При нынешнем состоянии знаний — нет. Он дает средний возраст женщины, вступающей в брак. Здесь и ждет сюрприз. Средняя цифра — 26 лет, модальная — 23 года в Бовези Пьера Губера. Почти везде в Нормандии мы имеем более высокий показатель: 62 % девушек Порт-ан-Бессена выходят замуж после 25 лет, а средний показатель превышает 27 лет.

«Смысл слова “старый” сильно эволюционировал: если Арнольф в 43 года был уже старикашкой, то женщины в 43 года, — с особым изяществом пишет Пьер Губер, — зачастую считались пожилыми женщинами». Если Марианне и Валеру, попытаемся продолжить мысль, по 18 лет, это объясняет их стеснительность. Горничная Дорина, которой 28 лет, уже не такой младенец. Она копит приданое к свадьбе. Отсюда апломб ее реплик. На замечание:

Прикройте грудь, что я не в силах зреть

— следует хлесткая отповедь:

Вы, значит, шибко падки на соблазн, А я не столь проворна к вожделенью. Меня — разденьтесь вы от головы до пят — Все ваши телеса нисколько не прельстят.

Между комической служанкой и героиней находится не просто классовый барьер — между ними барьер возрастной. Разница между двумя средними возрастами вступления в брак: возрастом господ и возрастом простолюдинов. Другая характеристика — возраст вступающего в брак мужчины зачастую несколько ниже возраста женщины в народной среде. Большой разрыв в возрасте в пользу мужа — это одна из характеристик брачного союза господ. Даже с учетом частого бесплодия юношей структура брачных возрастов при Старом порядке в среднем заставляла терять 6–7 лет возможной супружеской жизни. Возраст вступления в брак девушек был поистине контрацептивным средством классической Европы. От одного порядка к другому крупные отличия обусловливают в большинстве своем неравенство плодовитости, но брачный возраст есть в высшей степени переменная в зависимости от времени величина. Ничто так не чувствительно к конъюнктуре, как брачный возраст. В трудные времена браки откладываются. В легкие — ускоряются. В целом одним-двумя детьми больше или меньше. Все исследования после Анрипена подтверждают, что брачный возраст был ключевым моментом рождаемости в структуре старой демографии.

Таковы движущие силы плодовитости бедноты в классической Европе и ее заморских территориях в начале XVII — середине XVIII века. Следует ли задать последний вопрос? Учитывая зависимость межродовых интервалов от ранга рождения в ряде нормандских районов, мы можем сформулировать, углубившись во времени, насколько это возможно, гипотезу о боязливом мальтузианстве на базе coitus interruptus и вызванных выкидышей в некоторых ограниченных секторах европейской деревни. Мальтузианская революция — это в основном переход от исключения к правилу. После двух-трех лет мы заново и окончательно извлекли рождаемость из кладовой констант старой демографии. Но если рождаемость перестает быть параметром, чтобы вновь стать переменной величиной, то у показателя смертности для этого еще более веские основания.

* * *

Динамика провалов, демография катастроф, определяемая подъемом смертности, — вот демография шестилетней давности. Истина, отчасти устаревшая, но все-таки истина. Пьер Губер, более, чем кто-либо, способствовавший построению классической модели, мог не без оснований писать о крестьянах из Бовези своего удлиненного XVII века: «Пятеро детей — можно бы подумать: это более чем достаточно, чтобы обеспечить замену родителям, трем-четырем процентам бездетных пар, а также, возможно, и холостякам. Истинная проблема состояла не в том, чтобы произвести на свет много детей, а в том, чтобы их сохранить, довести до времени, когда они, в свою очередь, могли бы создать фертильные пары. Столь серьезный вопрос детской и юношеской смертности позволит наконец подойти к проблеме замещения поколений, которая вполне могла бы дать самые верные ключи и разгадку демографических структур старого типа». Разгадку, таящуюся скорее в смерти, чем в жизни. Примеры Пьера Губера действительно весьма суровы.

В Онёе с 1665 по 1735 год детская смертность от рождения до года — 28,8 %; от года до 4 лет — 14,5 %; от 5 до 9 лет — 3,8 %; от 10 до 19 лет — 4 %. Следовательно, до года доживают 71,2 % рожденных, до 20 лет — меньше половины, 48,9 %; если к этому добавить данные по более чем половине солоньского прихода Сен-Лоран-дез-О, то 1-я пол. XVIII века дает нам 67,4 % доживших до года и 36,6 % — до 20 лет. Сводки Дювилара, относящиеся к Франции конца XVIII века (1770–1800), ощутимо великодушны, приводя 76,75 % доживших до года, 50,2 % — до 20 лет. Все изыскания, которыми мы руководили, дают результаты, более близкие к экстраполяции на далекое прошлое сводок Дювилара, нежели цифры Пьера Губера. Пьер Губер обрисовал печальный нюанс классической Европы, суровый нюанс высокого уровня заболеваемости. Мне кажется, это заниженные цифры, и 60–65 % доживших до 20 лет не были исключительным показателем. Хорошие страны и хорошие времена. Если применить коэффициенты Пьера Губера ко всей классической Европе, налицо будет сокращение населения. С 1620 по 1750 год население Европы увеличилось на 30–40 %. Стало быть, в рамках классической Европы имело место наслоение упадочных и численно растущих человеческих ячеек. Сосуществование противоположностей в пространстве, последовательность противоположностей во времени, но алгебраическая сумма этих движений, тем не менее, прочерчивает для всей Европы 1600–1760 годов четкую кривую, слабо, но уверенно восходящую.

* * *

Некоторое количество постоянных линий обнаруживается сквозь всю Европу. Хорошо прослеживается сезонное движение свадеб. Спад на Великий пост, вторичный спад на Рождество во всех католических странах и, несомненно, православных, с утверждением реформированной традиции, не уничтожившей полностью самых старых обычаев, идущих от очень древнего прошлого, делаются менее отчетливыми. Максимум весной и летом (май, июнь, июль), осенью (ноябрь) и зимой (февраль). Кривая обусловлена фактором свободного времени, не имеющего религиозных запретов, передышками между полевыми работами (между сенокосом и жатвой, после жатвы, зимний промежуток), сезонного возрастания сексуальной активности (май, июнь, июль). Анрипен установил для Канады рубежа XVII–XVIII веков неоспоримое соотношение между температурой и ритмом зачатий. С сезонным ритмом, смещенным на целый месяц по отношению к ритму севера Франции по причине сдвига сельскохозяйственных работ. Пик наблюдается перед жатвой в августе, спад из-за интенсивной сезонной активности приходится на сентябрь.

Свадьба в классической Европе незадолго до начала XVII века испытала упрощение, которое до сего дня не принималось во внимание историками, упрощение или, точнее, драматизацию: упразднение обручения. Обручение почти полностью исчезло в XVIII веке. Оно больше специальной отметки в регистре, но это всего лишь простой намек в формуле бракосочетания. В Амфревиле, маленькой нормандской коммуне между Орном и Дивом, с 1739 по 1748 год 89,4 % обручений были отпразднованы за три дня до свадьбы. С 1757 по 1767 год 64,2 % помолвок состоялись накануне, 25,2 % — за два дня до нее.

17. Демографические структуры: Сезонность

Представленные нам сезонные изменения гораздо более контрастны, чем в наши дни.

Зачатия, разумеется, имеют весенний максимум.

В Париже колебания почти по-современному невелики, в деревне (Даммартен, Фонтевро,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату