Он вдруг довольно улыбнулся, даже слегка зажмурился.
— Ну во-от… Наконец-то! Ревность! А то иногда наблюдаешь, как ты равнодушно сквозь него смотришь, так кажется, тебе на князя совсем плевать.
— Говори уж, — неожиданно покраснела я.
— Мариза. Ну что Мариза… Мы познакомились вечером того дня, когда приехал князь. Нас троих и Фиону пригласили к ужину, за столом возле Жоста сидела женщина, которую я принял вначале за тебя. И не я один, честно говоря. Когда прибыл князь, мы как на иголках сидели, ведь решалось, что с нами будет. Вернее, как нас накажут за проваленное задание. Янош приехал один, вошел, кивнул, посмотрел на нас по очереди, словно проверял, все ли части тела на месте, а потом повернулся к Жосту. И тут замер. Лицо такое у него было… знаешь, будто у старика палку отняли, на которую он опирается и теперь уже ничего не мешает упасть. Так и Янош… будто опоры лишился. А Жост вскочил, разрешите, говорит представить одну из прекраснейших женщин королевства, чьим поклонником я являюсь уже в течении нескольких лет. И с тех пор она становится только краше и все сильнее кружит голову, подобно самому редкому и изысканному вину. Мариза де Тувисс! Та вскочила и к Яношу… Походка такая… все тело на обозрение выставлено, платье разве что руки и ноги прикрывает, в общем, есть на что посмотреть. Подошла к нему вплотную, голову задрала и улыбается, ну… будто давнему любовнику.
Я неожиданно прикусила губу.
— А он… Посмотрел ей в глаза и вдруг как отрезало. Просто отвернулся к Жосту. «Где она?», спросил. Тот, конечно, доволен, улыбка до ушей. Какие, говорит, дела во время ужина? Усадил князя рядом с собой, по другую сторону от него Маризу эту. Та уж расстаралась скрасить общество, как могла, разве что грудью на его тарелку не укладывалась. А уж шептала так томно, что я, к примеру, вспотел. Да, женщина что надо. Я б не отказался…
Вдруг, увидев это мечтательное выражение я взяла да ка-ак щипнула его за руку! Он натурально охнул, растирая кожу, зато масленый блеск в глазах растаял.
— В общем, я понимаю, конечно. Такие женщины — они на время. Просто вечерок провести. Они целиком и полностью твои… до тех пор, пока им платят. Это хорошо иногда, но когда ищешь чего-то большего, они уже перестают интересовать. В них больше не остается ничего важного, понимаешь?
Так сразу понять я может и не могла, но все равно кивнула.
— Князь на нее даже не смотрел. Ни о чем не говорил, разве что на вопросы сухое да или нет отвечал. Эта… Мариза, она очень злилась, правда. В конце ужина я видел, как она под стол салфетку утянула и натурально в ней дыры ногтями просверлила. На лице улыбка, глазки призывно прикрыты, а руки прямо дрожат от ярости. В общем, на ее счет можешь не волноваться.
— Спасибо… Что рассказал, — уточнила я. Еще не хватало благодарить за какие-то намеки о ревности, волнении и тому подобному!
Сегодня в парке было совсем пусто. Листва деревьев давно уже осыпалась, если бы не эти кусты, утыканные мясистыми плоскими кругляшками, вокруг было бы довольно грустно.
— А ты не хочешь узнать еще и о… Фионе? — невинным тоном поинтересовался Габрис.
О, Синяя звезда, дай мне сил! Что ж это такое то? Издать какой-нибудь утвердительный звук я так и не смогла. Он вдруг стал серьезным.
— Я видел, как она уезжала. Утром. Мы тоже собирались, получилось, что я раньше остальных во двор вышел, а она там верхом на лошади уже сидит, а князь стоит рядом. Я не стал на рожон лезть, за дверью спрятался. Не чтобы послушать, а чтобы не мешать. Вот, она значит, ему говорила, зло так, сухо. Как у вас, у баб, там принято? Лучшие годы жизни на тебя положила, любила безумно и все еще люблю. И просто скажи хоть слово, хоть намекни и все будет по-прежнему. И она ему все простит. Слышишь, Ула? А князь вместо этого ответил: «Я ее люблю». Все, потом свист хлыста, стук копыт и Фионы как не бывало. В общем, женщины такие существа непредсказуемые. И вы… совершено алогичные. Просто ни капли здравого смысла!
Я сильно удивилась такому переходу от яблок к колбасе.
— Иногда я думаю, что самый простой способ описать ход ваших мыслей — гадание на костях. Задаешь вопрос и чего это она решила, что я имел в виду одно, когда прямо сказал совсем другое? — и тянешь кость. Так и получаешь ответ, ничуть не хуже всех остальных.
Надо же… Прямо анализ провел, видимо, после длительных усиленных размышлений.
— Ты что… новую цель себе поставил? Получил первую линию на воротник и теперь перешел на изучение повадок женщин? — наобум предположила я. И увидела, как его лицо вытягивается.
— Как ты узнала? — озадачено спросил он.
— Никак. Угадала.
Он, похоже, не поверил, но и переспрашивать не стал.
— Примерно так, — согласился. — И это куда сложнее, чем предыдущая цель, если прикинуть. Вот эта твоя… Тося. Пригласила Анри танцевать, глазки ему строила, улыбалась, а щас смотрит мимо, как на пустое место! Вот как это пояснить? — завелся он. Потом подскочил и втиснувшись в разделяющие нас и лавочку кусты, раздвинул их локтями. Кусты трещали, отчаянно сопротивляясь, но в конце концов, сдались. Он стал присматриваться. Потом хмыкнул.
— Или вот, — сказал, — сидят теперь! Иди, посмотри.
Я в своем новом пышном платье тоже полезла следом, но оно так цеплялось за сухую траву и ветки, что пришлось задрать его выше колен. Так, раскрасневшись и с задранным подолом в руках, я пролезла в чащу кустов к Габрису и уткнувшись носом в последний слой веток, увидела, как Тося все так же сидит на лавке, а Анри теперь сидит рядом, сжав в ладони ее пальчики. А Тося не вырывается и даже наклонилась к нему ближе.
— Вот как это понимать? — сварливо спросил на ухо Габрис.
Я прикинула, что отвечать бесполезно. Сама бы хотела знать, что все это значит. Впрочем, задуматься стоило о другом. Когда мы полезли из кустов обратно на тропинку, наше триумфальное появление обрело зрителей в виде двух служанок, которые даже замерли, не рискуя проходить мимо. Представляю, что теперь за слухи пойдут…
Ночью я на всяких случай пыталась объяснить Яношу, что сегодня днем в кустах с Габрисом… Это не то, что можно подумать, увидев со стороны, а мы просто…
— Я даже и не думал. В колючих кустах… И в голову бы не пришло, — ответил он, опуская руку на мое голое колено и крепко прижав, провел ладонью до бедра.
И дневная Ула привычно исчезла. Та, вторая… я даже не всегда верила, что мы нечто целое. Ночная вела себя так, как я и представить себе не могла. Она вела себя не просто откровенно… а крайне бесстыже. Ну, на мой дневной взгляд. И все же я позволяла ей существовать. Отстранялась в сторону и когда в темную комнату приходил Янош, отпускала к нему — обнимать до боли в руках, целовать до распухших губ, настойчиво требовать небытия и дарить ответный покой. Для нее было жизненно важно чувствовать своими ребрами стук его сердца и прикасаться пальцами… губами и языком к коже, которая пахла так сладко, что уходя рано утром, я еще долгое время не ощущала других запахов.
Днем мы с ним практически не виделись. У Яноша было множество дел, ужинал он обычно с гостями и деловыми партнерами, а я старалась не мешать, тем более все эти залетные дельцы и представители королевского двора априори вызывали у меня неприязнь.
Вскоре, когда по некоторым относящимся к женской физиологии причинам я не могла принимать у себя мужчину, я заперла дверь, решив, что он прекрасно поймет смысл моего поступка. Так и произошло. По крайней мере, при встрече днем с его стороны никаких вопросов или комментариев не последовало. А на следующую ночь Янош и сам не пришел. На третью вообще уехал из замка и вечером не вернулся, оставшись ночевать там, куда поехал решать какие-то неотложные дела. Он и раньше часто уезжал, правда, всегда возвращался строго к ужину.
Утром, когда Тося меня причесывала — вернее училась причесывать, потому что не особо-то у нее и получалось, она вспомнила про какое-то чудо-средство для укладки волос и решила немедленно сбегать за ним к травнице. А вернувшись, принесла известие, которое не сразу решилась объявить. Но ее бледное лицо и подрагивающие губы, а особенно нечто наподобие жалости в глазах яснее ясного указывали, что дело нечисто.
— Что случилось? — жестко спросила я, за прожитое в качестве хозяйки время уже убедившись, что
