самостоятельной властью, основанной на армии и чиновничестве, и оно было вынуждено ограничить и в конце концов отказаться от своего господства в результате революции буржуазии. Вследствие этого здесь также должны были прийти к принципиальной программе и политической теории парламентской системы. Так называемый парламентаризм был здесь не просто практикой и навыком, а учением и идеей. Таким образом, в равной мере как из различности национального характера, так и из различности политического положения следует, что английский парламентаризм хотя и мог быть практическим образцом, однако идейное оправдание следует искать у представителей французской и немецкой либеральной буржуазии. Лишь позднее, в XX веке, когда о подлинной борьбе забудут, в Германии о парламентаризме можно будет сказать, что речь идет о практических «правилах игры» (Макс Вебер). Для французской или немецкой буржуазии в период с 1815 по 1870 год важным было нечто другое, нежели правила игры и сходные осознанно релятивистские методы. Эта буржуазия всерьез восприняла парламентаризм как политическую систему и дала ей идейное обоснование, без которого система непонятна ни как целое, ни в своих отдельных учреждениях и нормированиях.
Впрочем, ссылка на английский образец уже из-за своей простоты оставалась распространенным и популярным средством доказательства и заменяла и тогда, и сегодня у многих политиков и теоретиков мышление и политическую теорию. Но, несмотря на подобный английский образец, пришли к осознанной системе, поскольку именно политическое и духовно-историческое положение на европейском материке было совершенно иным, нежели на английском острове. Самостоятельное систематическое обоснование развивается как в Германии, так и во Франции, причем в период с 1815 по 1848 год. Этот отрезок времени должен рассматриваться как классическая стадия парламентской идеи. У представителей французской буржуазии идея выдвигается сильнее и принципиальнее, чем в Германии, что и так объяснимо различными внутриполитическими ситуациями в обеих странах. Во Франции имущая и образованная буржуазия — после опыта революционного и наполеоновского времени — в период с 1815 по 1830 год была вынуждена вести борьбу против монархического принципа и против реставрации старых идей и учреждений. Здесь она была вынуждена осознать свое политическое положение. В период с 1830 по 1848 год во Франции в буржуазном королевстве Луи Филиппа и в Бельгии благодаря конституции 1831 года далее реализовалась политическая система, которая многими, включая такого компетентного ученого, как Лоренц фон Штейн, считалась подлинным идеальным типом буржуазного государства. Это система, в которой в идеале политической умеренности и некой juste-milieu отражалось уникальное промежуточное положение либеральной буржуазии — между побежденной монархией и надвигающейся радикальной, частично уже пролетарской демократией. И даже те либералы, что имели иные конституционные идеалы, нежели французское буржуазное королевство или бельгийская конституция 1831 года, например Рудольф Гнейст со своими взглядами на самоуправление и правовое государство, все же всегда исходили из того, что лишь умеренные политические партии могут рассматриваться в качестве носителей подлинного парламентаризма. Поэтому Гнейст видит ценность самоуправления именно в том, что оно приводит к подобной умеренности (Englische Verfassungsgeschichte, S. 672).
Часто упоминаемое противоречие либерализма и демократии проявляется здесь в своем основополагающем значении в качестве противоречия принципов буржуазного правового государства со следствиями принципа политической формы. Либеральная буржуазия стояла между абсолютной монархией и надвигающейся пролетарской демократией. Все наблюдатели буржуазного либерализма, судили ли они с объективной точки зрения как научные наблюдатели или же консервативно или социалистически-радикально как политики, подметили данное промежуточное положение и превратили в основание своих конструкций. Критический 1848 год сделал положение очень заметным: в отношении политических притязаний сильной монархии буржуазия выдвигала демократические требования — права парламента, то есть народного представительства. В отношении пролетарской революции она искала защиты у сильного монархического правительства, чтобы спасти буржуазную свободу и частную собственность. В отношении монархии и аристократии она ссылалась на принципы свободы и равенства, а в отношении мелкобуржуазной или пролетарской массовой демократии — на священность частной собственности и понятие закона правового государства.
Лоренц фон Штейн говорит в вышедшем в 1848 году приложении к работе «Социализм и коммунизм сегодняшней Франции» (Socialismus und Communismus des heutigen Frankreichs, Leipzig und Wien, 1848, S. 36): буржуазия постепенно раздражается в отношении принципа революции. «Но только не следует заблуждаться. Это раздражение вполне негативно. Она не желает ничего определенного — ни королевской власти, ни диктатуры, ни гражданского правления, — она желает только избежать неопределенности положения. Королевская власть для нее есть ядро новой революции — ее она не хочет. Диктатура есть несвобода — ее она не хочет. Гражданское правление или бессильно, или является аристократией — ее она не хочет». Карл Маркс в серии статей «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» (в «Новой Рейнской газете») и в статье «18 брюмера Луи Бонапарта» (1852) описал внутриполитические и социальные отношения во Франции и высмеял буржуазные партии, которые сами произнесли себе приговор, «отказываясь от единственно возможной формы своей объединенной власти, от самой могучей и самой полной формы своего классового господства — от конституционной республики — и бросаясь назад, к низшей, неполной, более слабой форме — к монархии». Ф. Ю. Шталь в своих лекциях о партиях в церкви и государстве (прочитанных в 1850–1857 годах, опубликованных в 1863 году) говорит о либеральной партии: «Как только доходит до того, чтобы позитивно осуществить идею народного суверенитета, призвать к господству весь народ в равной мере, а также внутри народа не подавлять один класс авторитетом другого, так она избавляется от этой идеи, она призывает к господству только среднее сословие, имущих, образованных, то есть только саму себя. Точно так же либеральная партия утверждает идею равенства в отношении
