Стикни Беула в настоящее время модель, ее фотографии часто появляются в популярных журналах — «Вог», «Харперс базаар». У нее длинные волосы, обычно распускает, и они падают ей на плечи; длинное, поразительно костлявое тело; типичный, большой, как у любой модели, рот и высокомерный взгляд, словно для нее еще не создан мужчина ни один — недостоин быть с ней рядом. Но взгляд, скорее требование профессии — вроде обязательного приложения.
Когда приходит в магазин, искренне и дружелюбно держит себя с Кристофером, бесцеремонно усаживается на корточки прямо на полу или забирается по лесенке познакомиться с книжками, лежащими на открытом месте, под рукой. Увлекается книгами о путешествиях; а поскольку работает в Париже, Риме, Лондоне, то и покупает обычно книги о далеких странах — таких писателей, как Г.-В. Мортон, Джеймс Моррис, Мэри Маккарти.
Делится впечатлениями о городах, где побывал, и прибегает при этом к ужасному языку — ничего общего с литературным. «Тебе бы приехать в Париж любое моя, покуда боши туда снова не заявились, — о-бал-деть там можно!»; или: «В Рим съезди — от восторга станешь гримасничать, как обезьяна в зоопарке, любов моя!»; или: «Ах, этот Марракеш, любов моя! Нет слов! Абсолютно изумительно — нет слов!» В Лондоне подцепила это искаженное словечко, «любов», и непременно обращается с ним ко всем окружающим.
Кристофер, конечно, понимал, что у нее это получается машинально — просто привычка, но все равно приятно ее дружелюбие — поощряет его, одобряет.
Что касается Флейшер Ребекки, она такая же высокая и красивая, как Стикни Белуа; короткие темно- рыжие волосы, бледное в веснушка лицо; конусообразные пальцы музыкантши и стройные, колеблющиеся, как ветви плакучей ивы, бедра. По субботам носит брючки в обтяжку, не скрывающие ее прелестей. Работает в компании по производству кассет — в приемной.
Ребекка, еврейка из Бруклина, никогда этого не стесняется, пересыпает свою речь смачными еврейскими словечками — «шмер», «шмук», «неббиш». При выборе книг не руководствовалась ни рецензиями ни темой, а внимательно изучает физиономии авторов на задней сторонке обложки. Если у писателя, привлекательная, благообразная внешность — тут же выкладывает за его произведение 6.95 доллара; покупает книги Сола Беллоу, Джона Чивера, Джона Херси. Метод далекий от научного, но в результате у нее в доме на полках оказывается немало хорошей литературы. Во всяком случае, в Америке метод себя оправдывает, а вот в отношении иностранных авторов — еще неизвестно, сработал бы он или нет. Еще Ребекка завоевала его симпатии тем, что купила книгу «Жалоба Портнойя», попросила аккуратно ее завернуть и отослала матери в Флэтбуш.
— Эта старая кошелка одуреет и будет сидеть неподвижно, словно Шива, полгода, покуда ее осилит, — пояснила ему Ребекка, улыбаясь счастливой улыбкой.
Кристофер — он ни за что не осмелился бы отослать матери что-нибудь более смелое, чем сочинения Д.-Д. Хенти, — по достоинству оценил либеральный дух мисс Флейшер. Пока ему не доводилось выходить антисемитом, просто возможности не представлялось. Всегда приятно слушать эту девушку — еврейку; в ее брючках, тесно облегающих бедра, — они у нее словно вторая кожа, — в манере говорить чувствовалось что-то интригующее, завораживающее. Джун говорила ему, что еврейки прямо-таки ненасытны в постели. Джун приехала из па Пассадены, и отец ее все еще искренне верил в достоверность «Протоколов Сионских мудрецов», — разумеется полагаться на ее суждения не следует. И все же, стоило мисс Флейшер войти в магазин, Кристофер принимался пристально ее изучать: манящие признаки сексуальной активности?.. Довольно долго он колебался: какое из двух имен выбрать? Потом решил — Стикни Белуа: рыжеволосая великанша еврейка для первого опыта, пожалуй, ему не по зубам. Набрал номер.
Белуа сидела под сушилкой в гостиной трехкомнатной квартиры с кухней — снимали вместе с Ребеккой, — а та красила ей ногти ярко-красным лаком с жемчужным отливом. Гладильная доска, на которой Ребекка гладила волосы подруги, добиваясь, чтобы они стали походи на ровную, живую, блестящую накидку яркого атласа, все еще лежала на месте. Беула, через склоненную над ней голову Ребекки, нервно поглядывала на часы на плите декоративного камина.
