И вышла, тихонько прикрыв дверь, напоследок улыбнувшись Сэму. Тот, повозившись на коврике, свернулся в клубок. В этой позе Нина и застанет его, вернувшись через пару часов. Спустившись на четыре пролета, Нина забросила рюкзачок за спину. В нем самые важные вещи: инструкции, пластиковые пакеты, солнечные очки, бумажник, ключи от квартиры. А на внешней молнии болтались ключи от спасения или погибели, как посмотреть.
Чтобы собрать подопечных, понадобилось больше часа: десять псов разного возраста, цвета, породы, комплекции и характера. Нина была мастером управляться со всеми их поводками и крепко держала шлейки, которые тянули лабрадоры и спаниели, колли, мопсы и просто дворняжки. Порознь каждый из них был просто псом — одни милые, другие нет. Одни энергичные и шустрые, другие — неуклюжие увальни. Но все вместе они образовывали структуру, семью, сообщество, нацию. Индивидуальность уступала место целому, и целое становилось самодостаточным. И чертовски забавным самодостаточным, потому что люди оглядывались, автомобили сигналили и весь мир улыбался этому «только — в — Нью-Йорке» зрелищу.
Кепка выполняла свое предназначение, защищала от солнца и дождя, но порой неприятные человеческие особи все же проникали за барьер козырька. Сегодня они явились в облике двух дамочек из Верхнего Ист-Сайда, лет шестидесяти, возраста ее матери. Но вместо леггинсов и джемпера на одной был костюм от Шанель, туфли-лодочки от Шанель и как улика измены сумка «Тодс». Вторая была в костюме «Сент-Джон» и туфлях «Феррагамо» за две тысячи баксов. Два этих ходячих штампа оказались на углу Восемьдесят девятой улицы и Центрального парка, и Нина искренне удивилась, каким ветром их туда занесло.
Проходя мимо и удерживая рвущихся в разные стороны собак, Нина услышала, как дама «Шанель» произнесла:
— Интересно, каково это — заниматься подобным делом? Думаешь, это интересная работа?
На что мадам «Сент-Джон» ответствовала:
— Подумываешь о новой карьере, Джуди?
— Она ведь могла бы иметь постоянную работу, верно? Держу пари, она даже окончила колледж.
— Она и выглядит как нормальная молодая женщина, если не считать дурацкой кепки.
— Если считать нормальным сочетание велосипедных шортов с ботинками нацистских штурмовиков.
Не в силах сдержаться, Нина вскинула подбородок и выглянула из-под своей оклеветанной кепки.
— Дамы… — начала она.
— Давай, детка. Не спускай им!
И Нина, и обе дамочки обернулись. Нина узнала этот голос с характерной хрипотцой. Позади них стоял Исайя — шесть футов три дюйма роста, сто семьдесят пять фунтов веса — афроамериканец, с дредами до самого, как он говорил, «хозяйства», в окружении восьми собак на шлейках. Исайя был коллегой и конкурентом Нины, бывший заключенный, но, как он сам пояснял, исключительно за употребление наркотиков, деньги на которые, впрочем, он добывал участием в разного рода незаконных махинациях. Отсидев три года, он вернулся на улицу, прошел курс реабилитации, перевоспитался, окончил колледж и сейчас запросто входит в квартиры с собственного разрешения хозяев.
Нина бросила взгляд на Исайю, а его псы в это время обнюхивали друг друга, потирались мордами, прижимались — точь-в-точь одиночки в баре Ист-Сайда в пятницу вечером. Тетки с нетерпением ждали, что же им ответит Нина.
— Я выгуливаю шестнадцать собак, в среднем дважды в день, пять дней в неделю. Умножив Шестнадцать на два, а потом на пять, получаем сто шестьдесят. Теперь умножьте это на четырнадцать долларов, поскольку именно эту сумму я беру за прогулку, и вы получите более двух тысяч долларов. Наличными. Чистыми. В неделю. Добавьте сюда периодические прогулки по выходным, плату за кратковременное содержание собаки, если хозяева в отъезде, а это сорок пять долларов за ночь, плюс бонусы, подарки и прочее, и в сумме получится две с половиной тысячи. В неделю. Наличными.
И улыбнулась. Исайя нахмурился:
— Э, Нина, они захотят получить нашу работу. — И удалился в сопровождении своих собак в сторону Центрального парка.
— До встречи, — бросила Нина ему вслед. Мадам «Шанель» улыбнулась и заметила:
— Прибыльно, да. Но неужели действительно приносит удовлетворение?
«Большее, чем вы можете вообразить», — подумала Нина.
Как объяснить, что владельцы собак дают ей то, что дороже денег, даже больше удовольствия быть с собаками, — ключи от своих квартир? И она может свободно входить в их дома, чтобы забрать их драгоценных псов, пока хозяева на работе или в ресторане, встречаются с любовниками в отелях или покупают полотна Барбары Крюгер в галерее в Сохо. Сдают мазки у гинеколога, делают колоноскопию или покупают билеты на Таити. Да не важно. Единственное, что имеет значение, — их ключи и собаки. Они переходят в собственность Нины, пускай только на час. В подобного рода вещах Нью-Йорк — а где еще люди могут тратить тысячи долларов на чистопородных псов, держать их в роскошных квартирах и нанимать специальных людей, чтобы гуляли с ними? — уникальное предприятие, основанное на доверии, что вообще-то на Нью-Йорк не похоже.
И Нина пользовалась своими возможностями. По лестнице или на лифте, в двери стеклянные, железные, массивные, двери резного дерева, мимо портье, без всяких портье… По оживленным и тихим улицам, по улицам, заваленным мусором, по бульварам, засаженным деревьями… На Девяносто вторую улицу, где бездомный старик ютился в картонной коробке, или на Семьдесят восьмую, где детишки из 87-й школы украсили стены рисунками: цветы, котята и радуги… В теплые деньки и в жуткий холод, чудесным утром, душным, знойным днем, в цунами вечерней грозы. Она забирала своих собак. И они писали и какали, дай Бог им здоровья.
Как сейчас и проделала одна, прямо на обочине, почти на двухтысячные туфельки из высшего света. Навалила кучу Люка. Обе дамы возмущенно отвернулись и удалились, оставив Нину с ее чувством удовлетворения и пластиковым пакетом для уборки непристойного подношения.
Нина отвела по домам Вебстера, Коди, Кинга, Люку, Сэди, Сафира, Люси и Зардоса, оставив Эдварда и Уоллис, пару такс, принадлежавших Селесте и Джорджу Кратчфилд. Она приняла такое решение потому, что уже несколько недель не была в квартире Кратчфилдов. А это была та еще квартирка. Забитая барахлом и тряпьем настолько, что Нина даже боялась приступа аллергии. Стены блекло-желтые, подушки и ковры красные, золотистые и бледно-зеленые. Растительные орнаменты вперемежку с полосками, антиквариат и дешевые безделушки, вазы с пионами. Каждый уголок чем-то заполнен, каждый кусочек пространства чем- то забит. Никаких книг, живопись — только пейзажи и натюрморты — создает фон, как музыка в ресторане: на что-то похоже, возможно, вы даже видели это прежде, но сейчас независимо от качества оригинала он превратился всего лишь в обои. Квартира из «Архитектурного обозрения»: обычная, дорогая и ужасно скучная. Но Нина знала, где скрывается самое интересное.
Она поднялась на служебном лифте и вошла через заднюю дверь, как и планировала. Открыла ключом дверь, спустила собак с поводков. Те радостно пронеслись через прачечную и комнату горничной в кухню, напились из своих итальянских керамических мисочек ручной работы и устремились через холл в гостиную, где прыгнули в кресло-качалку девятнадцатого века, едва не столкнувшись в воздухе. Покрутившись морда-в-хвост, словно юркие живые пончики, они нашли наконец удобное положение и затихли, прижавшись друг к другу. На втором кресле-качалке покоились две маленькие вышитые подушечки с портретами Эдварда и Уоллис, их именами и датами рождения.
В первую очередь Нина убедилась, что территория свободна.
— Привет, есть кто-нибудь дома? — Подождала. Ответа нет. — Кристина? Ты дома? — Кристина — живущая здесь горничная. Нина была уверена, что, входя в подъезд, видела, как та выходит с хозяйственной сумкой. Но на всякий случай окликнула еще раз: — Кристина?
Когда ответа вновь не последовало, Нина вошла. Она собиралась только заглянуть в спальню с роскошным ложем. Нину не интересовала мебель, плоский экран телевизора на стене, прочий хлам. Но постель! Мечта, грезы, наваждение… Серебристое, кремовое, белоснежное и ванильное. Простыни наверняка из настоящего льна. Не того грубого, мнущегося, дешевого полотна, из которого шьют летнюю одежду и которое Нина терпеть не могла: люди выглядели в нем как картофелины в мешке; но из
