что у них появились пищали. По данным описи 1632 г., рядовые дворяне воевали «в збруе, в латах и в шишаке», «с пищалью», «в саадаках» (саадак – футляр, в который помещается лук с колчаном), «в саблях».
Повествуя о военной службе дворян, Герберштейн пишет: «Отдых дается им редко, ибо государь ведет войны то с литовцами, то с ливонцами, то со шведами, то с казанскими татарами, ибо даже если он не ведет никакой войны, то все они ежегодно по обычаю ставят караулы в местностях около Танаиса (Дона. –
Особо отмечает Герберштейн выносливость и неприхотливость русских ратников: «Тот, у кого есть шесть лошадей, а иногда и больше, пользуется в качестве подъемной или вьючной только одной из них, на которой везет все необходимое для жизни. Это прежде всего толченое просо в мешке длиной две-три пяди, потом восемь-десять фунтов соленой свинины; есть у него в мешке и соль, притом, если он богат, смешанная с перцем. Кроме того, каждый носит с собой топор, огниво, котелки или медный чан, и если он случайно попадет туда, где не найдется ни плодов, ни чесноку, ни луку, ни дичи, то разводит огонь, наполняет чан водой, бросает в него полную ложку проса, добавляет соли и варит; довольствуясь такой пищей, живут и господин и рабы… Если же господин пожелает роскошного пира, то он прибавляет маленький кусочек свинины…»
Вторит Герберштейну и англичанин Ричард Ченслор, прибывший в Россию при Иване Грозном: «Думаю, нет под солнцем людей, способных к столь суровой жизни, которую ведут русские. Хотя они проводят в поле по два месяца после того, как земля промерзнет уже на аршин, рядовой воин не имеет ни палатки, ни чего- либо иного над головой; обычная их защита против непогоды – войлок, выставляемый против ветра и бури; когда навалит снегу, русский воин сгребет его и разведет огонь, около которого ложится спать».
Свидетельства о военных подвигах русских людей той эпохи – как воевод, так и рядовых дворян – редко содержатся в русских источниках. Люди русского Средневековья не любили кичиться подвигами и выделяться из общей массы «государевых холопов». Однако есть и исключения из этого правила.
Знаменитый антагонист Ивана Грозного князь Андрей Курбский так описывает подвиги своего брата Романа во время Казанского взятия 1552 г.: «Потом, рассказывают, подоспел брат мой, который… первым взошел на городскую стену, он застал неприятеля еще на середине луга и, взнуздав коня, врезался в первый строй их полка, да так мужественно и храбро, как и подобает истинному христианину, и двукратно проехал через все войска, топча их конем и посекая, чему все были свидетелями… Брата ранили пятью стрелами в ноги, кроме иных ран, но он остался жив благодаря Божьей благодати и крепким доспехам. Мужественное сердце было у моего брата, так, что даже конь его упал и с места двинуться не мог, он взял нового коня у одного дворянина… и не вспоминая о своих тяжелых ранах и пренебрегая ими, гнал полк бусурманский вместе с другими воинами, рубя их до самого болота…» Курбский не лгал, описывая подвиги и ранения брата – князь Роман умер на следующий год после взятия Казани, так и не оправившись от тяжких ран.
О военной доблести и боевых ранах свидетельствуют прозвища многих служилых людей XVI–XVII вв. – князь Иван Борисович Тугой Лук Суздальский, Григорий Криворот Сорокоумов-Глебов (носил прозвище от раны, полученной в 1442 г. в бою с татарами), князь Иван Телеляш (Лихач) Ромодановский, князь Михаил Голица Куракин (голица – рукавица, по преданию, получил это прозвище потому, что перед боем надевал рукавицу только на одну руку), князь Иван Буйнос (Удалец) Ростовский, Василий Вострая Сабля, князь Никита Сеченая Щека Гагарин…
Родословцы и синодики (поминальные книги) пестрят именами служилых людей, убитых в различных походах и сражениях. До глубокой старости дворянин сражался на государевой службе, и если доживал до отставки, то выходил на покой дряхлым, увечным и «посеченным» в боях.
Возьмем, к примеру, провинциальный дворянский род Болотовых, предков знаменитого мемуариста и энциклопедиста Андрея Тимофеевича Болотова (1738– 1833).
В 1622 г. на смотру Горяин Васильевич Болотов явился «стар и увечен», и вместо него определен в службу его сын Безсон. Вероятно, что увечья Горяин получил в боях в эпоху Смуты.
