— Сейчас ты покажешь ему свой рисунок. А после послушно отправишься, куда скажут. А добровольно это произойдет или нет, решать только тебе. Иначе заставим силой. Ты все поняла?
Руки привычным жестом прижались к груди. Я всегда так делаю, когда чего-то пугаюсь. Нужно бежать, да? Нужно хотя бы попытаться!
— Уважаемый, не могли бы выйти и оставить нас одних? — вдруг вкрадчиво заговорил мой покупатель. Как я могла считать его красивым? Это же работорговец! Как бы мне хотелось, чтобы сейчас он упал прямо у моих ног и в жутких конвульсиях издох. Если бы взгляд способен был остановить сердце, то его уже давно бы не билось!
Даже не заметила, как дядюшка удалился. И что мы имеем? Дверь недалеко, если удастся вырубить этого… этого… его на пару минут, я смогу выбежать на улицу. Только что дальше?
Но разве это важно? Одна, без денег и знакомых. С трудом помню, в какой вообще стороне дорога к бабушке. А иначе. Вот оно… Только что догадалась. Еще один вариант, о котором умолчал отец. Помню, открыл тогда рот, посмотрел в глаза и сник, промолчал. Не рискнул пугать четырнадцатилетнюю девчонку. А я все думала, почему промолчал… Ответ-то простой — шайнарских полукровок любят держать в качестве наложниц, ведь это такая экзотика, когда по твоей обнаженной женщине волной плывет изящное изображение какого-нибудь живого существа. Наверное, подобным зрелищем можно любоваться вечно, я иногда так засматривалась на вьюнок, что часы проходили, пока удавалось от него оторваться. Неудивительно, что кто-то готов за такое зрелище платить.
— Ула!
Чего он так кричит! Ненавижу уже. Купил меня, как кусок мяса на рынке. И подошел так близко. Как же его остановить? Надо бежать…
— Послушай. Ты не сможешь убежать! Тебе некуда идти, а на улице, поверь моему опыту, тебя ждут такие ужасы, что продажа в гарем по сравнению с ними, как несколько песчинок в лицо по сравнению с грузом земли над захороненным заживо. Понимаешь? Про побег забудь. Сейчас мы поговорим и ты все выслушаешь. Ты же девочка неглупая, правда? У тебя красивое имя. У меня тоже есть имя. Меня зовут Янош, — работорговец говорил медленно, практически по слогам, будто я мало разумное существо, не понимающее человеческого языка. Что, кстати, говорит?
— Не нужно меня боятся. Сейчас просто поверь, что ничего страшного с тобой не случится. Обещаю. Доверься мне! А теперь просто покажи свой рисунок. Мне нужно его видеть.
Руки сжали ткань платья еще крепче. Он вообще в своем уме? Хочет, чтобы я раздевалась? Перед чужим мужиком? Добровольно?
— Мне не нужно, чтобы ты раздевалась, — терпеливо продолжил он. — Мне нужен только рисунок. Где он сейчас?
Я машинально кивнула назад.
— На спине? Переместить на руку можешь?
Переместить? Неужели их можно перемещать? Ни разу о подобном не слышала, хотя с другой стороны, что я вообще знаю о шайнарах? Так, разные слухи да домыслы.
— Похоже, не можешь, — пробормотал он. — Ну, все равно… Покажи просто ту часть спины, где рисунок, большего я не требую. Я отвернусь. Поверь мне! Всем будет проще, если мы побыстрее с этим разберемся.
Не знаю, почему я послушалась. Что-то было в его голосе, как будто он пытался сказать гораздо больше, чем сказал.
Тем более он действительно сразу отвернулся. Правда, в сторону двери, перекрывая проход.
