– Коли так, вы не только умница, но еще и бессребренник! Не будете ли вы настолько любезны, чтобы выслушать историю. Нам будет приятно знать, что мы заплатили вам за труд хотя бы интересной историей.
– О, пожалуйста, хотя бы и двумя историями!
– Тогда сядьте, наш раввин, угостите нас папиросами, и я вам расскажу интересную и правдивую историю, которая случилась со мной самим, потому что я не люблю чужих историй.
Мы закурили папиросы, расселись все вокруг стола, и реб Нахман-Локах разгладил свои густые брови и, глядя на меня своими плутовски улыбающимися глазами, начал потихоньку рассказывать правдивую историю, которая приключилась с ним самим. Я передаю ее вам слово в слово его же языком:
– Это случилось, чтобы не солгать… словом, много воды утекло с тех пор. Я был тогда еще молодым человеком и жил недалеко от местечка, в селе на один пролет от поезда… Крутил дела, содержал заезжий двор, недурно зарабатывал. Ротшильдом я не был, но ничего – на хлеб хватало… И, как водится, кроме меня, вертелся на вокзале добрый десяток разных перекупщиков, потому что, если человек в делах своих более или менее успевает, все другие завидуют ему… Все уверены, что он загребает золото лопатами…
Но не в этом суть дела!.. Я хочу вам только рассказать, что в самое горячее время, когда хлеб идет, вагоны мчатся, а цены поднимаются все выше и выше, моя хозяйка задумала вдруг родить мне сына… Что ж, в добрый час!
Что теперь прикажете делать? Нужно ведь справить обрезание. Бросив на время дела, я срочно отправляюсь в город закупить все что полагается, а также пригласить резника со всеми его приспособлениями и синагогального служку… По моим расчетам, вместе с резником и служкой у меня вполне соберется молитвенный десяток, может быть еще с гаком. Что же оказывается? Один из деревенских старожилов вдруг тяжко заболел и не мог явиться на торжество, хоть принеси его вместе с кроватью… А другой ни с того ни с сего сорвался с места и, не говоря ни слова, срочно ускакал в город по случаю годовщины смерти родителей. И что тут долго рассказывать! Я остаюсь без молитвенного десятка, хоть ложись да помирай! А тут еще, как назло, канун субботы (в пятницу, видите ли, моей жене вдруг да понравилось сына рожать), кроме того, еще резник и его помощник не дают покоя… Синагогальный служка чуть слезами не обливается: «Зачем вы нас таскали этакую даль?…» Беда, да и только! Вдруг меня осенила идея, и я побежал на вокзал: авось пошлет мне господь бог удачу, – ведь столько людей проезжает?!
И представьте, прибегаю на вокзал, – только что подкатил курьерский, и вот-вот он готов дальше укатить… И вдруг смотрю, какой-то субъект, весьма плотный на вид, с брюшком, с солидным чемоданом в руках, летит запаренный – и прямо к буфету!.. Видать, закусить на ходу. Но чем может поживиться еврей в русском буфете?… Ищет глазами, нет ли селедочки или, скажем, яичка, прямо слюнки у него текут. Смотреть жалко!
Взял я его тут за рукав, говорю: «Дяденька, вы хотите закусить?» Мой пассажир даже вздрогнул от неожиданности: «Кто вам сказал, что я хочу закусить?» Тогда я обращаюсь к нему: «Не то, уважаемый… Я хотел вам сказать, говорю я, что я желаю вам сто лет жить… Сам бог вас сюда прислал!..» Бедняга смотрит на меня, ничего не понимает. «Вы хотите, говорю, заслужить царство небесное да еще впридачу поесть вкусное жаркое, что разливается по всем жилкам, и со свежей булкой, только что из печки?» А он все смотрит на меня, как на помешанного: «Кто вы такой и что вам надо от меня?» Тогда я уже прямо рассказываю ему всю историю, какое у меня горе. «Сын, говорю, у меня родился. Все уже есть – и мастер обрезания, и синагогальный служка, и хороший обед. Одна беда – нет десятого лица для полного десятка». – «Какое же это имеет отношение ко мне?» – спрашивает пассажир. «А такое, говорю, что я прошу вас быть десятым. Вы заслужите царство небесное и неплохо пообедаете». – «Да в своем ли вы уме? – говорит он. – Как это так? Поезд уйдет, а ведь канун субботы, и я еду по делу…» – «Что тут страшного? – говорю я. – Вы поедете следующим поездом. А пока что вы заслужите царство небесное и вкусите от богоугодной трапезы – свежий бульон с лапшой, дай бог каждому такое знатное блюдо…»
Одним словом, зачем долго говорить, когда можно рассказать покороче? Я победил. Очевидно, жаркое и бульон с лапшой сделали свое дело… Пассажир прямо облизывался. Недолго думая, взял я у него из рук чемодан, и мы вдвоем отправились ко мне домой… И мы справили обряд обрезания, дай бог всякому.
