Курагиным четко выражено словами Пьера: «Проклятая, бессердечная порода».
Теперь рассмотрим коллективный портрет князей Куракиных в эту эпоху. В 1805–1820 гг. род Куракиных состоял из четырех представителей: братья Александр (1752–1818), Степан (1754–1805) и Алексей Борисовичи (1759–1829), сын последнего – Борис Алексеевич (1783– 1850). Куракины принадлежали к высшей аристократии, владели огромным состоянием, сравнимым с состоянием графов Шереметевых, Разумовских, Орловых, князей Голицыных.
Старший из братьев – князь А. Б. Куракин – видный дипломат, посланник в Вене и Париже (1809–1812), один из творцов русской внешней политики накануне Отечественной войны. Он был другом Павла I, занимал пост вице-канцлера и носил второй по «Табели о рангах» чин действительного тайного советника I класса. В конце жизни, занимая высокое положение, он реального влияния на дела не имел, и тяжело болел – сказывались последствия ран, полученных в 1810 г., когда князь сильно обгорел при пожаре в Париже, на балу у князя Шварценберга. Куракин, единственный из всего рода упоминается на страницах «Войны и мира» как реальное историческое лицо.
Степан Борисович был участником обеих русско-турецких войн, усмирял восстание конфедератов в Речи Посполитой (1772–1773) и крымских татар (1783). При Павле I произведен в действительные тайные советники и получил звание сенатора. Он был знаменит умением организовывать пышные празднества, славился как тонкий знаток гастрономии. Однако роскошества не разоряли Куракина, умевшего расчетливо вести дела и перекладывавшего тяжесть безумных расходов на плечи крепостных.
Алексей Борисович также был крупной фигурой. При Екатерине II он был камергером и тайным советником, при Павле I – генерал-прокурором, при Александре I – генерал-губернатором Малороссии и министром внутренних дел, затем получил назначение в Государственный совет. Куракин стал первым покровителем М. М. Сперанского, оценив его государственные способности. Алексей Борисович, по отзыву князя И. М. Долгорукого, «то был горд, то слишком приветлив, все зависело от минуты, и такой характер в начальнике несносен. Всякий знак его внимания, даже самого благодетельного, был тяжел, ибо он покупался не столько подвигами, званию свойственными, как разными низкими угождениями, кои так противны всякому благородному сердцу».
Мужской род продолжился от его единственного сына сенатора и тайного советника князя Бориса Алексеевича. Две дочери князя А. Б. Куракина – Елена и Александра, – были выданы замуж. Первая – за графа Н. И. Зотова, вторая – за Н. С. Салтыкова, затем, была замужем за генерал-адъютантом П. А. Чичериным.
Как можно видеть, ни имущественное положение, ни состав семьи Курагиных и Куракиных не совпадают. Не находит никаких аналогий (за исключением совпадения имен Элен Курагиной и княжны Елены Алексеевны Куракиной) и именной ряд. В семье князя В. С. Курагина было принято давать сыновьям редкие, иностранные имена – Анатоль (Анатолий) и Ипполит. У Куракиных, напротив, набор старорусских имени – Александр, Степан, Алексей, Борис. Из Куракиных старшего поколения никого нельзя сравнить с князем Василием – ловким царедворцем, выискивающим материальную выгоду. Трое братьев были крупными государственными деятелями и пользовались большим влиянием. Александр Борисович – в сфере внешней политики, Степан Борисович – в военной сфере, а Алексей Борисович – во внутренней политике. Князь Василий Курагин гораздо мельче, нежели его ровесники, старшие Куракины. Относительно князя Бориса Алексеевича, то о нем слишком мало данных, чтобы сравнивать его с Анатолем или Ипполитом. Однако нет, и, вероятно, не может быть данных для его отождествления с этими литературными героями.
Таким образом, очевидно, что Толстой, создавая портретную галерею князей Курагиных не сравнивал их с князьями Куракиными, а просто воспользовался этой звучной и известной фамилией, изменив лишь одну букву. Аналогичную ситуацию, вероятно, надо видеть и по отношению к Трубецким. Здесь судить сложнее, выведены лишь два героя – княгиня Анна Михайловна и ее сын князь Борис. Однако уже незавидное материальное положение Друбецких не позволяет сравнивать их с состоятельными князьями Трубецкими, владевшими многочисленными имениями. Иными словами, Толстой обошелся довольно произвольно с реальными историческими фамилиями, присвоив их, лишь слегка исказив, вымышленным персонажам. В вышеприведенную систематизацию Курагины и Друбецкие явно не вписываются. Для них нужно создать особую категорию: лица вымышленные, носящие имена и фамилии, созвучные именам и фамилиям реальных лиц, не являющихся их прототипами. Вообще же Толстым этот прием использовался и в дальнейшем. Так, в «Анне Каренине» фигурируют Облонские и князья Щербацкие – фамилии, созвучные князьям Оболенским и Щербатовым. Вероятно, найдутся и другие примеры. В чем же причина столько странного отношения Толстого к историческим фамилиям? Скрывается ли за этим глубокое значение или экономия мысли, направленной на содержательную и идейно-философскую работу? Решение этой задачи – за литературоведами.
Глоссарий