лекарство.
Будто так трудно найти друга в нужде? Наоборот: едва мы успели подружиться с кем-нибудь, он тотчас же оказывается в нужде и уже целится перезанять у нас.
34) Как наивен тот, кто мнит, будто выказать ум и предрассудок — это хорошее средство к тому, чтобы нравиться в обществе. Напротив, в подавляющем большинстве людей эти свойства возбуждают только ненависть и злобу, тем более горькую, что они не дерзают открыто указать на ее причину, которую они стараются скрыть даже от самих себя. Происходит это следующим образом. Если кто-либо замечает и чувствует значительное духовное превосходство в том, с кем он разговаривает, то он делает про себя и не вполне сознательно вывод, что его собеседник в такой же мере заметил и ощутил ограниченность его ума. Это предположение вызывает в нем горькую злобу и ненависть (см. Мир как воля и представление, т. II, цитированные слова д-ра Джонсона и Мерка — друг юности Гете). Грациан справедливо заметил (oraculo manual у arte prudencia 240): «единственное средство достичь полного спокойствия — это облечься в шкуру скромнейшего животного». Выказывать свой ум и разум — это значит косвенным образом подчеркивать неспособность и тупоумие других. К тому же пошлая натура всегда возмущается при виде своего антипода и роль подстрекателя в этом возмущении играет зависть. На каждом шагу можно наблюдать, что удовлетворение тщеславия — наивысшее наслаждение для людей, но возможно оно лишь через сравнение себя с другими.
Никакими достоинствами человек не гордится так, как духовными, так как только ими обусловлено превосходство над животными.[28] Выказать свое решительное превосходство над ним в этом отношении, вдобавок, при свидетелях, это, конечно, величайшая дерзость, требующая отмщения, оно, вероятно, и станет искать случая отмстить нам посредством оскорбления, перейдя таким образом из области разума в область воли, где нет ни умных, ни неумных. Поэтому, в то время, как сословие и богатство всегда могут рассчитывать на уважение общества, духовные достоинства не могут и надеяться на это, в лучшем случае их игнорируют, иначе же на них смотрят как на своего рода нахальство или как на нечто, приобретенное недозволенным путем, чем обладатель к тому же дерзает гордиться, за это каждый желал бы как-нибудь его унизить и ждет только удобного случая. Едва ли даже самым скромным, тихим поведением удастся вымолить прощение за свое духовное превосходство. Сади говорит, что в Гулистане (пер. Графа, стр. 146): «Знайте, что неразумный питает в сто раз больше ненависти к разумному, чем этот — к нему». Напротив, духовная ограниченность — это отличная рекомендация. То, что для тела теплота, то для духа — ощущение своего превосходства, и поэтому каждый стремится приблизиться к субъекту, вызывающему это ощущение, притом столь же инстинктивно, как к печке, или на солнечный свет. Ощущение это доставит для мужчины тот, кто ниже его по духовным качествам, для женщины — та, кто уступает ей в красоте. Выказать пред иными людьми, хотя бы и непритворно, что уступаешь им по духу не так-то легко. Напротив, недурная девушка часто с сердечнейшей приязнью относится к ужаснейшему уроду. Физические достоинства в мужчине не очень важны, хотя, правда, что приятнее беседовать с тем, кто ниже нас ростом, чем с тем, кто выше. Мужчинам нравятся глупые и невежественные, женщинам — дурные собой, этим последним приписывают обычно доброе сердце, ведь всегда необходимо как-нибудь обосновать пред другими и пред самим собою свою симпатию. Именно поэтому всякое духовное преимущество является изолирующим свойством, его ненавидят, избегают и в свое оправдание наделяют его обладателя всякими недостатками.[29] Точно такую же роль играет у женщин красота: очень красивые девушки не находят себе не только подруг, но и приятельниц. Места компаньонки им и искать не стоит: при первом же их появлении лицо хозяйки дома хмурится: ей нет никакого расчета оттенять чужою красотою безобразие своих дочерей или собственное. Совершенно иначе обстоит дело с преимуществами в чине, ибо они, в отличие от личных достоинств влияют не в силу контраста, а подобно тому, как цвет окружающего влияет на лицо, т. е. путем отражения.