Самолет прилетает в аэропорт Кеннеди в три пятнадцать, а сейчас десять сорок утра. Каждое утро, по субботам девушки укладывали друг другу волосы и покрывали лаком ногти, — если в их обычный распорядок не вторгались какие-то иные развлечения. Но сегодня не обычное субботнее утро, по крайней мере для Беулы, — слишком нервничает, призналась она вряд ли ей удастся сделать Ребекке хорошую прическу. Да ей все равно отвечала Ребекка на этот уик-энд у нее нет ради кого стараться.
На прошлой неделе она порвала со своим парнем. Работал он на Уолл-Стрите и даже принимая во внимание, что дела там в настоящее время идут ни шатко ни валко, располагая доходом, который удовлетворил бы любую кандидатку на брак с ним. У семьи его постоянное место на фондовой бирже, вполне надежное, основательное; Уолл-стрит в один прекрасный день не рухнет, не исчезнет с лица земли (что вполне вероятно), никакая серьезная опасность ему пока не угрожает. К тому же, судя по всему, он приближается к браку, как белочка к земляному ореху — очень осторожно, хотя, конечно, голод не тетка. Но неделю назад он попытался побудить Ребекку принять участие в оргии на Восточной Шестьдесят третьей улице. Пригласил на вечеринку, не предупредив, что ее там ожидает. Ребекке все очень понравилось — великолепная вечеринка, гости разодеты в пух и прах, шампанское течет рекой, еды сколько угодно… В общем, о'кей — до той минуты, когда присутствующие стали дружно раздеваться.
— Джордж, да ты, оказывается, привел меня на оргию! — Ребекка наконец догадалась, какую злую шутку с ней сыграли.
— Что ты, дорогая! — возразил Джордж. — Это тебе только так кажется.
— Немедленно отвези меня домой! — потребовала она. — Здесь не место для порядочной девушки — еврейки из Бруклина.
— Ах, ради Христа! Когда же ты перестанешь быть порядочной девушкой — еврейкой из Бруклина! — Он спокойно снимал с шеи галстук фирмы «Графиня Мара».
Ребекка решительно направилась к двери.
И вот теперь, в наступившую субботу, ей не перед кем хорошо выглядеть. Поработала еще над ногтями Беулы — у нее ведь есть перед кем покрасоваться в три часа пятнадцать минут сегодня днем, — если только эти чокнутые авиадиспетчеры не задержат самолет из Цюриха где-нибудь между Нантукет и Аллентауном, штат Пенсильвания, часиков эдак на пять, что уже не раз бывало.
Фотография того, кто прибывает сегодня в аэропорт Кеннеди, стоит, в серебряной рамочке, на краю стола в гостиной; вторая, в кожаной, — на комоде в спальне Беулы. На обеих карточках — человек в костюме лыжника: он лыжный инструктор в Сен Антоне по имени Джирг. Прошлой зимой Беула провела там целый месяц. На фотографии в гостиной он снят на ходу: аккуратно сложенные вместе, перевязанные лыжи лежат на плече, осыпая фигуру лыжника сзади снежным, пушистым дождиком. На фотографии в спальне — стоит неподвижно, на загорелом лице блуждает добрая улыбка, волосы развеваются на ветру, как у мальчишки, как у Жана-Клода Килли, в общем, демонстрирует фотографу белоснежные, крепкие зубы и весь свой типично тирольский шарм. Ребекка находила его слишком смазливым, слишком приторным — используя эпитет, придуманный для Джирга самой Беулой. Когда подруга рассказала об этой встрече, Ребекка откликнулась так:
— В какой-то своей пьесе Джон Осборн утверждает, что от любовной связи с лыжным инструктором разит вульгарщиной.
— Англичане ревниво относятся к кому бы то ни было, — обиделась Беула, потому что потеряли свою империю. Говорят что в голову приходит.
Никакой вульгарщины в их отношениях и в помине, — напротив. Обычно с мужчинами все по другому здесь в городе: вечно подолгу ищешь такси под дождем; просыпаешься в семь утра, чтобы не опоздать на работу; перехватываешь на скорую руку в «Гамбургер хейвн», с беспокойством думая, что скажут его скучные друзья о ее «показушном» наряде; прислушиваешься к его нудным жалобам на коллег.
В горах все по-другому: ходят в лыжных штанах; повсюду сверкает снег, словно рассыпанные бриллианты, а морозными ночами блестит освещенное яркими звездами небо. А какие большие, просто громадные сельские кровати, с пышной периной. И у всех здоровые, розовые лица. Как все же приятно быть постоянно вместе, и днем и ночью, в компании невероятно ловких красивых молодых людей, которые идут на риск, чтобы покрасоваться перед вами; как вкусно есть в уютных горных хижинах, угощаться подогретым бодрящим вином, слушать веселые австрийские песни — их поют соседним столом, наблюдать, как все
