— Ты специально их спровадил или действительно есть опасность?
— Вообще-то и то и другое.
— Поня-я-ятно.
До невозможности растягивая одно-единственное слово, подполковник ФСБ прищурил один глаз и с видом Кутузова под Бородином сканировал поле недавнего сражения. Его взгляд скользнул по руслу высохшей реки, по черным, словно скорчившимся от боли деревьям на ее берегу, по околице мертвой деревни. И без того унылый пейзаж сейчас вообще казался декорацией страшного суда. Этому способствовали не столько висящие в воздухе смрад, гарь и зловещие молнии, гуляющие где-то над лесом ларгов. Причина здесь была совсем иная. И звалась она — черная безнадега. Вот если бы Главный остался жив…
— Что ты обо всем этом думаешь?
Я понял, что Леший уже совсем не «любуется» окрестностями, а глядит прямо на меня.
— О чем именно? — в голове копошилось и толкалось столько разных мыслей, вопросов, страхов и подозрений, что я даже не мог сориентироваться, о чем именно хочет поговорить Андрюха.
— Грохнул то его… — Леший показал взглядом на бездыханное тело Главного. — Так вот я и говорю, мент постарался. Полагаешь, случайность?
— Хочется думать, что да, — я болезненно поморщился. — Потому что иначе…
— Иначе надо будет поверить в судьбу, в какую-то гребанную сверхъестественную силу, которая следит за нами и рулит нашими жизнями и поступками, — помог мне чекист.
— Примерно так, — я угрюмо кивнул. — И, цирк-зоопарк, мне это очень и очень не нравится.
— А кому нравится? — Леший на пару секунд задумался, однако затем резко пришел в себя и с досадой сплюнул: — Тьфу ты черт! Вот кабы кинулся мент его душить, резать или стрелять, тут все было бы понятно. Симбионт сработал и майор с ним не совладал. А так что прикажешь думать?
— Прикажу вообще не думать по этому поводу.
Мои слова офицер ФСБ воспринял молча, но с явно читающимся в глазах протестом.
— Главного нет, диск этот… «черная метка» теперь ни хрена не значит. Можешь выкинуть. И все! Забыли! У нас есть другие дела. Важные. Первостепенные.
— И о нем тоже забыть? — Загребельный кивнул в сторону Нестерова.
О том, что делать с Анатолием я и сам уже задумывался. Милиционер сейчас был мягко говоря не в себе. Он пустыми глазами глядел в пространство перед собой и механическим голосом повторял одно и тоже: «Я его убил… я его убил…». Не оставалось никаких сомнений, что это он о Главном. Да, нелегко убить бога. Вернее, как выяснилось, легко убить, но жить с этим… Как жить, если ты знаешь, что уничтожил не только прошлое своего мира, но и его будущее?
— Анатолий пойдет с нами, — я ответил на вопрос Андрюхи, который тот еще не задал, но обязательно это сделает.
— В таком состоянии?
Я хотел сказать, что Нестеров сильный человек, и трагедия с Главным это далеко не первый удар судьбы, который на него обрушился, что он выдержит и оправится, но произнес совсем другое:
— Нестеров пойдет с нами потому, что у него нет другого выхода.
— Нет выхода? — Леший повторил мои слова, сравнивая их со своим личным пониманием ситуации. — Пожалуй. Куда же его? Не на корм же этим…- Тут подполковник красноречиво мотнул головой в сторону видневшейся на пригорке церкви.
— Вот-вот, — я кивнул.
И как раз в этот момент появилось какое-то странное ощущение. Показалось, что произнося: «У Нестерова нет другого выхода», я имел в виду нечто совершенно иное. Это был вовсе не вариант: Либо мы его тащим с собой, либо потерявшего разум человека сжирают зубастые черви, упыри или какие другие хищные твари. Тогда что? Неужели это я все о той же неведомой силе, которая уготовила каждому из нас свою особую роль во всем этом грандиозном спектакле театра абсурда?