35) В нашем доверии к людям главную роль весьма часто играют леность, себялюбие и тщеславие, леность — тогда, когда, не желая собственными силами исследовать, следить или делать что-либо, мы предпочитаем верить другому, себялюбие — когда потребность говорить о наших личных делах вынуждает нас исповедаться, тщеславие — когда дела наши таковы, что мы ими гордимся. И тем не менее мы требуем, чтобы наше доверие ценили!
Наоборот — не следовало бы сердиться на недоверие: ведь недоверие — это апофеоз честности, искреннее признание ее чрезвычайной редкости, вследствие коей она принадлежит к числу вещей, в существовании которых люди сомневаются.
36) Одну из основ вежливости — главной китайской добродетели — я указал в моей «Этике», другая основа ее заключается в следующем. Вежливость — это молчаливое соглашение игнорировать и не подчеркивать друг в друге моральную и умственную нищету, благодаря чему эти свойства к обоюдной выгоде несколько стушевываются.
Вежливость — это благоразумие, следовательно, невежливость — глупость, без нужды, из одной удали наживать себе ею врагов — это такое же безумие, как поджечь собственный дом. Вежливость — подобно жетонам в игре — заведомо фальшивая монета, скупиться на нее — значит выказать свою глупость, щедро раздавать ее — вполне разумно. У всех наций письма кончаются: — votre tres humble serveteur — your most obedient servant — suo devotissimo servo — одни немцы пропускают слово «слуга», говоря, что это, дескать, ложь. Кто, однако, доводит вежливость до того, что жертвует ради нее реальными интересами, тот подобен тому, кто стал бы настоящие золотые менять на жетоны. Как воск, твердый и ломкий по природе, становится в тепле столь мягким, что способен принять любую форму, так и самых угрюмых, сердитых людей можно посредством вежливости и любезности сделать сговорчивыми и веселыми. Словом, вежливость для человека — это то же, что тепло для воска.
Правда, быть вежливым — задача трудная в том отношении, что приходится выказывать величайшее почтение ко всем людям, из коих большинство этого не заслуживает, и симулировать живейшее участие в них, в то время как нам хотелось бы вовсе о них не думать. Сочетать вежливость с гордостью — это величайшее искусство.
Нас гораздо меньше возмущали бы оскорбления, сводящиеся всегда, в сущности, к изъявлению неуважения, если бы, с одной стороны, мы не имели преувеличенного представления о наших достоинствах и ценности, т. е. не были бы непомерно горды, и с другой — дали бы себе отчет, как каждый в глубине души думает обычно о других и ценит их. Какой резкий контраст получился бы между щепетильностью большинства в отношении самых слабых намеков на критику их действий, и тем, что они услышали бы, подслушав разговоры добрых знакомых! Следовало бы помнить, что обычная вежливость — это только улыбающаяся маска, тогда мы не поднимали бы скандала каждый раз, как она сдвинется или будет снята на минуту, и что если человек становится грубым, то этим он только скидывает одежду и показывается в естественном виде. Правда, как и большинство нагих людей, он будет выглядеть весьма неприглядно.
37) Не следует брать во всех своих действиях примеры с других, так как положение, обстоятельства и отношения никогда не бывают тождественны, и различия в характере придают разный оттенок поступкам, потому, «когда двое поступают одинаково — получается все-таки не одно и то же». Следует по зрелом размышлении и основательном обсуждении, действовать сообразно со своим характером. Оригинальность необходима даже в практической жизни: иначе наши действия не будут отвечать тому, чем мы являемся на самом деле.
38) Не следует оспаривать чужих мнений: надо помнить, что, если бы мы захотели опровергнуть все абсурды, в какие люди верят, то на это не хватило бы и Мафусаилова века.
Следует воздерживаться в беседе от всяких критических, хотя бы и доброжелательных замечаний: обидеть человека — легко, исправить же его — трудно, если не невозможно.
Если бессмыслицы, какие нам приходится выслушивать в разговоре, начинают сердить нас, надо вообразить, что это разыгрывается комическая сцена между двумя дураками, это испытаннейшее средство. Кто явился на свет с целью серьезно поучать людей великим истинам, тот может считать себя счастливым, если останется цел.
39) Кто хочет, чтобы его мнение было принято, должен высказывать его спокойно и беспристрастно. Ибо всякая страстность вытекает из воли и ей именно, а не разуму, холодному
