стола Ахваткин Семен — дальний родственник Коршуновых, увидев Михаила, нахмурился и отвел глаза.
Хозяин пригласил Мишку к столу.
— Спасибо за приглашение.
— Нет, ты садись, не обижай, выпей с нами.
Мишка присел к столу. Принимая из рук хозяина стакан с самогонкой, кивнул головой:
— С прибытием тебя, Кирилл Иванович!
— Спасибо. Ты-то давно из армии?
— Давно. Успел обжиться.
— И обжиться и жениться, говорят, успел? Да ты что же это кривишь душой? Пей по всей!
— Не хочу. У меня к тебе дело есть.
— Это уж нет! Это ты не балуйся! Нынче я об делах не гутарю. Нынче я гуляю с друзьями. Ежли ты по делу, приходи завтра.
Мишка встал из-за стола, спокойно улыбаясь, сказал:
— Оно и дело пустяшное, да не терпит. Давай выйдем на минутку.
Кирилл, поглаживая тщательно закрученные черные усы, некоторое время молчал, потом встал:
— Может, тут скажешь? Чего же мы будем компанию рушить?
— Нет, давай выйдем, — сдержанно, но настойчиво попросил Мишка.
— Да выйди ты с ним, чего торгуетесь? — сказал незнакомый Мишке широкоплечий казак.
Кирилл неохотно пошел в кухню. Жене, хлопотавшей у печи, шепнул:
— Выйди отседова, Катерина! — И, садясь на лавку, сухо спросил: — Какое дело?
— Ты сколько дней дома?
— А что?
— Сколько, спрашиваю, дома живешь?
— Четвертый день, кажись.
— А в ревком заходил?
— Нет пока.
— А в Вешки думаешь идти, в военкомат?
— Ты к чему это гнешь? Ты по делу пришел, так об деле и говори.
— Я об деле и говорю.
— Тогда ступай ты к черту! Ты что такое есть за кочка на ровном месте, что я тебе должен отчет давать?
— Я председатель ревкома. Покажи удостоверение из части.
— Во-о-он что! — протянул Кирилл и острыми потрезвевшими глазами глянул в зрачки Михаила. — Во- о-он ты куда!
— Туда самое. Давай удостоверение!
— Нынче приду в Совет и принесу.
— Сейчас давай!
— Оно у меня где-то прибратое.
— Найди.
— Нет, зараз не буду искать. Ступай домой, Михаил, ступай от скандалу.
— У меня с тобой скандал короткий… — Мишка положил руку в правый карман. — Одевайся!
— Брось, Михаил! Ты меня лучше не трогай…
— Пойдем, я тебе говорю!
— Куда?
— В ревком.
— Мне что-то не хочется. — Кирилл побледнел, но говорил, насмешливо улыбаясь.
Качнувшись влево, Мишка вытащил из кармана наган, взвел курок.
— Ты пойдешь или нет? — спросил он тихо.
Кирилл молча шагнул к горнице, но Мишка стал ему на пути, глазами указал на дверь в сени.
— Ребята! — с деланной непринужденностью крикнул Кирилл. — Меня тут вроде арестовали! Допивайте водку без меня!
Дверь из горницы широко распахнулась, Ахваткин ступил было через порог, но, увидев направленный на него наган, поспешно отшатнулся за притолоку.
— Иди, — приказал Мишка Кириллу.
Тот вразвалку пошел к выходу, лениво взялся за скобу и вдруг одним прыжком перемахнул сени, бешено хлопнул наружной дверью, прыгнул с крыльца. Пока он, пригибаясь, бежал через двор к саду, — Мишка выстрелил по нему два раза и не попал. Положив ствол нагана на локоть согнутой левой руки, широко расставив ноги, Мишка тщательно целился. После третьего выстрела Кирилл как будто споткнулся, но, оправившись, легко прыгнул через плетень. Мишка сбежал с крыльца. Вслед ему из дома грохнул сухой и отрывистый винтовочный выстрел. Впереди, в побеленной стене сарая пуля выхватила глину и, цокнув, осыпала на землю серые каменные брызги.
Кирилл бежал легко и быстро. Согнутая фигура его мелькала между зелеными шатрами яблонь. Мишка перепрыгнул плетень, упал, лежа выстрелил по убегающему еще два раза и повернулся лицом к дому. Наружная дверь была широко распахнута. На крыльце стояла мать Кирилла, козырьком приложив к глазам ладонь, смотрела в сад. «Надо было его без разговоров стрелять на месте!» — тупо подумал Мишка. Он еще несколько минут лежал под плетнем, посматривая на дом, и каким-то размеренным, механическим движением счищал прилипшую к коленям грязь, а потом встал, тяжело перелез через плетень и, опустив дуло нагана, пошел к дому.
Вместе с Кириллом Громовым скрылись Ахваткин и тот незнакомый казак, которого видел Кошевой, когда пришел к Громовым. В ночь еще двое казаков исчезли из хутора. Из Вешенской в Татарский приехал небольшой отряд Дончека. Кое-кого из казаков арестовали, четырех, явившихся из частей без документов, направили в Вешенскую в штрафную роту.
Кошевой целыми днями просиживал в ревкоме, в сумерках приходил домой, возле кровати клал заряженную винтовку, наган засовывал под подушку и ложился спать не раздеваясь. На третий день после случая с Кириллом он сказал Дуняшке:
— Давай спать в сенцах.
— Чего ради? — изумилась Дуняшка.
— В окно могут стрельнуть. Кровать возле окна.
Дуняшка молча переставила кровать в сени, а вечером спросила:
— Что ж, так и будем на заячьем положении жить? И зима прийдет, а мы все будем в сенцах ютиться?
— До зимы далеко, а пока прийдется так жить.
— И докуда же это «пока» будет?
— Пока Кирюшку не шлепну.
— Так он тебе лоб и подставил!
— Когда-нибудь подставит, — уверенно ответил Мишка.
Но расчеты его не оправдались: Кирилл Громов, скрывшийся вместе со своими приятелями где-то за Доном, — услышав о приближении Махно, перебрался на правую сторону Дона и отправился в станицу Краснокутскую, где, по слухам, оказались передовые отряды махновской банды. Ночью он побывал в хуторе, на улице случайно встретил Прохора Зыкова и приказал передать Кошевому, что, мол, Громов низко кланяется и просит ждать в гости. Прохор утром рассказал Мишке о встрече и разговоре с Кириллом.
— Что ж, пусть является. Один раз ушел, а в другой уже не вырвется. Научил он меня, как с ихним братом надо обходиться, и за это спасибо, — сказал Мишка, выслушав рассказ.
Махно действительно появился в пределах Верхнедонского округа. Под хутором Коньковом в коротком бою он разбил пехотный батальон, высланный ему навстречу из Вешенской, но на окружной центр не пошел, а двинулся к станции Миллерово, севернее ее пересек железную дорогу и ушел по направлению к Старобельску. Наиболее активные белогвардейцы-казаки примкнули к нему, но большинство их остались дома, выжидая.
Все так же настороженно жил Кошевой, внимательно присматриваясь ко всему, что происходило в