Не знаю, что бы я сделала, но вьюнок решил все проблемы самостоятельно. Словно поняв слова работорговца и сложное положение, в котором я оказалась, он переполз с левой лопатки прямо к основанию шеи. Когда он торопиться, это почти щекотно. К счастью, шея не из тех мест, которые следует тщательно скрывать от постороннего взгляда, потому я расстегнула ворот и отогнула воротник. Провела пальцами по рисунку. Не знаю, как я ощущала вьюнок, каким чувством, ничего необычного на коже не было и все же я знала — он там.
— Эй ты… — работорговец напрягся. — Смотри. Только быстро, пока не уполз.
Он мгновенно оказался за спиной. Мама дорогая, знала бы ты, что я делаю — показываю мужчине, которого сегодня впервые увидела, самое ценное свое сокровище. Свое наследство. Свое приданное, губы сами собой усмехнулись. Тоже мне счастье, на такое приданое вряд ли кто позарится…
Неожиданно к моей шее прикоснулся теплый палец.
Раньше, чем я успела возмутиться, палец отдернули.
— Ай, — почти по-детски сказал работорговец. — Надо же… Разве у дикого вьюнка бывают колючки?
— Колючки? — изумилась я. Ни разу не видела на своем растении ничего напоминающего колючки.
— Он меня уколол! — обвиняюще сообщил этот… этот продажный человек. Бессовестный работорговец! И безобразный к тому же!
— А нечего руки распускать!
— Да я только…
Спор вынуждено прекратился, когда в гостиную тяжелым шагом зашел дядя. Я мгновенно поправила воротник, закрывая рисунок и накрепко его застегнула.
— Ну что? — дядя остановился так близко, что стало противно. Нет уж, рядом с ним оставаться нет никакого желания. Не хочу рядом. Я отошла, надеюсь, получилось не очень демонстративно.
Работорговец вдруг преобразился. Никаких следов эмоций на лице, только чрезвычайно скучающее выражение, такое правдивое, будто давно уже на нем находится. А это не так, я совершено точно знаю. Каков лицемер! Взгляд с налетом благородной утомленности. Спина прямая, как официальном приеме у короля.
— Обычное растение, дикое. Ничего ценного, хотя и лучше насекомых. Еще три золотых добавлю, не больше, — томно сообщил работорговец.
Я заработала от дяди возмущенный взгляд. Похоже, мой рисунок не оправдал его надежд обогатиться еще больше. Взгляд я вернула обратно. У меня больше нет дяди, заявила ему! И мне стыдно, что у нас с тобой общая кровь.
Тем временем работорговец неторопливо отсчитал монеты из бархатного черного мешочка и оставил их на столе.
— Пойдем, — мимоходом бросил мне, засовывая опустевший кошелек за пазуху.
Пойдем? Ноги идти отказались. Куда пойдем? Добровольно отправляться в место, где меня продадут какому-то старому любвеобильному торгашу? Как же мерзко, звездная даль, как гадко…
— Не бойся, — тихо сказал работорговец, оказавшись ближе и почти силой развернул меня к выходу.
— Вещи…
— Не нужны. Что у тебя там есть хорошего? — поморщился он.
И правда, ничего там нет. Одежда старая, сто раз штопаная-перештопаная, половина из которой вообще мне давно мала. Вряд ли новый хозяин захочет видеть свою наложницу в таком ободранном виде. О, мать синей звезды, о чем я вообще? Не собираюсь я быть ничьей наложницей!
— Уважаемый, не могли бы вы проводить нас до экипажа? — вежливо промурлыкал работорговец, одновременно довольно невежливо толкая меня в спину.
— Непременно, — дядя был само великодушие.
Как же так?! Обидно. О, звездная даль, как же обидно!
На улицу меня почти вытолкали. Мысли о необходимости бежать прервались в один момент, когда работорговец крепко схватил меня за локоть и быстро потащил к стоящему за воротами темному экипажу. Дверца сама собой отворилась, он приподнял меня и еще быстрее запихнул в салон. Тут же заскочил следом и захлопнул дверцу.
