знаю.
— Ты гонишься за мечтой, сын, а жизнь твоя тем временем далека от мечтаний.
Я улыбнулся.
Он не отступил:
— Если двигатель путешествия — неудовлетворенность, то обретешь ли ты удовлетворение? Остановишься ли когда-нибудь?
— Цель путешествия, папа, — это опустить дорожный мешок и сказать: я пришел. Так вот, объявляю тебе: я не пойду дальше, я пришел.
Усевшись на краю фонтана, я снял кеды, чтобы освежить ноги в воде. Папа тем временем разглядывал наряд трех трансвеститов в туфлях на светящихся платформах и с бесконечными ногами, обтянутыми сеткой.
— Ой, папа, ты видел? У меня новая бородавка на ступне.
— М-да?
— Как сказать на твоем высокопарном языке: «У меня новая бородавка на ноге»?
— «Докука странника наложила печать на ладонь, обращенную к дороге». Кстати, ты уверен, что речь идет о новой докуке?
— Ой, точно! Это старая, самая первая, от которой я все никак не избавлюсь. Как ни тру, как ни свожу…
— Она сидит крепко, потому что ты не угадал ее имя.
— Я пробовал называть ее и «ярость», и «месть».
— Опять не то. Подумай хорошенько. Подумай еще лучше. Найди, что тебе ближе всего, что тебя никогда не отпустит, что в тебе никогда не сдастся.
Я посмотрел на последнюю бородавку, которую невозможно было убить, и, дунув на нее, произнес наконец ее настоящее имя. Это было мое имя, моя сущность, и я назвал ее «надежда».