Я так крепко задумался, что пропустил момент, когда рядом, словно из ниоткуда, материализовалась облаченная в камуфляж фигура.
— Вот, пол канистры. Вырвал с боем, — Костя Соколовский поставил на асфальт тридцатилитровую железную емкость.
— Ну, хоть что то, — протянул Загребельный и тут же поглядел в сторону вертолета. — Как у них там? Что твой Сергеич говорит?
— Трубопроводы вроде залатали. Осталось жидкость залить. Хорошо, что у Летяева запас оказался. — Костя с уважением добавил: — И вообще Сергеич жуть какой запасливый мужик.
— Другие сейчас не выживают.
Я заявил это со знанием дела и сразу же вспомнил свою теорию о том, что к хозяйственности и запасливости теперь полагается еще и удачливость, очень много удачливости. Хотя наверняка и с этим у пилота МЧС Егора Сергеевича Летяева тоже все в порядке. Ведь увернулся же он сразу от двух «мотыльков»! Такое далеко не каждому удастся. Два это не один. Уйти от одного «мотылька» это мастерство, а вот от двух — это удача, колированная удача! И тут даже не в счет лопнувшие от близкого разрыва трубопроводы гидросистемы.
Сразу вспомнился крутой вираж, с которым идущий нам на выручку Ми-8 свернул со своего курса. Я тогда грешным делом чуть было не потерял веру в человечество, которое нам судилось спасать. И не подумал, дурак набитый, что это внезапное бегство винтокрылой машины могло иметь совсем другую причину. Возможно все стало бы понятным, заметь я вспышки. Да только какой там! Разве ж я следил? У нас тут своих вспышек было хоть отбавляй!
— Товарищ полковник, разрешите обратиться, — голос Соколовского вернул к реальности.
— Обращайся, капитан.
— У меня к вам поручение.
— Поручение?
Я слегка удивился и даже не самому этому слову, сколько интонации, с которым оно было произнесено. Костя понизил голос, словно не хотел, чтобы наш разговор стал достоянием чужих ушей. То что это именно так Соколовский не замедлил подтвердить:
— Я раньше доложить не мог, — капитан продолжал все тем же заговорщицким тоном. — Уж больно много народу около вас крутилось. А может статься так, что информация не для широкой огласки.
— Может и мне уйти? — не поймешь подполковник ФСБ то ли шутил, то ли и впрямь спрашивал моего разрешения остаться.
На такой идиотский вопрос я даже не стал отвечать. Только одарил его автора соответствующим взглядом и сразу же поторопил капитана:
— Давай, Костя, докладывай.
— Слушаюсь, — спецназовец слегка кашлянул, прочищая горло, и с какой-то опаской, словно мы могли ему не поверить, сообщил: — Я видел Мурата Ертаева.
— Интересно… — я метнул на Загребельного быстрый испытывающий взгляд.
— И где его черти носят? — Андрюха многозначительно кивнул в ответ.
— Мурат сказал, что застрял в каком-то «тупике забвения».
— Где? — Леший удивленно приподнял бровь.
— Стоп! — движением руки я остановил Соколовского, не позволяя тому ответить. — Капитан, давай с самого начала, а то запутаемся к чертовой матери. Начни с того момента, как мы ушли из Подольска.
— Про Подольск особо рассказывать нечего, — спецназовец неопределенно пожал плечами. — Ситуация там просчитывалась, как головная боль после попойки. Только вы, значит, на броне рванули, как сразу переполох поднялся. Будто взбесились все из-за этой солярки.
— Это они не из-за солярки взбесились, а из-за принципа.
Я кое-что кумекал в правилах, на которых Надеждин и его команда строили жизнь Подольской колонии. В общем-то правила нормальные, справедливые, только вот Рынок в них вписывался, мягко говоря, с трудом. И надо же было такому случиться, что именно нашей команде судилось стать той самой искрой в этой пороховой бочке.
— Может, и из-за принципа, — согласился Соколовский. — Только это сути дела не меняет. В такой