Жаркое давало себя знать заранее, так как было заправлено чесноком. Такое жаркое, да со свежим куличом, и соленые огурчики, и бутылка пива, да еще немного коньяку перед обедом, и стаканчик вишневки после обеда – что и говорить! Наш гость полностью выполнил обет веселья, аж лоб у него вспотел! Но что же? Пока то да се, не успели оглянуться – и день прошел. О, горе! Наш гость вскочил на ноги и схватился за чемодан. «Куда же вы спешите? – говорю я. – Бог с вами!.. Во-первых, кто вас выпустит накануне субботы, во-вторых, говорю я, вы не из тех людей, что позволяют себе нарушить праздник субботы. Чем справлять субботу в поле, так уж лучше, говорю, у меня». А он стонет и охает: «Помилуйте, зачем вы меня задержали? И что я вам плохого сделал? И почему вы не сообщили мне об этом раньше?» Претензии да претензии! А я ему отвечаю: «Во-первых, не моя обязанность говорить вам, что наступает суббота, потому что вы и сами это знаете, а во-вторых, говорю я, почем знать? Может быть, вам судьба, – говорю я, – отпраздновать субботу именно у меня и попробовать рыбу моей жены… Уверяю вас, – говорю я, – что с тех пор, как рыба зовется рыбой, вы такой рыбы, как рыба моей жены, и во сне не видели…» Поверите ли? Я уже знал, чем можно взять этого человека. И в самом деле, только мы успели произнести вечернюю молитву, благословить наступающую субботу и отпить по глотку из рюмки, и моя хозяйка подала на стол рыбу, – у нашего гостя раздулись ноздри, глаза заблестели, и он набросился на рыбу, как после долгого поста, расхваливал ее до небес, отнюдь не отказался от доброй рюмки перед рыбой и от такой же рюмки после рыбы…
И когда следом за тем подали на стол субботний бульон с лапшой, то и лапша ему очень понравилась, а также и цимес, и мясо в цимесе, кусок грудинки, он также хвалил – пальчики облизывал!
«Знаете, говорит, что я вам скажу? Раз уж так случилось, то я весьма рад, что остался у вас на субботу, я, – говорит он, – давно так не был доволен субботой, как теперь». – «Очень рад, – говорю я, – но подождите, вы еще посмотрите завтра, потому что завтра суббота, а на субботние блюда, – говорю я, – моя хозяйка первоклассный ма «стер…»
И так оно и было. На завтрашний день, после молитвы и после того, как все чокнулись, начали подавать на стол закуски: печенье, рубленую селедку, лук с редькой с гусиным жиром, рубленые яички, печенку со шкварками, А потом еще холодную рыбу, и грудинку из вчерашнего цимеса, и студень с чесночком. Потом достали из печки тушеное мясо с картошкой и горячим жирным кугелем, и наш гость не переставал восхищаться. «Это, – говорю я. ему, – все пустяки! Подождите немного, и вы отведаете наш валашский борщ к проводам субботы, лишь тогда вы поймете, что такое хорошее блюдо… Смеется наш гость и говорит: «Эх-ма, улита едет, когда-то будет?! Где мы уже будем, пока ваш знаменитый борщ поспеет в точку!..» Засмеялся и я, да еще повеселее нашего гостя. «Представьте, друг милый, – говорю я ему, – что вы глубоко ошибаетесь. Если вы собираетесь выехать к ночи, – говорю я, – то выкиньте это из головы, потому что известно, кто выезжает в субботу, тот сидит всю неделю дома».
И так оно и вышло. Сейчас же после ужина и торжественных песнопений, когда зажгли свечи, наш гость стал укладывать свои вещи и готовиться к отъезду. «С ума вы сошли, что ли? Во-первых, кто вас отпустит на ночь глядя. Во-вторых, – говорю я, – где вы теперь возьмете поезд?» – «Помилуйте, – говорит он, – ведь вы меня просто убили». А я говорю: «Только и горя, что поезд ушел. Завтра чуть свет будет другой поезд. Вы, – говорю я, – лучше постарайтесь запастись пустым желудком, как и хорошим аппетитом, потому что наш борщ вот-вот да и приедет на стол! Об одном я вас только прошу, – говорю я, – скажите, ели ли вы когда- либо такой замечательный борщ? Но чистую правду!» Что и говорить – ему, бедняге, пришлось признаться, что, сколько он себя помнит, такой борщ он ест первый раз! У него даже появилась охота тут же на месте узнать, как такие борщи готовить и почему, интересно, окрестили его таким знатным именем и тому подобное… А я говорю: «Чего ради вы интересуетесь этим? Лучше, говорю, попробуйте вот этот стаканчик вина и, пожалуйста, скажите мне свое мнение, но правду, чистую правду, потому что я не переношу комплиментов!..»
Одним словом, налили стаканчик и еще стаканчик и улеглись спать. И наш гость, будьте спокойны, проспал утренний поезд и встал ни жив ни мертв, страшно расстроенный, и налетел на меня, что я по- человечески был обязан его разбудить и что из-за меня он окажется в большом убытке – даже неизвестно на какую сумму. Одним словом, я ему, несчастному, наделал много бед. Спокойно выслушав его речь, я говорю: «Скажите сами, не чудак ли вы есть? Во-первых, чего, собственно говоря, вам пороть горячку без