Безсон, выступивший с отцовского поместья «на коне в саабаке и в сабле, да человек с ним с возом», в 1632–1634 гг. участвовал в неудачной осаде русскими войсками Смоленска и вскоре умер. О судьбе другого сына Горяина, Дорофея, его вдова писала в челобитной: «Будучи на твоей государевой службе, занемог, и привезли его с твоей государевой службы больного и в нынешнем, государь, во 155 (1647) году посля Богоявленьева дни на завтрея мужа мово не стало».
Хлебнул горя и младший сын Горяина, Еремей. В 1660 г. он вместе с боярином Василием Борисовичем Шереметевым в бою под Чудиновым был взят в плен татарами и провел в плену целых 22 года. Вернулся Еремей на пепелище – его сына Филимона убили казаки Разина, другой сын, Иван, в 1668 г. также был пленен татарами и умер в плену, а жена и дочь Олена погибли в 1666 г. при нападении разбойников.
Внук Горяина Кирилл Ерофеевич участвовал в Русско-польской войне 1654–1667 гг., был ранен под Нежином и Конотопом, отличился в бою с войском гетмана Сапеги, в 1678 г. участвовал в Чигиринском походе, а в 1687 г. – в Крымском. В челобитной царю Алексею Михайловичу, исчисляя заслуги своего рода, Кирилл указывал, что его «дядьев и братьев родных на службах побито и в полон имано двенадцать человек». Брат Кирилла, Гаврила, также отличился под Конотопом и на «Сапегином бою», участвовал и в Чигиринском походе. Их двоюродный брат, Емельян Безсонов, сложил свою голову в бою под Могилевом в 1655 г.
Воевали Болотовы и во всех последующих войнах, которые вела Россия вплоть до Первой мировой войны. Однако этот пример не уникален. Большинство русских дворянских родов ведут славную летопись ратных подвигов предков.
Царский двор
Наряду с военной службой не меньшим уважением в XVI–XVII вв. пользовалась и придворная. Существовали различные чины и должности, которые царь жаловал служилым людям как награду или знак доверия.
Вершину лестницы этих чинов составляла Боярская дума. Она состояла из четырех степеней. Высшим был чин или звание боярина. Наиболее близким к царю боярам жаловался чин «ближнего боярина». Вторым чином Боярской думы был окольничий. Впервые должность окольничего упоминается в 1284 г. Возможно, что первоначально окольничьи были наместниками и судьями в отдельных (окольных) областях. Как и бояре, окольничьи возглавляли приказы, управляли войсками и городами в чине воевод, правили посольства и вели переговоры с иностранными дипломатами.
Третье место в Думе занимали думные дворяне. Эта категория возникла при Иване Грозном. Даже грозный царь не мог преодолеть силу традиции и сделать своих худородных любимцев, Малюту Скуратова и Василия Грязного, боярами или окольничими. Тогда он ввел новый чин думного дворянина. В дальнейшем его получали незнатные приближенные или родственники царя по линии жены. Наконец, младшими в Думе были думные дьяки. Во время ее заседаний они даже не имели права сидеть. Однако при этом значение думных дьяков было необыкновенно велико. Они вели все делопроизводство Думы, оформляли ее указы, наблюдали за архивом и т. д. Среди думных дьяков многие не являлись представителями дворянского сословия. Вообще дьяческая бумажная служба не пользовалась уважением у дворянства. Но думные дьяки были образованными людьми, опытными администраторами и тонкими политиками, и в управлении страной они значили больше, нежели многие из бояр.
Отдельно от Боярской думы существовал обширный штат придворных чинов, который веками складывался на основе еще ближайшего круга слуг древнерусского князя. Главой дворцового ведомства был дворецкий. Еще у московских князей XIV–XV вв. дворецкий был главой княжеского хозяйства, ведал доходами с вотчин, княжеским столом и обиходом, штатом дворцовых слуг. Те же функции перешли и на дворецких XVI–XVII вв., с той лишь разницей, что царский двор был гораздо пышнее княжеского.
Другие придворные чины XVI–XVII вв. также ведут свое происхождение от княжеского двора XIV и более ранних столетий. Особое место среди них принадлежало конюшему. Первоначально эта должность состояла в том, чтобы ведать великокняжеской конюшней. Однако в XVI в. за должность конюшего боролись наиболее видные бояре. Конюшим был фаворит Елены Глинской князь Иван Федорович Телепнев Овчина Оболенский, в конце 1540-х гг. им стал дядя царя – князь Михаил Васильевич Глинский. В конце XVI в. конюшим был Борис Годунов, а при Лжедмитрии I – мнимый дядя царя Михаил Федорович Нагой. Наконец
